Из истории либеральной мысли

23-01-2016, 07:12 | Политика / Социальные явления | разместил: sasha1959 | комментариев: (0) | просмотров: (1 096)

Из истории либеральной мысли

Еще одна заметка из "Вопросов истории" -- Представления идеологов либерализма в начале XX в. о государстве. Автор: В. В. Вострикова
Любопытно, что идеи, изложенные этими "либералами", вовсе не кажутся привычными для нынешнего понимания либерализам.

А маркером я выделил то, что неплохо характеризует митинг в Грозном)) (очень нудные, но местами занимательные отрывки из статьи"):
"...среди идеологов нового российского либерализма не все (хотя и многие) были юристами. Государственно-правовые теории отечественных либералов проанализированы в работах А. Н. Медушевского, но он не ставил своей задачей исчерпывающее освещение взглядов этих мыслителей по вопросам теории государства.

Все они представляли себе государство как общественный союз, где в качестве объединяющей силы выступает государственная власть. Однако в понимании ее сущности наблюдались расхождения. В. М. Гессен, М. М. Ковалевский, Г. Ф. Шершеневич, Ф. Ф. Кокошкин, Б. А. Кистяковский подходили к этому вопросу с позиций волевой теории: политическая власть - это отношение государственной воли к воле подданных, господство первой над второй. Власть трактовалась как отношения господства и подчинения, складывающиеся между субъектом властной воли (тем, кто обладает способностью влиять на другого и добиваться поставленных целей) и объектом властного воздействия (тем, кто поступает в соответствии с содержанием властного воздействия).

Другая точка зрения была представлена Л. И. Петражицким и Н. М. Коркуновым.
Они рассматривали государственную власть как психический феномен.
По Петражицкому, "государственная и вообще общественная власть есть не воля и не сила, вообще не нечто реальное, а эмоциональная проекция, эмоциональная фантазма", в основе которой лежат эмоционально-интеллектуальные переживания правового типа: во-первых, императивно-атрибутивное сознание одними своего права повелевать, и, во-вторых, императивно-атрибутивное сознание других, что они должны повиноваться. Коркунов достаточным условием для возникновения отношений властвования считал наличие сознания зависимости у подвластного, причем последнее не обязательно должно было проистекать из действительного факта зависимости одного лица от другого.

Осмысление сущности государственной власти, необходимое для понимания мотивов подчинения власти, позволяло разработать тактику политических реформ.

В частности, Шершеневич считал, что в основе такого важнейшего мотива подчинения государственной власти, как традиция, лежит явление психической преемственности: "Человек психологически подчиняется тому, к чему привык". В этом он видел причину безропотного повиновения недальновидным политикам и жестоким тиранам и, напротив, противодействия новому, пусть даже прогрессивному, но необычному в политической жизни: "Новый порядок, даже если он лучше прежнего, вызывает критику. Каждая ошибка новой власти для нее опасна, а старой власти прощают даже крупные ошибки".
Устойчивость монархической формы правления во многом обусловливалась традиционализмом, а при политических реформах требовалось учитывать силу традиции.

Это соображение стало одним из факторов, предопределивших закрепление в программатике либерального движения (до 1917 года) монархического принципа.

по мнению П. Б. Струве, восприятие государства только как социального явления не позволяло осмыслить его в "истинном существе", превращало "живую ткань государства" "в мертвое орудие, в безжизненный механизм". Помимо "социальной техники", указывал он, в государстве есть "нечто от божественного начала", оно "существо мистическое". "С точки зрения индивида и его разума - государство сверхразумно и внеразумно", - писал Струве.
С помощью властных отношений оно иррационально связывает воедино отдельных индивидов, "заставляет их жить в себе и собою".

Струве государство представлялось некоей "соборной личностью", особым аспектом "сверхличного человеческого бытия".

По мнению Струве, утверждение религиозной, божественно-космической сущности государства есть лучшее противоядие против "идолопоклонства перед эмпирическими формами и выражениями государственного начала".

Вместе с тем он полагал, что такое, мистическое понимание может породить представление о государстве как высшей самостоятельной субстанции, живущей собственной, отдельной от составляющих его личностей жизнью. И тогда этому существу "охотно приносятся в жертву реальные интересы объединенных в государственном общении людей".

А поскольку существо это фантастическое, в действительности не существующее, отмечал Струве, то на место его "тотчас становится более или менее обширная группа живых людей, для которых очень удобно давать своим, подчас низменным, интересам высокую государственную санкцию".
По его убеждению, "никакие коллективные образования человеческого духа не ведут существования особого и отдельного от живых человеческих индивидуальностей". Именно личность является "не только самой подлинной реальностью, но и единственным известным нам из опыта субъектом" общественных отношений, а потому права личности всегда "должны стоять выше посягательств какого-либо коллективного, сверхиндивидуального целого, как бы оно ни было организовано и какое бы наименование оно ни носило".

Позднее, в эмиграции, пережив крушение российской государственности в 1917 г., Струве пришел к иному пониманию проблемы: "Государство, как идея и соборное существо, выше всякого отдельного "эмпирического" человека, хотя бы он был монархом, - писал он, - государственная необходимость должна - в интересах государства и самой монархии - превозмогать монаршую волю, как эмпирическую единоличную волю".

Государство рассматривалось в российской либеральной мысли не только как общественный и религиозно-мистический феномен, но и с точки зрения его правовой природы. Принципы либерализма не могли быть реализованы вне правового государства, без ясных правовых норм, регулирующих отношения индивидов между собой и с государством. В этом вопросе в то время в зарубежной, прежде всего немецкой, науке господствовала теория государства как юридического лица.

Юридическая интерпретация служила своеобразным фундаментом для ряда положений либеральной концепции правового государства. Во-первых, государство рассматривалось в таком случае не как физическое лицо монарха, а как совокупность правовых институтов, и тогда ни один из элементов политической системы не был мог "выступать от государства в целом".

Отсюда следовало, что и суверенитет как свойство государственной власти принадлежит всему государству, а не к какому-либо одному элементу политической системы (народу, народному представительству, правительству, монарху). Избегнуть двух крайностей - революционного народного суверенитета и феодально-монархического принципа - позволяла компромиссная форма правления - конституционная монархия. При этом предполагалось наличие договорных отношений государства и общества, центральных и местных органов власти, признание взаимных прав и обязанностей. Это давало возможность обоснования автономных прав национальных образований, различных общественных объединений, личности гражданина перед лицом государства.
-----------
Убежденные в необходимости деятельного участия общества в совершенствовании государственных форм, либералы отвергали органическую теорию, уподоблявшую государство живому организму, когда думают, что все государства, подобно живым организмам, неизбежно проходят какие-то определенные стадии развития, например, этап конституционного устройства. На самом деле ход истории более сложен, непредсказуем. Как указывал Ковалевский, ложное представление о естественном, независимом от воли людей развитии государства могло вредить в практической политике.

С точки зрения либеральных идеологов, материалистические концепции происхождения государства также отражали исторический процесс односторонне, искаженно. Как отмечал Кокошкин, теория насилия Л. Гумпловича и теория экономического материализма К. Маркса и Ф. Энгельса основывались на ошибочном и политически опасном тезисе о насилии как доминирующем факторе государственности. По его мнению, теорию Маркса опровергала эволюция форм государства, магистральным направлением которой являлась демократизация политической жизни.

По иной причине отвергал теорию экономического материализма Коркунов. С его точки зрения, "из взаимной борьбы общественных классов не может возникнуть чего-либо возвышающегося над ними, над их рознью и враждой, объединяющего их общностью интересов". Другое дело, если принять во внимание международную борьбу. "Так как в этой борьбе государств участвуют нации как целые, со всеми составляющими их общественными классами, - писал он, - то борьба эта необходимым образом объединяет общественные классы, составляющие каждое государство, и приводит не к односторонней зависимости одного класса от другого, а к общей взаимной их зависимости друг от друга".

А потому, по мнению Коркунова, именно международную борьбу следует признать основной причиной возникновения государств. Очевидно, что предложенная им однофакторная теория, отличающаяся от отвергнутых им предшествующих теорий, в частности от теории Гумпловича, только пониманием главного фактора, по сути, имела сходство с ними.

Против односторонности в решении этого вопроса выступал Кокошкин. В генезисе государства он считал необходимым разграничивать два процесса: исторический и психологический. Первый представлял собой реконструкцию на основе обобщения исторических фактов, относящихся к процессу образования государства и государственной власти, а второй - протекавшее параллельно изменение индивидуальной и общественной психологии - мотивов подчинения государственной власти.

Рассматривая исторический аспект, первичной формой общественной организации Кокошкин считал родовые союзы. Хотя признаком, объединявшим в них людей, выступала кровная связь, основанием самого существования этих союзов была общность интересов, прежде всего экономических. Только в общении с себе подобными человек мог добыть средства к существованию и сохранить жизнь. Фактическое слияние общих и личных интересов (первобытная гармония, по Кокошкину) не требовало никакой организации. Потребность в ней появилась, когда общим интересам союза стали противопоставляться, во-первых, интересы сталкивающихся с ним других союзов и, во-вторых, особые индивидуальные и групповые интересы внутри самого союза, формирующиеся вследствие возникновения частной собственности и имущественного расслоения. С целью защиты общих интересов - обеспечения обороны от внешних врагов и сохранения внутреннего порядка - в рамках родоплеменного союза выделилась особая группа людей, обладавших властью над соплеменниками. Этот тип власти Кокошкин назвал родоплеменным.

На дальнейшее развитие власти повлияло отделение скотоводства от земледелия. Переход племен земледельцев к оседлости усилил потребность во внешней защите (кочевники могли уйти от опасности, земледельцы - нет). Помимо того, с появлением земельной собственности возросло имущественное расслоение, что потребовало больших усилий для сохранения внутреннего порядка. Но главной причиной замены родоплеменной организации власти властью государственной стала охрана территории, поскольку стало невозможным разрешение внутренних споров прежними методами, например, уходом недовольных в другую местность. Такова "картина внешнего процесса образования государства".

Внутренний же процесс "совершается в человеческом сознании при подчинении власти".

Личная власть образуется, когда одно лицо, благодаря социальному положению, договору, физическому превосходству, личному обаянию и т.п., занимает руководящее положение.
В итоге устанавливаются отношения типа подчинение-господство, которые в процессе взаимного психического влияния людей распространяются в социальной группе, одновременно усиливаясь.

Создается определенная психическая атмосфера, воздействующая на каждого отдельного члена группы как некая самостоятельная, не зависящая от него сила, заражающая индивида коллективным чувством подчинения. "Человек повинуется властвующему, - пояснял Кокошкин, - уже не [только] в силу своего личного отношения к нему, но и в силу того, что ему повинуются другие; за велениями властителя он чувствует не только его личный авторитет, но и поддерживающую этот авторитет коллективную силу всех остальных участников общения". Таким образом власть постепенно отрывается от первоначального личного корня, начинает опираться на новый фундамент - общественное настроение и переходит в новое качество - власть общественную.

Однако власть, основанная лишь на общественном настроении, непрочна: настроение имеет преходящий характер, может перемениться под влиянием множества факторов.

Ее устойчивость возрастает, когда со временем в сознании людей утверждается представление об обязанности повиноваться власти, формируется привычка. Общественное настроение постепенно трансформируется в общественное признание, порождающее юридическую норму - обычное право. Получив опору в обычае, "власть приобретает прочность и уже не зависит в такой мере, как прежде, от случайных мимолетных колебаний общественной психики". Она также обретает абстрактный характер, перестает ассоциироваться с конкретной личностью, что, в свою очередь, делает возможным установление общего порядка перехода власти от одного лица к другому.

Со временем создается основанный на обычае юридический порядок передачи власти, наследственный или избирательный в зависимости от конкретно-исторических условий. Этим "завершается процесс превращения власти из личной в общественную; власть совершенно теряет индивидуальный характер и делается абстрактным учреждением".

Процесс формирования государственной власти не сводится, как считал Кокошкин, только к непроизвольному, непреднамеренному порождению взаимного психического влияния людей.

По его мнению, необходимо учитывать и сознательную человеческую деятельность, направленную на установление и поддержание власти.

Сознательное отношение к власти проявляется уже на ранних стадиях исторического развития, когда отдельные лица, социальные группы борются за власть как средство для достижения своих целей. Борьба за власть "способствует пробуждению сознательного отношения к власти и со стороны тех членов общежития, которые не принимают непосредственного участия в этой борьбе".

Поясняя эту мысль, Кокошкин писал, что в периоды анархии, временного безвластия, неизбежные в ходе борьбы, большинство населения оказывается в худшем положении, нежели при какой бы то ни было власти, и убеждается на опыте в необходимости власти вообще.

Смена различных форм власти делает возможной сравнительную оценку их и сознательное предпочтение той или иной формы. В итоге, "наряду с безотчетным подчинением, коренящимся в чувствах и привычках", формируется "сознательное повиновение... основанное на разумном убеждении", власть рационализируется.

Таким образом, оформление государственной власти предстает в интерпретации Кокошкина как результат взаимодействия двух элементов: стихийного - инстинктивного подчинения, основанного на чувствах и привычках, и сознательного - рассудочного повиновения, вытекающего из рациональных мотивов.

Значение психологического фактора в генезисе государства отмечали и другие либеральные мыслители.

Утверждающееся сознание общности интересов, взаимной зависимости друг от друга, подкрепляемое принудительной силой, ведет к возникновению различных союзов.

Под влиянием теории Г. Тарда Ковалевский приписывал большую роль в процессе образования государства "психическому воздействию личностей, способных к инициативе, к творчеству, на массы, не способные ни к чему иному, как к подчинению своей деятельности чужому примеру и руководительству".

Либеральные теоретики изучали роль психологического фактора не только в процессе возникновения государства, но и в ходе дальнейшей политической эволюции. Отмечая постепенную неуклонную рационализацию политической жизни, Кокошкин ставил ее в связь с демократизацией политики - вовлечением широких слоев населения в процесс сознательной политической деятельности.

Обращает на себя внимание единство методологических установок у большинства либералов. За редким исключением, они были сторонниками многофакторного подхода. Различие воззрений проявлялось в определении самих факторов. Например, Кокошкин, наряду с психологическим, указывал на территориальный, экономический, социальный фактор и фактор внешней угрозы, а Шершеневич делал упор на три последних фактора.

Опираясь на исторические факты, Кокошкин утверждал, что действия власти определяются конкретными интересами - личными, групповыми либо более широкими общественными. Личные интересы властителя могли иметь преобладающее значение лишь на начальном этапе формирования государства. В дальнейшем эгоистическим стремлениям властвующих лиц противопоставляются как сдерживающая и умеряющая сила требования, предъявляемые к власти подданными. Первоначально эти требования облекаются в религиозную форму. В средневековой Европе церковное учение об обязанностях и ответственности власти перед богом послужило основой для формирования представления о том, что власть для правителя есть не индивидуальное право, а обязанность по отношению к народу. Но сколько-нибудь крупное государство представляет собой слишком обширный и сложный механизм для того, чтобы его можно было всецело обратить на служение интересам одного или нескольких лиц. Если же носители власти преследуют исключительно свои личные интересы, это чревато или полным разложением государственного механизма и, как следствие, государственным переворотом, или утратой юридически властвующими лицами реальной власти и фактическим переходом ее в другие руки30.

Более серьезное влияние, чем интересы отдельных лиц, оказывают на государственную деятельность интересы преобладающего класса, но и они не могут всецело предопределить ее направление, поскольку неизбежно сталкиваются с чаяниями других социальных групп, со стремлением непосредственных носителей власти к независимости, а также с силой общественного мнения.

В результате, резюмировал Кокошкин, "направление государственной деятельности представляет собой известного рода компромисс между различными индивидуальными и групповыми стремлениями. Но компромисс между противоположными целями возможен лишь при условии признания участвующими в компромиссе сторонами высшей, объединяющей цели. Такой высшей, общепризнанной целью является общественный интерес".

Осознание этого властвующей элитой и массами, по мнению Кокошкина, может происходить под давлением практической необходимости - в силу обострения социальных антагонизмов, либо в результате способности людей отрешиться от индивидуального и классового эгоизма, но, так или иначе, именно в защите общественного интереса заключается идея политической деятельности, а значит, и цель государства. Аналогичного взгляда придерживался Кистяковский. "Общее благо - вот формула, в которой кратко выражаются задачи и цели государства", - писал он. Косвенное подтверждение того, что подлинная сущность государства заключается в отстаивании солидарных интересов людей, Кистяковский видел в стремлении даже "наиболее жестоких форм государственного угнетения" оправдать свою политику "соображениями о пользе и нуждах всего народа".

По мнению Кокошкина, наиболее удачно понятие общественного интереса определил И. Бентам: наибольшая сумма блага для наибольшего количества лиц.

Действительно, "при оценке каждой государственной меры с точки зрения общественного интереса, принимается в расчет и количество лиц, интересам которых служит эта мера, и количество пользы, которое она приносит каждому из них в отдельности. С точки зрения общественного интереса может быть одобрена не только мера, направленная на интересы большинства, но и мера, преследующая интересы меньшинства, если эти интересы весьма серьезны, а, напротив, создаваемые ими для большинства неудобства незначительны (например, закон об отдыхе торговых служащих)". При этом Кокошкин добавлял, что должны приниматься в расчет не только интересы живущих в данный момент сограждан, но и интересы будущих поколений.

Рассматривая общественный интерес как основополагающую цель государства, либералы указывали на недопустимость попрания под этим предлогом интересов отдельных личностей. Стремление к общественному благу должно сочетаться с охраной и действенной гарантией прав каждого гражданина. Лозунг защиты общественного интереса, указывал в частности В. А. Маклаков, не может служить поводом для принуждения человека забыть собственные интересы, жертвовать собой ради других. В противном случае, пророчески предостерегал он, создается такое государство, которое под предлогом общего блага превращает людей в рабов меньшинства.

Серьезную опасность для прав и свобод граждан представлял свойственный государству "инстинкт политического самосохранения", проявлявшийся в стремлении к защите государственной организации от посягательств извне и изнутри. Иначе понимал инстинкт государственного самосохранения Струве, который считал, что государство должно стремиться не столько к самозащите, сколько к наращиванию своего могущества, усилению своей власти внутри страны и за ее пределами. "Переставая исполнять это самое важное, наиболее тесно связанное с мистической сущностью государства назначение, власть начинает колебаться и затем падает", - писал он. Отсюда заинтересованность каждой отдельной личности в укреплении государственной мощи как гарантии сохранения государства - квинтэссенции, энергетического стержня национальной культуры. Таким образом, лозунг государственного могущества являлся для Струве основой согласования отношений личности и государства, недаром он призывал признать государственное могущество общественной ценностью36.

Конкретизируя основные направления государственной деятельности, либеральные мыслители прежде всего выделяли охрану правопорядка, допускавшую применение принуждения по отношению к гражданам (подданным), которые теми или иными действиями создают угрозу для нормального функционирования общественной системы либо для нормальной жизнедеятельности других граждан.

Проблема государственного насилия имела для либералов огромную практическую значимость ввиду широкого использования принудительных методов российской властью. Либеральные теоретики отмечали, что государство является легализованным "монополистом принуждения".

Признавая государственное насилие соответствующим определенной стадии развития общества, либеральные мыслители приписывали ему "временный и преходящий характер", верили в постепенное сокращение принудительной функции государства по отношению к личности за счет усиления воспитательной и образовательной функций. Кистяковский возлагал надежды на творческую созидательную силу личности, которая "не может мириться с тем, чтобы государство, долженствующее осуществлять солидарные интересы людей, занималось истреблением и уничтожением их". Таким образом, политическим идеалом мыслился правовой порядок, при котором использование государством репрессивных функций сведено до минимума, определяемого правилами общественной солидарности.

Если в отношении отдельных граждан государство, по мнению этих теоретиков, являлось "исключительно охраняющей силой", то в отстаивании общегосударственных интересов ему принадлежала более активная роль, вытекающая из стремления государства занять достойное место в системе международных отношений.

Как писал Струве, "всякое живое государство всегда было и будет проникнуто империализмом", то есть заботой о внешней мощи. Более того, в ряде государств идея внешнего могущества является приоритетной, так что ее достижению подчиняется внутренняя политика. Однако Струве вынужден был признать, что в XIX - начале XX в. мировое лидерство принадлежало государствам, в политике которых стремление к внешнему могуществу сочеталось с организацией внутренней жизни на либеральных принципах.

Международный авторитет государства определялся также и успехами национальной экономики, а значит, экономической политикой государства.

В российской либеральной мысли начала XX в. было представлено понимание государства как общественного, правового и религиозно-мистического феномена.

Сформулированная ими многофакторная теория происхождения государства с повышенным вниманием к психологической стороне этого процесса обогатила отечественную общественную мысль.

Обоснованное идеологами нового либерализма положение об активной социальной роли государства сопровождалось перенесением акцента с репрессивной функции государства на его созидательную деятельность. Для либералов государство выступало не столько как сила принуждения, сколько как аппарат управления, гармонизации социальных отношений.

Показательно и стремление либеральных мыслителей рассматривать эти проблемы через призму нравственности. В их интерпретации государство предстает как фактор нравственного роста не только отдельных личностей, но и общества в целом. Уже само осознание личностью своей принадлежности к государственному союзу, утверждал Струве, позволяет ей возвыситься над эгоистическими сиюминутными потребностями, жить в духовном единении с себе подобными, а не в "физическом столплении" и "физической давке". Соответственно, либералы постоянно привлекали внимание к нравственным аспектам политики".

Источник: vbulahtin.

Рейтинг публикации:

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в:

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

» Информация

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии