В комментариях внешнеполитических аналитиков о первом сезоне «Игры престолов» на телеканале НВО подчеркивалась ее, якобы, основополагающая тема политического реализма. Так, один писатель заявил, что телешоу и романы Джорджа Р.Р. Мартина, на которых оно основано, «явно демонстрируют власть силы над правдой»; другой соглашается с коллегой: «В этом жестком мире относительных выгод ожидаемым стандартом поведения становится политический прагматизм». Однако при более пристальном взгляде на «Игру престолов» напрашивается другой вывод.
Конечно, жизнь в Вестеросе бедная, унылая, жестокая и короткая, поэтому серия романов Мартина «Песнь льда и огня», а также телесериал Дэвида Бениоффа и Дэна Б. Уайсса полны Гоббсовых метафор, макиавеллевских интриг и силовых игр в духе Карра. Однако более глубокая подоплека состоит в том, что один лишь реализм не может принести удовлетворение и успех, а лидеры, пренебрегающие этическими нормами, нуждами маленьких людей и миром природы, подвергают себя большой опасности. Маневры своекорыстных действующих лиц на пути к власти приводят не к стабильному балансу сил, а скорее к нерациональному хаосу; трюкачество и погоня за краткосрочными целями отвлекает игроков от подлинно животрепещущих вопросов выживания и стабильности человечества.
На первый взгляд, кажется, что в сериале уделяется недостаточно внимания этическим нормам и чести. Нормы – коллективные убеждения о правильном поведении действующих лиц – иногда затрагиваются, но обычно лишь для того, чтобы предвосхитить или оплакать их нарушение. Так, первая книга и сезон начинается с эпизода, в котором Нед Старк объясняет своему сыну правила исполнения казней, но заканчивается она тем, что Старка не по правилам казнят за его наивность. Однако большей частью персонажи ведут себя по правилам: Кейтилин не смогла бы пленить Тириона, если бы знаменосцы ее отца не сохранили верность присяге, а Тирион не смог бы освободиться от ее хватки, если бы нормы «царского правосудия» не взяли верх над желанием Лайзы казнить пленника (и желанием Кейтилин удержать заложника). Даже сильные персонажи иногда следуют правилам к собственному краткосрочному разочарованию и ущербу.
Общественные отношения в Вестеросе поддерживаются не только через обряды преломления хлеба, договорные браки и выполнение обещаний, но также с помощью вероломства и подлых ударов в спину. Сила правил подчеркивается их периодическим нарушением. Повелители и цари не меньше чем клятвопреступники наказываются за нарушение обычаев и договоренностей – либо явно, либо через неспособность обратить жесткую силу в материальный успех. Вопреки утверждению Серсеи, цари не всегда могут «делать то, что хотят»: Нед и рыцарство, которое он представлял, могут показаться проигравшими в конце книги и первого сезона; однако пренебрежение Джоффри фундаментальными стандартами правосудия будет преследовать его, как это случилось с его предшественниками.
Истинная мораль истории в том, что в случае пренебрежения хорошими правилами хаос и разрушение становятся неизбежными подобно тому, как в рассказе Фукидида о Милосе, где он описывает смерть Перикла и падение Афин, сила и власть, лишенная справедливости, не может сохранить сопутствующие ей выгоды. Некоторые полагают, что в этом суть драмы Фукидида.
В Вестеросе, как и в нашем мире, нормы оказывают влияние, стимулируя определенное поведение и определяя идентичность, а это, в свою очередь, формирует мотивацию, интересы и стратегию людей. Следуя правилам и нормам Ночного Дозора, обычные преступники преображаются в защитников окружающего мира. Жители Дотраки отличаются от обитателей Вестероса не только этническим происхождением, но и культурными нормами в отношении смерти, секса, кухни и путешествий. Короче, власть и нравственные нормы – это решающие факторы, и самыми мудрыми действующими лицами оказываются те, кто понимают, как использовать и то и другое.
В «Игре престолов» важны все сословия, в том числе люди, находящиеся на дне общества, а не только власть предержащие, что так свойственно системе реализма. Мартин использует многочисленные повороты сюжета, чтобы вынудить зрителя увидеть мир элит глазами управленцев, проституток, бастардов и карликов. Даже явно маргинальные персонажи вынуждены размышлять о своих относительных преимуществах — например, когда Тирион критикует Джона за то, что тот распускает нюни по поводу своего незаконного происхождения, а Брана — за хандру из-за своих ограниченных возможностей в процессе воспитания в замках.
Наверно, чаще всего в военной литературе и политической сфере в целом игнорируется образ врага. Однако в «Игре престолов» даже деспоты, цареубийцы, палачи и работорговцы очеловечиваются и помещаются в контекст. Как отмечает Адам Сервер, «Монстры Толкиена –действительно чудовища.… но большинство монстров Мартина — это люди. Когда вам уже кажется, что они достойны ненависти, Мартин пишет главу от их имени, вынуждая вас считаться с их точкой зрения». Он показывает, как вопросы взаимоотношений полов; расовые, классовые и возрастные особенности, а также инвалидность или неполноценность в совокупности предопределяют разные формы и степени влияния в обществе Вестероса, равно как и различия в материальных возможностях. Более того, смешивая все в одну кучу, он напоминает читателям, что эти категории не постоянны, но часто могут быть сконструированы и переформатированы: сильные и симпатичные вдруг оказываются немощными; князья и принцы становятся рабами; вельможные дамы внезапно превращаются в работниц конюшни, а бастарды становятся командирами.
На самом деле именно в этом состоит загадка власти из «Битвы королей», и о ней можно прочитать в одном из трейлеров к «Сезону 2»: «В комнате сидят трое великих мужей: король, священник и богач со своим золотом. Между ними стоит наемный солдат – маленький человек простого происхождения и небольшого ума. Каждый из великих и сильных мира велит ему убить двух других: ‘Сделай это, – говорит ему король. – Ведь я твой законный повелитель’. ‘Сделай это, – говорит ему священник. – Я повелеваю тебе во имя богов’. ‘Сделай этой, – говорит богач, – и все это золото будет твоим’. Так скажите мне: кто из них будет жить, а кто умрет?» Ответ из книги: «Это зависит от решения наемного воина». Другими словами, подчеркивается непризнанная сила низших сословий. Крестьяне, пехота, моряки, управляющие, гражданские служащие, кузнецы, мельники и другие ремесленники – социальный фундамент для элиты. От их преданности зависит ее благополучие: усиление или падение. В сегодняшнем академическом реализме нет места столь изощренной социальной теории, но альтернативный и критический взгляд на вещи ставит ее во главу угла.
Наверно, ничто не подчеркивает эту мысль лучше, чем изображение отношений между полами. Вестерос и его окрестности, конечно, наполнены мужским шовинизмом, но едва ли это делает сериал и романы сексистскими, как утверждают некоторые. Скорее они вынуждают аудиторию трезво взглянуть на реальное положение с отношениями между полами в феодальном обществе и на жестокую реальность той эпохи. Откровенное описание Мартином сцен распутства, сексуального насилия, незаконной торговли, браков по принуждению и противозаконных действий опровергает миф о том, что рыцари и армии существуют для защиты женщин и детей, равно как и политический миф о том, что государства существуют для того, чтобы защищать страны от внешних угроз. В стандартном произведении в жанре «фэнтези» женские персонажи, не подыгрывающие этим мифам, обычно подвергаются наказанию (сравните Эовин с Арвен из «Властелина колец»). У Мартина все иначе: Санса – единственный персонаж, верящий в рыцарское благородство – изображается прискорбно наивной девушкой.
Более сильные женские персонажи в мире Мартина на самом деле ограничены гендерными нормами; но вместо того, чтобы быть их олицетворением, они возмущаются по поводу уготованной им роли и стараются обходить препятствия, встречающиеся на их пути. Каждая из них предпринимает феминистские выпады против реалистичного повествования об искусстве государственного управления и мировой политики, не принимающего во внимание гендерную проблематику. Кейтилин опирается на свою материнскую силу, чтобы вести за собой армию сына. Дейенерис, вдохновленная тактикой мягкой силы, которой она научилась у своей горничной, захватывает власть после смерти своего мужа, используя ее, в числе прочего, для проведения феминистской освободительной политики в землях за Узким морем. Серсея беспощадно использует свою красоту и семейные связи, но постоянно рискует прельститься теми самыми гендерными сценариями, которыми она так умно манипулирует. Одичалая Оша в беседе с Теоном играется с гендерными нормами и классовым обществом Вестероса, а затем, играючи, выбрасывает их на свалку истории в пользу откровенного эко-либертарианства. Арья отказывается от тех ролей, которые общество определило для нее как девушки, а воины Бриенна и Аша (имя которой в телесериале было изменено) идут разными путями к власти на мужских условиях.
Наконец, «Игра престолов» предполагает критику близорукого акцента на национальной безопасности и ее приоритета над потребностями отдельных людей и коллективным благом — эта тема более созвучна доктрине безопасности человека, нежели классическому политическому реализму. Подумайте о внешней политике Дейенерис — рабыне-невесте, ставшей бедуинской королевой Дотрака. Ее муж и ребенок мертвы, у нее мало последователей, нет территории, она доведена до отчаяния, но вынуждена начать второй сезон с мягкой силы, честолюбивых устремлений и заботы об угнетенных. Начальники племен не доверяют ей, но беженцы и бывшие рабы стекаются под ее знамена, и ее нравственная позиция чрезвычайно важна, поскольку помогает ей приобретать все больше власти в землях за Узким морем. Дейенерис приходится делать непростой выбор; она олицетворяет собой противоречия и заканчивает поиском ответа на слишком знакомые вызовы, ограниченные возможности гуманитарной интервенции и либерального империализма. Но она пытается уравновесить требования власти и принципа вместо того, чтобы ударяться в цинизм или безразличие – едва ли это стандартная реакция реалиста.
Тем временем экологическая катастрофа угрожает всем, пусть даже большинство игнорирует эту угрозу. История Северной стены – далеко не аллегория с целью реформы иммигрантского законодательства, и сила, удерживаемая в данном случае под контролем. Это ошибочное мнение, будто индустриальная цивилизация может устоять перед меняющимися силами природы. Лозунг «Грядет зима» понимается как буквально, так и иносказательно: планетарные силы движутся медленно, но неумолимо к кульминационной развязке, хотя вражда между королями и королевами отвлекает их от более крупного плана тех событий, которые происходят в мире. Это рассказ о коллективных действиях: Ночной Дозор отправляет все более отчаянные сигналы тревоги, но в ответ видит лишь недоуменное пожимание плечами. Угроза со стороны упырей придает термину «безопасность людей» новый смысл: у Вестероса появляется общая угроза, против которой его обитатели могут объединиться. Но даже с учетом такой угрозы сотрудничество для них – трудный выбор. В конце концов, ответом станут альянсы с варварскими ордами Севера, населяющими периферийные области – первыми жертвами экологических перемен. Эти альянсы приведут к драматичным компромиссам в политической культуре, поскольку пришельцы приносят свои представления о политике, обществе и религии. Аргумент вполне ясен и понятен: если существующие структуры управления не могут справиться с глобальными угрозами, они должны либо эволюционировать, либо потерпеть полный крах.
Сага Мартина гораздо менее консервативна и имеет гораздо более весомый трансформационный потенциал, чем это может показаться на первый взгляд, если попытаться извлечь из нее внешнеполитические уроки. Будучи притчей о последствиях ничем не сдерживаемого политического прагматизма, она не воспевает силу и власть предержащих, но бросает им вызов и ставит им неудобные вопросы. Общество — это сложный организм, роли и идентичности в нем переменчивы и условны, а разделение чревато катастрофой. Здесь действительно земля драконов.
Опубликовано на сайте Foreign Affairs
