Как иностранный язык меняет мораль?

У многих людей, которые говорят более чем на одном языке, часто возникает ощущение, что в каждом из этих языков он — несколько другой человек. Возможно, что и моральный компас показывает в разные стороны, в зависимости от того, каким языком мы пользуемся в настоящее время?

Этот вопрос недавно заинтересовал психологов, изучающих нравственное поведение человека. В нескольких исследованиях они сфокусировались на том, как люди думают об этических проблемах на неродных им языках. Практическое измерение этой проблемы заключается в том, что делегатам международных институтов, как, например, ООН, часто приходится принимать решения, пользуясь именно официальным языком, а не родным. Как оказалось, когда люди оказываются перед моральной дилеммой, они склонны ее решать по-разному, если ее сформулировать родным или иностранным языком.

В 2014 году команда психологов под руководством Альберта Косты предложила участникам психологического эксперимента решить этическую «дилемму трамвая»: представьте, что трамвай едет по рельсам, на которых лежат пять человек. Вы можете нажать рычаг, который направит трамвай на соседние рельсы, на которых лежит один человек. Итак, вы можете принести в жертву одного человека, но спасти пятерых. Вы нажали на рычаг?

Большинство людей отвечает утвердительно. Но если дилемму переформулировать таким образом, чтобы им уже пришлось не просто нажать рычаг, а сбросить беднягу на рельсы, чтобы остановить трамвай, то большинство людей ответила бы категорическим «нет», хотя в обоих сценариях один человек приносится в жертву. Команда Кости решила установить, как люди будут отвечать на эту дилемму, если ее сформулировать для них родным языком и языком, который они изучили на более позднем этапе жизни. Как оказалось, ее презентация на иностранном языке существенно увеличила количество желающих сбросить жертву с моста, чтобы остановить трамвай. Если таких было не более 20% в случае родного языка, то количество тех, кто услышал о ней на иностранном языке возросло до 50% (эксперимент проводили на английском и испанском — в англоязычной группе, овладевшей испанский, и испаноязычной группе, овладевшей английским; обе группы продемонстрировали одинаковый процентный рост сторонников «жестких действий» в случае формулировка дилеммы на неродном языке).

Другое доказательство того, что иностранный язык сдвигает моральные границы личности, нашла психолог Джанет Гейпель. Участникам исследования предложили перечень поступков, которые хотя и не наносят физического ущерба, но осуждаемы обществом. Речь шла, например, о добровольной инцестной связи между братом и сестрой или о том, как кто-то сварил и съел своего пса после того, как его сбила машина. Как оказалось, те, кто читал эти истории на иностранном языке (эксперимент проводили на английском и итальянском), были менее склонны их осуждать их героев, чем те, кто читал их на родном.

Почему на наши моральные выводы влияет язык? Одно объяснение состоит в том, что моральные решения можно выносить двумя противоречивыми способами, руководствуясь быстрым и часто поверхностным «чувством» или глубоким размышлениям о нравственном благе. Если мы пользуемся чужим языком, то подсознательно выбираем второй способ, ведь понимание иностранного языка требует больше интеллектуальных усилий, чем родной. Это тоже, кстати, объясняет, почему люди делают меньше рассеянных ошибок в математических задачах, которые написаны сложным для восприятия шрифтом.

Другое объяснение состоит в том, что родной язык, который мы усваиваем в детстве, является для нас более насыщенным эмоциональными красками, чем язык, который мы освоили в академической среде. Как следствие, нравственные проблемы, сформулированные на чужом языке, вызывают слабый эмоциональный отклик, чем те же проблемы, сформулированные на родным.

Кроме того, язык, на котором мы общаемся, накладывает отпечаток на память о лично пережитых эмоциональные ситуациях, в которых мы его использовали. Билингвы скорее вспоминают события, если их проводит к этому тот язык, который они в то время использовали. Как следствие, язык, на котором мы общались в детстве — а чье детство прошло без эмоционально насыщенного опыта любви, гнева, удивления, стыда или наказания? — насыщен для нас глубоким, личным и эмоциональным содержанием. Зато язык, который мы освоили в более позднем возрасте, вглядываясь в словарь или сидя перед экраном монитора, входит в наше сознание эмоционально выхолощенным в сравнении с тем, как его воспринимают люди, для которых он родной.

Убедительные доказательства того, что родной язык вызывает более глубокую эмоциональную реакцию, чем иностранный, приводит психолог Кэтрин Харрис. Измеряя степень эмоционального возбуждения с электрическими импульсами кожи (электропроводность кожи растет во время выбросов адреналина), она предложила этническим туркам, которые позже изучили английский, словесные пары на обоих языках. Некоторые слова были нейтральными («стол»), тогда как другие были табуированными («дерьмо») или содержали моральное осуждение («Позор тебе!»). Как оказалось, кожа участников эксперимента демонстрировала повышенную сензитивность к табуированным словам, если их подавали на родном языке. Однако наибольшая связь «язык — реакция» проявлялась в случае осуждающих выражений: участники практически игнорировали их на английском, но очень возбуждались, когда они звучали на турецком. Некоторые из них даже сообщили, что слышали их голосами близких родственников. Если родной язык может вызвать воспоминания о наших ранних преступлениях и наказаниях, то нечего удивляться, что он влияет и на моральные выводы, которые мы делаем.

Данное явление получило дополнительное подтверждение в недавнем исследовании, опубликованном в журнале Cognition. Оно включало сценарии, в которых добрые намерения вели к плохим последствиям (кто-то жертвует бездомному куртку, из-за чего его бьют те, кто думает, что он ее украл) или хорошие результаты наступали вопреки сомнительным намерениям (семейная пара усыновляет ребенка-инвалида только затем, чтобы получать на него социальную помощь). Когда участники эксперимента читали эти сценарии на иностранном языке, они склонялись к предоставлению большего (по сравнению с тем, когда читали их на родном) значения в оценке их последствий, чем намерениям. Это противоречит предыдущим выводам, согласно которым чужой язык побуждает мыслить более глубоко, ведь в других исследованиях ученые доказали, что тщательные размышления заставляют человека глубже оценивать именно намерения, которые лежат в основе тех или иных действий.

Однако, этот эксперимент подтверждает вывод, что чужой язык притупляет эмоциональный ответ и вызывает меньше сочувствия к людям с благородными намерениями и меньшее возмущение к людям со злыми. Это согласуется с данными клинических исследований, в которых люди с повреждением вентромедиальной префронтальной коры (участок мозга, отвечающий за эмоции) также делали больший акцент на последствиях, чем на причинах.

Каково же настоящее моральное «Я» многоязычного человека? Или именно моральные воспоминания, память об эмоционально насыщенных ситуациях научили нас понимать, что такое «добро» и «зло»? Или суть этических категорий постигается скорее чистым разумом, свободным от подсознательных ограничений? Окончательная точка в этой давней философской дискуссии так и не поставлена.

Источник: Julie Sedivy, How Morality Changes in a Foreign Language

06.10.2016

Рейтинг публикации:

5

Комментарии (2) | Распечатать

Добавить новость в: