Особенности реализации коммуникативно-цивилизационных переходов

В свое время Э. Тоффлер все развитие человечества распределил на три этапа: аграрная цивилизация, индустриальная и информационная. Доминирующие средства производства на каждом этапе разные. Сегодня страны, принадлежащие к информационной цивилизации, делают свой ВВП именно с помощью информации.

Но сегодня резко возросла роль информационных механизмов в любой стране и мире.  Это имеет существенные последствия для всех важных сфер развития. Например, как следствие, другими на сегодня становятся бизнес, политика, военное дело, государственное управление и, конечно, революции. Именно эти сферы идут впереди по следующим причинам:

— они обладают большим финансированием,

— они базируются на долгосрочном планировании, поскольку работают как бы с будущими объектами,

— они влияют на национальную безопасность страны.

Информационный компонент позволяет осуществлять ускоренными темпами ряд важных процессов: создавать новые элиты, выстраивать и удерживать национальную идентичность, осуществлять модернизацию страны, поддерживать национальную картину мира.

Самым ярким примером результативности информационного компонента является то, как введение книгопечатания Гутенбергом породило национальные государства, то есть создало современную модель мира. Правда, это достаточно долгий процесс. Но как пример потом он снова повторился на примере появления в Индии прессы, которая также активизировала национальное самосознание и в результате колонизаторы-англичане отступили.

Информирование само по себе не является целью, а только инструментарием для последующих изменений, которые могут произойти в индивидуальном и массовом сознании, в трансформации социосистемы. Мы имеем как бы развилку из двух целей: передача информации и переключение в голове, к последнему ближе всего подходит военный термин «операции влияния — influence operations».

Почему коммуникация может нести подобные последствия? Почему самые сильные трансформации в виде современных революций являются практически всегда коммуникативными, начиная с холодной войны?

У Дж. Аркиллы мы можем найти следующее обоснование. Он разделил информацию на два типа (Arquilla J., Ronfeldt D. Looking ahead: preparing for information-age conflict // In Athena's camp. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 1997). С одной стороны, это то, что передается. И это и есть основное представление об информации. Но он предлагает еще одно. Информация — это то, что лежит в основе любой структуры. Сменив эту «ядерную» информацию, мы будем вынуждены поменять и всю структуру, которая на ней базировалась, из нее вырастала.

Что делала перестройка? Активно меняла именно «ядерную» информацию, в результате чего то, что находилось в ореоле, оказалось выкинутым на помойку. И наоборот — возвращала из небытия фигуры, о которых давно забыли. И это в результате привело к смене всей структуры — СССР распался, и на его базе возникли новые образования.

Исходя из разделения информации на ядерную (первичную) и вторичную, удар по социосистеме может иметь следующие виды:

— разрушение ядерной информации,

— разрушение информации вторичного порядка, которая на следующем шаге может вести к изменению ядерной информации,

— постепенная замена ядерной информации,

— постепенная замена вторичной информации.

Ядерная информация является глубинной, она может попадать на поверхность в редких вариантах, например,  в виде лозунгов, слоганов. Она реализуется в текстах, в которых сохраняется иерархия общества, заданная ядерной информацией. Основной запрет для порождения текстов состоит в непротиворечивости их принципам ядерной информации.

Примерами замены, а не разрушения ядерной или вторичной информации в истории СССР могут служить диссиденты, шестидесятники, которые хотя и порождали прямые или косвенные антивластные сообщения, но они все равно находились на периферии массового сознания. 

Как государства и общества могут защищаться от подобного рода интервенций, направленных на смену базовой информации? Государства, именуемые тоталитарными, вводят мощнейшее цензурирование. Таким образом «антиядерные» информационные потоки проходят мимо таких государств. Свою «ядерную» информацию серьезным образом защищают все страны. Для этого реализуется вариант, который можно представить себе в виде модели защиты своего Текста. Однако для этого есть два подхода:

— выстраивание «забора», который защищает,

— выстраивание сильного Текста, который не боится чужих интервенций.

Если СССР пошел по первому пути, то Запад по второму. Правда, Запад использовал для этого не только политическую пропаганду, которая идет сверху вниз, но и социологическую пропаганду, которая выстраивается в горизонтальной плоскости как воздействие окружающей действительности на массовое сознание. Об этом в свое время писал Э. Эллюль (Ellul J. Propaganda. The formation of men's attitudes. — New York, 1973). 

Государства в принципе всегда создают выгодную для себя информационную среду. Россия, к примеру, контролирует три федеральных канала, которые и смотрят 60-70% населения, а в интернете, где такой контроль затруднен, удерживает свою точку зрения с помощью собственных интернет-изданий. При этом некоторые передачи смещены на поздний час, когда их смотрит так называемая «ночная Россия», которая не является решающим фактором для власти.

Телевидение как инструмент власти выполняет задачу интерпретации действительности. В противном случае в головах воцарил бы хаос. Однако телевидение делает это достаточно специфическим способом. Например, Д. Дондурей считает, что российское телевидение выполняет в том числе и такую функцию: «У большинства населения страны усилиями телевидения, газет и радио целенаправленно сохраняется мощнейшая привязка к советскому сознанию посредством непрерывного воспроизводства советских мыслительных парадигм, советских объяснительных матриц. Это огромная и очень специальная работа чрезвычайно выгодна элитам политической и экономической власти».

При этом он считает, что это дает власти возможность выстраивать свою модель мира, где все свое, включая суверенную демократию, в результате чего в страну не идут инвестиции, что позволяет элитам удерживать квази-советскую модель зависимости населения от власти.

И еще одна цитата, которая раскрывает тот крен в сторону развлекательности, в котором сегодня функционирует телевидение. Д. Дондурей говорит: «За неделю на нашем ТВ говорится о кухне в сто раз будет больше, чем за год — о Толстом, Достоевском и Чехове вместе взятых! А ведь это — единственные три русских фамилии, которые знает все человечество. Этих писателей проходят в любой школе мира — от Южной Африки до Исландии и Аляски. Эти три фамилии знает весь мир. Наверное, еще Чайковского. Но за последние годы вы не услышите на основных телеканалах страны ни одной передачи о том, что, мол, давайте-ка в 8 часов вечера поговорим о том, прав ли был Достоевский».

Как видим, коммуникация создает ту цивилизацию, которая ей соответствует. Все революционные изменения строились как раз на том, чтобы вывести информационный компонент на функционирование на шаг вперед. Тогда он заставляет перестраиваться политический и экономический компоненты.

Когда сегодня телевидение работает только на развлекательность, когда отсутствуют познавательные передачи и документальные фильмы, то понятно, что о никакой модернизации страны не может идти речь. Она также невозможна без соответствующей поддержки со стороны науки и образования. Эти процессы может отразить следующая таблица:

И внешние, и внутренние силы пытаются влиять на системы принятия решений. Более конкретно это принимает вид влияния на индивидуальное или массовое сознание. Это может быть влиянием на системы хранения и обработки информации, которые в традиционном виде могут быть библиотеками и системами образования. Можно изучать одно и забыть другое. Можно тиражировать массово нужный текст, а ненужный издавать только для специалистов.

Еще одним применением коммуникаций стали революции и терроризм. Медийная картинка революций несет им новых сторонником и международное участие. Когда же революции выходят на международный уровень, с ними уже трудно бороться жестко. Без соответствующей медийной картинки были бы невозможны ни бархатные, ни цветные революции. Это все коммуникативные революции, ею же была и перестройка, которая использовала властные медийные ресурсы для распространения антивластных месседжей. Если 5 канал периода оранжевой революции выступал как оппозиционный, то его месседжи вполне естественно могли быть оппозиционными. Но властные каналы периода перестройки с этой точки зрения не могли передавать оппозиционные месседжи, которые в результате и разваливают страну.

В принципе считается, что телевидение как доминирующее средство не может нести радикальные месседжи. Этот полюс скорее принадлежит интернету (см., например, — Behr von I. a.o. Radicalisation in the digital era. — Santa Monica, 2013). Суммарно эти разные виды радикализации, которые мы проходили, с помощью коммуникации мы можем свести в следующую таблицу:

При этом как книгопечатание ушло от Библии, так и в период перестройки передачи, сделанные для того, чтобы удержать молодежь в системе провластной ориентации, стали рупором антивластной риторики (см., например, о создании «Взгляда» или «До и после полуночи» в воспоминаниях Л. Кравченко [Кравченко Л. Лебединая песня ГКЧП. — М., 2010]). То есть КГБ и Гостелерадио создали в результате рупор для трансляции антивластных месседжей.

Все революции «громят» базовую информацию, например, 1917 год провозглашал «мир — хижинам, война — дворцам» или «весь мир насилья мы разрушим, кто были никем, тот станет всем». Это базовая иерархия общества того времени, которая менялась на противоположную. Если в карнавал иерархия меняется временно, то в революции навсегда.

Движущими силами революции часто становится «обиженный» социальный класс. Непризнанная появившаяся на тот момент буржуазия породила французскую революцию. Оранжевая революция имела в качестве своей базы средний класс. Но поскольку средний класс опять оказался под молотом государства, пришел Майдан-2.

Однотипно в терроре важную роль играет телевидение. Например, Д. Дондурей подчеркивает следующее: «Без телевидения террор в постиндустриальном медийном обществе вообще не имеет смысла». И еще: «Телевизор работает как основной инструмент распространения этого чувства — непреодолимой опасности и как сам удар по чувству безопасности. Очень важно, что террор в этом смысле анонимен. Есть только короткие периоды времени, когда мы знаем или узнаем фамилии жертв, террористов, спасателей, тех, кто был посредником на переговорах. Все это уходит. В отличие от войн старого типа здесь практически не существует героев».

Современные социальные сети облегчают формирование протестных движений. Дискуссии в интернете облегчают, закрепляют и усиливают радикальные взгляды. То есть то, что книга делала через поколения, теперь совершается за срок меньший, чем одно поколение.

А. Росс, бывший одно время техническим «гуру» Госдепартамента, а сегодня попавший под запрет въезда в Украину как «лучший специалист в мире по организации революций через социальные сети», видит последствия внедрения социальных медиа в следующем виде:

— технология ускоряет политические изменения,

— социальные медиа делают слабые связи сильнее,

— лидерство распределяется на больший набор акторов,

 — социальные медиа помогают организовывать новостные циклы для внешнего мира.

В интервью газете «День» А. Росс рассказал, что его прадедушка эмигрировал из Киева в Чикаго в 1895 году. В этом интервью он подчеркивает, что любая технология является лишь средством. Людей же интересует содержание, которое с помощью технологии передается.

Общество не является однотипно думающим и действующим организмом. Более «уязвимая» социальная прослойка, которая более сильно чувствует несправедливость, выступает в роли социального «будильника» для остальных. Вспомним роль народников в дореволюционной России или роль интеллигенции в СССР, которая то в виде шестидесятников, то в виде диссидентов пыталась пробудить народное сознание. Они запускали в страну иные типы месседжей. Естественно, что антивластные тексты вызывали сопротивление властей.

Социосистемы для своего развития требуют определенного разнообразия, которое вступает в противоречие с требованиями политической цензуры. СССР времен застоя является как раз примером периода, когда политическое цензурирование становится важнее развития. Новые смыслы тогда перестали поступать в социосистему. Она стала материально благополучной в физическом пространстве, но неблагополучной в информационном и виртуальном пространствах. Возникла нехватка разнообразия виртуального порядка.

СССР стал слишком стар в своем функционировании, чтобы удовлетворять интересы молодого поколения. И когда в 1985 г. на сцену реально вышло молодое поколение, оно в результате привело к смене власти. Именно такой прогноз на трансформацию СССР давала в свое время компания Шелл (Schwartz P. The art of long view. — New York etc., 1996). И хотя ЦРУ против него возражало, именно Шелл оказалась права.

Социосистемы динамично изменяются. Вырастают новые социальные слои, которые начинают влиять (или пытаются влиять) на принятие решений. Если социосистема не хочет видеть этих изменений, она начинает торможение в своем развитии. Но ее все равно пытается изменить сформировавшаяся новая молодежь (см., например, о креативных кампаниях «Демократического Альянса» в Майдане-2). Сегодня речь идет уже о приходе к власти в 2020 году нового поколения вообще по всему миру (Luntz F.I. What Americans really want... really. — New York, 2009). А это поколения имеет совсем другие ценности. И мир с неизбежностью существенным образом изменится.

Правда, Россия, к примеру, констатирует, что их поколение-2020 не будет сильно отличаться от нынешнего. При этом странным является то, что по одному из последних опросов 60% жителей России являются потенциальными или фактическими эмигрантами. И это самый высокий показатель из всех стран-участниц опроса. После России с большим отрывом идут Австрия, Италия и Марокко — имея по 18% соответственно.

Новая информационная действительность в виде социальных медиа принесла новые вызовы для государств. По поводу их Р. Томпсон написала, что они являются эффективным средством радикализации и рекрутирования новых членов, поскольку они всегда там, где находится пользователь (Thompson R.L. Radicalization and the use of social media  // Journal of Strategic Security. — 2011. — Vol. 4. — N 4). Это исследование опирается на исследование массовых протестных акций, совершенных с помощью социальных медиа: Филиппины (2001), Испания (2004), Молдова (2009), Египет (2011). Во время протестных акций в Греции (2008, 2011) организаторы также использовали социальные медиа. Поэтому исследование рекомендует лидерам, работающим в сфере национальной безопасности, быть знакомыми с информационными технологиями, развивать разведывательные и полицейские инициативы, которые могут обнаруживать, сдерживать и уменьшать технологические угрозы, рассматривая социальные медиа как основной способ радикализации.

Коммуникация является самым эффективным способом внесения изменений в этот мир. Поэтому она будет стоять в центре всех изменений. Как книга изменила структуру мира, так Интернет сделает то же самое. Он построит новую карту мира, где точкой отсчета станет виртуальная, а не физическая реальность.

Рейтинг публикации:

0

Комментарии (3) | Распечатать

Добавить новость в: