Следующий разговор по этой теме - с Тимофеем Нестиком - крупнейшим специалистом в России в области социальной психологии времени. С одной стороны, - это доктор наук, а с другой - широко востребованный на рынке бизнес-услуг специалист. Его суждения аналитичны и обоснованны, а взгляд на вещи реалистичен.

Социологические исследования говорят о том, что у россиян короткий горизонт планирования. Почему так происходит?

Горизонт планирования в России, действительно, невелик, — около 3 лет. И, что важно, как у населения, так и у бизнеса. С чем это связано? Дело в том, что будущее представляется нам как не зависящее от наших усилий. Опросы среди молодежи показывают: более половины респондентов не верят в то, что хоть как-то могут влиять на будущее своей страны.

Люди перестают доверять не только друг другу, но и общественным институтам: правительству, бизнесу, некоммерческим организациям и СМИ. Только что вышел международный мониторинг уровня доверия Edelman Trust Barometer — впервые за долгую историю наблюдений жители 20 из 28 изученных стран не верят в то, что система работает адекватно. Более 75% опрошенных по всему миру не доверяют своим правительствам. В России зафиксирован самый низкий уровень доверия среди всех стран — социальным институтам доверяют только 31% россиян.

Нехватка доверия — это ключевой фактор, который затрудняет постановку долгосрочных целей. В рамках исследования управленческих команд мы предлагали топ-менеджерам российских компаний назвать причины, которые мешают долгосрочному планированию. Чаще всего звучала ссылка на неопределенность правил игры и сложную, быстро меняющуюся внешнюю обстановку. Но когда мы начали разбираться во взаимосвязи разных причин, самым весомым оказался фактор доверия — друг к другу, к инвесторам, к собственнику. Именно от него зависело, насколько далеко будет планировать компания. То же самое можно увидеть и в масштабе всего общества.

Существует ли индивидуальное будущее отдельно от коллективного?

Как показывают исследования в области эволюционной психологии, способность планировать родилась в кооперации между людьми ради решения сложных задач, которые позволяли нам выигрывать как сообществу, а не каждой особи по отдельности. У человека сама способность мыслить вдолгую связана с экономикой коллективного блага.

Чем более разнородна сеть общения, чем шире социальные категории, в которые люди себя включают, тем больше они готовы задумываться о будущем. Одно дело, когда мы отождествляем себя с маленькой группой «своих», с семьей, и другое дело — когда с людьми одной религии, с россиянами, со всем человечеством.

И чем шире наша сеть контактов, тем точнее наши прогнозы о будущем. В свое время американский исследователь Филип Тетлок попросил экспертов, в основном по международным отношениям, дать свои прогнозы. Оказалось, что их точность напрямую зависела от того, насколько человек интересуется мнением других экспертов, перепроверяет свое мнение. И, напротив, чем более глубоким экспертом был человек, чем больше он был уверен в своей правоте, тем менее точно предсказывал события.

Что происходит, когда уровень доверия в обществе снижается?

Если широкой сети контактов нет, а уровень доверия в обществе невысок, то мы начинаем общаться только с теми, чье мнение совпадает с нашим. Это эффект «эхо-камеры», хорошо известный на примере социальных сетей — идеи распространяются в закрытой среде «френдов», адресаты которой соглашаются друг с другом и слушают сами себя. Между «своими» и «чужими» растет граница, и это приводит к тому, что принято называть ксенофобией. Мы проводили исследование на большой выборке в течение нескольких лет и выяснили, что чем выше уровень интолерантности, тем короче временная перспектива и тем меньше человек считает себя способным влиять на будущее страны.

В одной из своих работ Вы писали, что человек по-разному оценивает свое будущее в зависимости от его удаленности…

Да, есть интересная закономерность, которую мы обнаружили в представлениях разных социальных групп о будущем. Оказалось, что разные временные диапазоны, горизонты будущего, выполняют разные психологические функции. Долгосрочное будущее мы склонны оценивать более позитивно, а ближайшее будущее, напротив, недооценивать. Здесь речь идет о защите позитивной самооценки — если нас не устраивает настоящее, мы можем компенсировать это за счет того, что в будущем все сложится. Поэтому, думая о ближайшем будущем, мы как бы намеренно занижаем планку, чтобы в случае чего не слишком расстраиваться. Это механизм совладания с рисками — по большому счету будущее служит костылем для решения наших текущих проблем.

А какова роль прошлого в восприятии будущего?

На этот вопрос отвечает концепция сбалансированности временной перспективы. Известный психолог Филип Зимбардо, последние 25 лет занимающийся психологией времени, обнаружил, что наибольшего социального успеха добиваются те люди, которые дают своему прошлому позитивную оценку. Наше личное прошлое может быть наполнено разными событиями, в том числе негативными: травмами, трагедиями. Но и в них можно видеть важный ресурс. Это дает людям устойчивость к стрессам.

Нечто подобное существует и на уровне групп — те, кто позитивно оценивает свое прошлое, характеризуются более высоким уровнем доверия и способностью к долгосрочному планированию. Поэтому очень важно, чтобы мы, работая с будущим, говорили не только о том, как изменятся наши технологии, но и о том, что мы успешно делали раньше и как на это можно опираться в дальнейшем.

Чем чревато негативное отношение к прошлому?

В прошлом году мы изучали отношение людей к глобальным рискам, в том числе к угрозе ядерной войны. Выборка состояла из студентов, но результаты все равно интересны. Есть респонденты, которые считают допустимым применение ядерного оружия при определенных обстоятельствах. Они обладают рядом качеств — позитивная оценка своей группы (патриотизм), фатализм в отношении будущего и негативное отношение к прошлому. Для сторонников радикальных мер прошлое служило источником травм.

С точки зрения текущей ситуации это довольно опасный механизм, ведь увеличить число своих сторонников можно, запугивая их страшными угрозами, которые ждут нас в будущем. В обществе риска, где доверие к миру фундаментально подорвано, использование коллективных страхов может быть очень востребовано. Эффект усиливается благодаря соответствующему алармистскому дискурсу, который складывается в медиа.

Мы это наблюдаем сегодня на примере политиков, которые приходят к власти в Европе и в США. Их популярность связана с коллективными страхами населения. И это та дилемма, которая возникает сегодня и в России. Да, нагнетание коллективных страхов дает эффект мобилизации общества. Но страх — это низкооктановое топливо, с помощью которого мы можем рвануть вперед, но которое очень быстро сгорает.

В обществе риска, где благосостояние — меньшая ценность, чем безопасность, большое влияние неизбежно получают силовые структуры. Такое общество характеризуется низким уровнем доверия, социальным цинизмом и низкой договороспособностью. Есть целый ряд экспериментов, которые показывают, что в состоянии коллективной тревоги люди склонны к непродуманным, радикальным решениям. И не способны найти нестандартные решения, которые позволили бы справиться с проблемами.

Есть мнение, что Россия – страна с особым путем развития. Такая установка способствует разговору о будущем?

Когда мы говорим, что Россия — страна с особой судьбой, мы пытаемся подтвердить свою позитивную идентификацию. Это своего рода защитная реакция, характерная для многих стран, вступивших в эпоху неопределенности. Правда, очень важно понимать, что поиск исключительности или рассуждения о «великой державе, которую мы потеряли» могут завести нас в психологическую ловушку.

Когнитивный механизм, который тут проявляется, называется «эффект рамки». Если ставить проблему через отрицание — как не оказаться уволенным, как не обострить социальные противоречия и так далее — мы провоцируем себя на выбор проторенных дорожек. Мы запускаем механизм, который в когнитивной психологии известен как эскалация приверженности принятому решению. Вместо того, чтобы придумывать что-то новое, видеть мир в его сложности, мы начинаем упрощать, воспроизводить те поступки, которые мы уже совершали, но которые в этот раз могут и не сработать.

Сегодня у людей уже начинает формироваться образ России будущего?

Когда в ходе фокус-групп или глубинных интервью социологи спрашивают людей, как они представляют себе будущее России, обычно получается достаточно мутная картинка — нет ярких образов, которые были бы накоплены нашим воображением. Это неудивительно. Возьмем пример популярной культуры: каждый год выходит порядка 800 сериалов, но меньше 1% из них посвящены сценариям будущего.

Впрочем, в размышлениях о будущем тоже есть одна психологическая ловушка: нам гораздо труднее прогнозировать собственное поведение и чувства, чем технологический прогресс сам по себе. Это ограничение зашито в нас природой. Парадокс в том, что наше поведение предсказать более точно могут другие люди. Это явление широко используется в социальном прогнозировании, когда мы нередко обращаемся к мудрости толпы.

Поэтому Россия в 2035 году — это образ, который мы можем рисовать прямо сейчас, но опираясь при этом лишь на собственное воображение, на своего рода память о будущем, которая сформирована блокбастерами, литературой и чужими прогнозами.

Какой элемент наиболее важен для построения успешной страны к 2035 году?

Как мы уже говорили, архаизация, обращение к прошлому — это защитная реакция общества в ответ на неопределенность. Через прошлое мы поддерживаем свою самооценку, но ведь можно делать это и через будущее. В этом случае мы начинаем сознательно формировать позитивную повестку, строить коллективные мечты. Но это невозможно, если люди не верят в свою способность влиять на судьбу страны. И здесь огромное значение приобретают инструменты диалога, возможность представителей разных групп высказать свою позицию.

Я бы снова провел аналогию с корпоративным миром. Есть большая традиция корпоративных форсайтов — размышлений о будущем в крупных компаниях. Нефтяная компания Shell, например, сформировала команду футурологов, которые разрабатывают различные сценарии, и не только по энергетике. Я общался с Ангелой Уилкинсон, которая больше 10 лет проработала в этой команде. По ее рассказам, прогнозы часто не сбывались, но их ценность была в другом. Все сценарии, которые они генерировали, обеспечивали повод для того, чтобы собрать топ-менеджеров, которые могли без галстуков разговаривать о будущем, согласовывать разные точки зрения.

В быстро меняющемся мире поддержка диалога, а не способность директивно обозначить цель и двигаться к ней стройными рядами, становится действительно востребованной.

Как именно диалог о будущем способен изменить наше общество?

Когда мы обсуждаем будущее, мы запускаем механизм самосбывающихся прогнозов, хотя и не осознаем этого. Мы не столько прогнозируем, сколько придумываем это будущее, делаем тот или иной сценарий более вероятным просто за счет того, что начинаем говорить о нем. Мы создаем ткань будущего, переплетая свои планы с замыслами других людей.

Исследования свидетельствуют о том, что чем больше мы работаем с будущим, поддерживаем диалог, тем меньше уровень насилия в обществе. У меня есть предположение, что сознательная работа с будущем через втягивание людей в планирование карьеры, life-long learning и другие коллективные проекты помогает нам понять, насколько мы взаимосвязаны с другими социальными группами, непохожими на нас. Это дает возможность снижать уровень насилия не просто через позитивную картинку будущего, которая была и в тоталитарных мегапроектах XX века, но и через множество локальных социальных инициатив по улучшения качества жизни.

Продолжение по ссылке http://www.russia2035.ru/nesti...

Рейтинг публикации:

0




Комментарий от редакции:
Публикуем исключительно дабы показать какими позитивными с виду являются скрытые манипуляции. Обратите внимание на контекст и задачи управления сознанием  с скрытыми призывами к дестабилизации и внушении мемов недовольства. 

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: