…Взвод из дюжины подростков в разнопёром камуфляже с потёртыми десантными рюкзаками и пятилитровыми бутылями из-под воды в руках внезапно перешёл на бег и попытался от меня оторваться. Я продолжил спокойно шагать к глубокому оврагу, в котором они скрылись. Ускоряться не было никакого желания.
До горизонта раскинулся шикарный пейзаж — холмы, покрытые цветущими лугами, деревенька за оврагом, солнце, белоснежные облака и бездонное небо над головой. Детишки протоптали в траве такую просеку, что потерять группу было невозможно. Да и поле это не располагало к догонялкам. Разок попытавшись срезать путь, я тут же выяснил, что в деревне кто-то держит корову, и явно не одну.
За полчаса до этого я прибыл под Тулу, чтобы отразить в СМИ жизнь военно-патриотического детского лагеря «Резерв-2014». Дивизия встретила меня двумя огромными, совершенно не десантными пушками (кажется, А-19), щитами агитации с её историей, ГАЗ-66 на постаменте, аккуратными еловыми аллеями и двумя десантниками на КПП, в чьи обязанности входило катать на тележке здоровый бетонный блок, перекрывающий въезд в часть. Сама часть оказалась небольшой, в ней размещался гвардейский ремонтно-восстановительный батальон. Всё как обычно, если бы не дети.
Детский лагерь численностью до роты занял два ряда низеньких домиков, выкрашенных в синий цвет и крытых потемневшим от времени шифером. Хотя слово «домик» не передаёт лаконичности конструкции. Представьте себе дощатый треугольник, поставленный на землю. Внутри вешалка и широченная Г-образная лавка на восемь человек с полкой под ней. На каждого — две простыни, одеяло, подушка. Розеток нет, из электричества только лампочка. Почему-то все по-флотски называли эти сооружения кубриками.
Потом мне расскажут, как круто устраивать внутри «битву червей» в спальниках и насколько жарко спать, если в спальнике есть металлизированный слой. Потом я сам попробую заснуть в одном из кубриков, и чуть не задубею, хотя кокон из двух одеял в итоге окажется ничем не хуже спальника. Потом неподалёку попробуют взять один из кубриков штурмом, и возьмут, несмотря на строжайшее предупреждение командира. Но всё это будет позже, а пока я просто разглядывал мох на крышах и высокие разлапистые ели.
Все в лагере одеты в камуфляж, хоть и разных расцветок. На ногах тоже полная самодеятельность, но большинство в берцах. В основном ребята, есть и стайка девчонок. У их домика шишками аккуратно выложена надпись «девчонки» и сердечко. Рядом с другим — большими буквами «ЗА ВДВ». Перед штабом, красным домиком в начале аллеи, красуется огромная эмблема с парашютом и двумя самолётами. Оформление шишками здесь явно поставлено на высокий уровень.
Лагерь существует скорее при воинской части, чем внутри неё. Аллея перед домиками — место для построений, на разбитом асфальте для этого провели ровную белую полосу. От расположения батальона аллею отделяет забор из крупной сетки, сквозь неё хорошо виден гвардейский миномёт, знаменитая «Катюша». Метров через пятьдесят в заборе — проём ворот, через него все ходят в столовую и на зарядку. За «домиками» раскинулось поле с травой по пояс.
Легко догадаться, что водопровод в лагере, как и розетки, тоже роскошь. То есть он, конечно, существует в самой части, но лагерь от этого имеет только рукомойники в поле за аллеей. За питьевой водой раз в день отправляется взвод с десантными ранцами, и я застал момент отправки такой экспедиции. Взвод как раз закончил распихивать бутылки по ранцам и пытался изобразить строй в две шеренги, чтобы выслушать задачу инструктора.
— Так, зондеркоманда! Ты старший, ты старший, ты старший, ты старший, ты — самый страшный. Все поняли?
— ТАК ТОЧНО!
Первое впечатление — строй довольно кривой, зато отвечают они «по-военному» резко, громко и с удовольствием.
— Командуй, — это уже «самому страшному», видимо, исполняющему обязанности сержанта. Если взрослые офицеры работают инструкторами и наставниками, то младший командный состав — командиры роты, взводов, их заместители — целиком состоит из подростков.
— Отставить разговоры! Идём через поле! Взвод, напра-во! Шагом, марш!
И мы пошли направо.
Сразу за аллеей открылось большое поле с ВДК (воздушно-десантным комплексом) вместо футбольных ворот. Комплекс — это группа столбов с натянутой между ними сложной системой проволочных лямок, имитирующих подвесную систему парашюта. Рядом сваренный из арматуры Ан-2 с вполне настоящей системой из рельса и ремней, которые выдёргивают кольцо у выходящего парашютиста. Под проёмом двери — взрыхлённый песок, сюда приземлялась не одна пара ног.
Мы миновали комплекс и углубились в заросли высокой, по грудь, травы, в которой была пробита тропа. В зарослях пряталась полоса препятствий. Ею явно часто пользовались: трава вокруг железных труб, где надо подлезать и тут же их перепрыгивать, переломана и смята; под натянутой колючей проволокой она вообще вытерта до земли.
Всё это время я действовал ребятам на нервы, в их планы явно не входил посторонний наблюдатель. Заросли кончились, мы покинули часть и вышли на поле. Тут-то они и попытались оторваться.
Через какие-то сто метров мы встретились вновь у родника на самом дне оврага. Родник оказался цивилизованный, с бетонным жёлобом и трубой. Из деревни к нему вела тропинка, по которой ходили за водой местные. Ребята пропустили к воде ребёнка с пластиковой бутылкой, хотя им ещё предстояло уложиться в норматив по времени.
Обратно шли уже все вместе, и меня изрядно позабавила команда «Внимание! Поле заминировано!». Бойцы ждали друг друга до последней заполненной бутыли. Перед самым уходом к нам вернулся «разведчик», посланный в деревню.
— Зачем вам разведка?
— На нас иногда инструктора устраивали засады. Надо двигаться с передовым дозором, ядром, замыкающими. Если кто-то отстал, например, а они его схватили, придётся потом отжиматься: бойца потеряли…
Отжимания здесь — универсальная мера беспечности. Скажем, несколько дней назад инструктор удачно зашёл в кубрик, где воспитанник как раз позволил себе крепко выразиться. Возмездие было мгновенным и сопровождалось самой доброй улыбкой на свете.
— Ну что, боец, давай тридцать три?
— Так точно!
Без всяких возражений, спустя тридцать три отжимания, инцидент был исчерпан. Любые конфликты разруливаются так же быстро и эффективно. Это иногда случается, коллектив-то в основном мужской. Двое мальчишек, не поделивших что-то, отошли было за кубрики, но замкомвзвода отследил манёвр и быстро охладил их пыл.
Отжимания ещё и мера товарищества. Если к построению взвода опаздывает боец, весь взвод делает упор лёжа и качается, пока товарищ к ним не присоединится. Естественно, никто им не мешает подбадривать отстающего незлым тихим словом, чтобы в следующий раз был проворнее.
Впрочем, отжаться пару десятков раз для них уже не проблема. Здесь в программе ежедневная общефизическая и строевая подготовка, занятия рукопашным боем и воздушно-десантная подготовка с укладкой парашютов и отработкой комплекса упражнений на ВДК. Для четверых ребят из командиров был предусмотрен настоящий прыжок. Добавьте сюда историческую и культурную программу, выезды в Тулу в музей оружия, в Рязань на церемонию выпуска курсантов училища ВДВ, на Куликово поле в музейный комплекс, и станет понятно, насколько плотный график у участников.
Мероприятия происходят и в самом лагере. Приезжают с лекциями сотрудники Военно-исторического общества и дружественные инструктора. Есть место и для ритуалов. Рота отдавала дань памяти в день начала Великой Отечественной войны. Отбой для этого сделали пораньше… хотя такое войско вечером не уложишь, а утром не поднимешь. Но в три часа ночи прозвучала команда «Подъем!» — и через пять минут все от больших до маленьких стояли с факелами на построении. Двадцать второго июня, ровно в четыре часа в память о павших ребята зажгли свечи и отпустили их в озеро.
2.
Инструктора все поголовно очень человечные, очень добрые и скромные люди, чьи куртки висят в штабе и тихо позвякивают несколькими рядами медалей каждая. Даже с натовским крестом есть одна. Я удивился, рассмотрел поближе — на скобке выбито KOSOVO…
Впрочем, в методике все они разнятся. Есть мягкие, как дядя Юра из Новомосковска, или как дядя Серёжа из Шебекино. Они и простить могут какую-нибудь мелочь, и шутку отпустить, и даже подурачиться. Правда, тут добродушие не надо путать с вседозволенностью. Если Сергей рявкает «Ррруки из карманов!», но никто не отжимается, это не значит, что при повторении бардака кое-кто не пойдёт карманы сразу зашивать.
А есть инструктора суровые, как разрешите-обратиться-товарищ-капитан… (Боец, ты обалдел?! Какой я тебе капитан?!) виноват-разрешите-обратиться-товарищ-гвардии-капитан Александр из Пензы. Он как-то при мне вызвал в штаб дневального Дзюбу, тот и прибежал. Сразу. Не оставив за себя у знамени заместителя. Александр настолько опешил от такого дневального, что тот вернулся на пост гусиным шагом и ещё тридцать раз там отжался.
Или как Руслан, преподаватель рукопашного боя и Ночной Дозор лагеря, известный под позывным «Седьмой». Он тоже играл плохого полицейского, и им можно было пугать детей. Точнее, это дети пугали им друг друга…
Вечер того же дня.
Товарищ вице старший сержант Татьяна исчерпала свой запас стимулов спустя примерно полчаса строевой подготовки роты. На следующий день были назначены показательные выступления перед родителями, а происходящее даже самым близким людям было явно рано показывать.
Строевая подготовка здесь выглядит так. На плацу начерчены квадраты, и взводы пытаются по ним шагать, однако каждый взводный командует на свой счёт, бойцы за ним повторяют, и все пытаются переорать друг друга. В сумме имеем жуткий гвалт и четыре кривые квадратные гусеницы.
Поскольку ни одна из гусениц не захотела внять убеждениям и перестать сачковать, Татьяна решила прибегнуть к крайнему средству.
— Я сейчас вызову сюда Седьмого! Пусть он с вами разбирается! Вы этого хотите?!
Убедительный взмах рацией — и внезапно в гусеницах просыпается совесть. Взводные начинают сотрудничать, нащупывают общий ритм, и наконец-то начинают командовать сообща. РАЗ! ДВА! ТРИ! ЧЕТЫРЕ! — несётся над плацом. Бойцы втягиваются, и на несколько секунд у них получается шаг с оттяжкой. Счастье длится недолго, ритм рассыпается, но, видимо, этого достаточно.
— Внимание, рота! Разойдись! В линию повзводно становись!
Все бегут к единой линии. Десять минут толкотни, и толпа обретает подобие четырёх чётких коробок. В программе поворот на месте, торжественный проход мимо трибуны с песней и выход из строя для награждения, но дело никак не может стронуться дальше равнения. Пока первые ряды изображают строй, за их спинами кому-то надо поговорить, а кому-то и поругаться. Замкомвзвода лечат нарушения дисциплины «упор лёжа принять», отжиманиями, приседаниями, прыжками на месте. Не помогает. В какой-то момент упор лёжа принимает уже тот или иной взвод целиком. После этого мирить и затыкать нарушителей начинают их соседи.
Я уже говорил, что отжимания здесь мера товарищества?
Комвзвода при этом сами чуть не дерутся друг с другом — оказывается, они не поделили песни, под которые хотят маршировать. Угроза вызвать Седьмого резко понижает градус бардака, однако эффект длится недолго, и рота обретает искреннее желание работать только тогда, когда он появляется лично.
Руслан не страшный, он страшно ответственный. Скажем, идёт вечерняя поверка. Кто-то чихнул, кашлянул, засмеялся в строю? Начали заново. Дал время вымыть ноги, сходить в туалет, скомандовал отбой, все легли спать, кто-то начал шарахаться в темноте — рота подымается и строится на поверку ещё раз.
Впрочем, отношение именно к этому воинскому ритуалу у Седьмого совсем особенное. Для поверки он берёт самый ранний список, где многие фамилии уже вычеркнуты. Это чтобы оставшиеся острее ощутили, что, в отличие от других, они ещё не сдались. Сам он готов сутки стоять смирно только потому, что его имя тоже в списке личного состава.
— Рота, становись! Отставить разговоры. Так, ребятки. Я вас долго мучил и тиранил, сегодня вечеруха будет щадящая. Будет команда «вольно». Но. Со всей ответственностью к этому отнеситесь. Команда «вольно» — не чешитесь, не кашляйте, и уж тем более не разговаривайте. Хорошо?
— Так точно! — дружно рявкает рота.
— Рота! Равняйсь! Смирно! Вольно. Вечерняя поверка.
— Гвардии майор Артур Дёмин!
— Погиб в 2008 году при исполнении боевого задания по принуждению Грузии к миру! Навечно зачислен в списки клуба!
— Гвардии майор Николай Сурнев!
— Герой Советского Союза, погиб в 1960 году при испытании реактивного самолёта! Навеки зачислен в списки клуба!
— Милованов!
— Я!
— Сорокин!
— Я!
— Толжиков!
— Я, наряд!
— Нестеров!
— Убыл!
— Половинка!
— Я!
— Картышев!
— Я! — раздаётся мощный рёв.
— Красавчик — комментирует Седьмой и продолжает:
— Дзюба!
— Я НАРЯД!! — буквально опустошает лёгкие Дзюба. Строй хихикает. Руслан окидывает всех суровым взглядом, но комментировать не рискует, поскольку сам в этот момент изо всех сил давит улыбку. На несколько секунд повисает неловкая пауза, но в конце концов Седьмой одерживает победу и поверка продолжается, как ни в чём не бывало.
— Команду «вольно» не подаю, потому что команда «вольно» была, правильно?
— ТАК ТОЧНО! — радостно грохает строй.
— Ребятки, это была последняя вечерняя поверка на этот лагерь. Сейчас отбой, кто хочет, кто готов уже лечь спать, тот сразу ложится. Кто не готов, я выхожу через пятнадцать минут.
Через пятнадцать минут!! Я выйду с кубрика посмотреть бродячие тела! Если я таковые обнаружу… тогда будет ещё одна последняя вечерняя поверка на этот лагерь! Всё? Разойдись, отбой.
Дети разбегаются во все стороны, мы идём к штабу пить чай.
— …серьёзно? Сначала, в жару, было больше больных? А почему?
— Жарища, они холодной водой нахлещутся…
— А-а, понятно.
— Пошло горло, пошли сопли, слюни. Ребят много таких… домашних, нежных. Чуть-чуть себя не так почувствовал, чуть-чуть пища не понравилась… поначалу просто был отказ от пищи. Хотя я попробовал съесть весь рацион — и не смог! В меня не влезло. Я компот кое-как допил. Эти выкидывали. Потом стали за добавкой бегать. Нагрузки-то постепенно увеличились.
В жару было очень много больных. Сейчас прохладно стало, их гораздо меньше. Ещё и потому, что они стали ответственными. Конечно, видно, где ребенок обманывает, не хочет бегать, не хочет заниматься, хочет тупо сидеть и ждать, когда у него стрельбы будут. Но как ты на 100% определишь, что ребенок обманывает? А может, он действительно болен? Создали особый взвод из тех, что от зарядки отказались. Получилось человек, наверное, пятнадцать. И все полные, тучные. Мы их назвали «взвод Пирожковых».
Пока я сам проводил рукопашный бой, они превратились в хозвзвод. Потом, кстати, занятия вели уже инструкторы из числа самих ребят. Я довожу до того, чтобы они сами занимались, я только контролирую. Чтобы вели себя адекватно, чтобы была дисциплина, чтобы ребята работали. Потому что если уходишь, они на сержантов забивают, когда приходишь, они сержантов слушаются более-менее.
И вот, ребята занимаются боевой подготовкой, а этот «хозвзвод Пирожковых» выносит мусор, чем-то ещё занимается, свои задачи. Мы их за самолюбие кусали — честь им отдавали, воинское приветствие, троекратное «Ура-ура-ура!». На следующий же день жалобы уменьшились в разы.
Над лагерь надвигается огромная мрачная туча, холодает. Найденная где-то в штабе жёлтая эмалированная кружка греет пальцы. Вечер прозрачен и тих. Необычно тих для детского лагеря. Конечно, они галдят в кубриках, но, за исключением дневального у знамени, на аллее пусто.
Впрочем, уже нет, не пусто. К штабу идут двое ребят. «Разрешите обратиться — Разрешаю — Разрешите налить чаю? — Берите в штабе — Разрешите с вами посидеть?». Ага. Вы-то мне сейчас и расскажете, как вас изменили двадцать дней такой жизни.
— Ну… моральные силы повысили. И вообще, силы узнали.
— Характер свой проверили — подсказывает Руслан.
— Да, характер. Поняли, что мы можем преодолеть. Ещё выносливость, физические возможности. В городе, кажется, единицы делали то, что мы делаем. Даже то же подтягивание.
— Они, бывает, сами серьёзные вопросы задают. Ты напрямую на него не отвечаешь, они ведь уже знают ответ! — замечает Руслан, когда ребята уходят. — Надо только подтолкнуть к этому правильно, и он сможет ответить.
Честно говоря, глядя на то, насколько ребятам легче даётся само действие, чем его осознание, я бы их заставлял писать сочинения. Пачками. Хотя бы в жанре письма родителям. Да, армия — не школа, но если один воспитательный институт у нас подорван, другой должен закрыть брешь.
Между домиками тем временем пытаются просочиться какие-то тени. Но позиция стола, где мы пьём чай, так расположена, что незамеченным не пройдёшь.
— Дьяконов! Дья-ко-нов! Команда была «отбой»! Иванов! Команда была «отбой»!
— Спокойной ночи, Руслан Анатольевич. Спокойной ночи, Руслан Анатольевич — смущённо откликается сумрак, и аллея окончательно пустеет.
3.
Тот же день.
— Сейчас приедут такие ребята! Представляешь, прыгают с трёхсот метров по-боевому, с полной выкладкой, с оружием!
Я прыжков с трёхсот метров ещё никогда не видел, но, судя по тому, как сияет командир лагеря Евгений Викторович, это нечто феноменальное. Впрочем, на сей раз никто прыгать не будет.
Взвод воспитанников клуба «Сыны Отечества» прибыл в лагерь за день до показательных выступлений, чтобы успеть к ним подготовиться. По возрасту парням вот-вот идти в армию, но впечатление они производят уже отслуживших. Выправка, одеты по форме, с обязательными голубыми беретами и штык-ножами в ножнах.
Их командир Владимир Лукоянов невысокого роста, но настолько крепкий и квадратный, что по сравнению с ним окружающие кажутся несуразными дылдами. Пока его бойцы готовились, он собрался прочесть лекцию об оружии русской армии разных эпох. Для этого он привёз целый багажник оружия, причём не макетов, а настоящих экземпляров от учебных мин и имперского нагана до СВД и АК. Естественно, все демилитаризованы и угрозы не представляют.
Перед его лекцией было решено пообедать, и пока вся местная рота строилась, он успел показать на ноутбуке фирменный прыжок его группы с трёхсот метров по-боевому.
Над аэродромом низко пролетает Ан-2, из него выскакивает несколько человек курсантов с автоматами и ещё до приземления они начинают вести условный огонь по противнику, а после контакта с землёй быстро избавляются от парашютов и продолжают бой. Владимир уверяет, что у него в клубе программа не чисто десантная, а ещё и с элементами подготовки спецподразделений. Александр, который здесь единственный обладатель не голубого, а крапового берета, вполне доволен увиденным. Тем временем рота в составе уже пяти взводов построилась на обед.
— Напра-во! Вперёд шагом — марш!
Топ-топ-топ — уходит четвёртый взвод, топ-топ-топ — уходит третий, за ними точно так же второй, первый… БУХ! БУХ! БУХ! Пятый взвод гостей вздымает пыль, делая пару широких шагов в ногу, тут же упирается в спины первого взвода и замирает.
— На месте! — быстро соображает их старший. Взвод марширует на месте, старший даёт отойти местным на десяток метров, и…
— Вперёд!
БУХ! БУХ! БУХ!
Расстояние до хвоста колонны «сыны» преодолели в три шага и вновь упёрлись в спины местных ребят. Так и пошли к столовой — четыре взвода в ровном темпе, один рывками. По идее, вся колонна должна была идти строевым шагом, но молодёжь не стремилась напрягаться и у неё выходил «парад военнопленных», в то время как «сыны» наслаждались возможностью показать класс.
— Видал?
— А что — «видал»? Ты знаешь, сколько они занимаются? Наших что, с нуля за какие-то двадцать дней так научишь? Дай мне столько же времени, ребята не хуже ходить будут, — раздалось у меня за спиной из штаба.
Обед в столовой батальона ничем не отличается от любого другого обеда в санатории или больнице. Для восстановления сил после физических нагрузок самое то. Куриный суп, приличный салат из капусты, гречка, полторы сосиски, компот, хлеб, масло, пряник — мы же в Тульской области. Мне гречка досталась чуть подгоревшая, но я счёл, что это для атмосферности. Сама столовая по-военному лаконична, но перед залом обязательно висит подробное меню на все три приёма пищи.
Пообедав, «сыны» расстелили на соседней аллее длинный рулон ткани, на котором Владимир разложил свои экспонаты, включая даже личную, обвешанную до последнего рельса Сайгу. В отличие от увиденного в музее оружия в Туле, здесь всё можно было подержать в руках и рассмотреть вблизи. Тут уж своего не упустили инструктора — пока ребята завершали обед и строились для занятий, они забрали из кучи СВД и с ностальгией выцелили из неё все окрестности.
Местные ребята сели вплотную вдоль ленты с оружием, «сыны» полукругом в отдалении. Им явно интереснее просто отдохнуть и поваляться на траве, всё это они уже видели, а кое-чем умеют владеть. Тем временем Владимир приступает к рассказу. Большие стволы он даёт рассмотреть и потрогать, а мелочь вроде нагана, патронов или учебной мины ПФМ-1 разрешает взять в руки.
-…почему пистолет-пулемёт, а не автомат? Почему он так называется? Ну?
-Потому что у него пистолетные пули?
-Правильно! А у автомата — промежуточные патроны. Почему они так называются? Вспоминайте, вот пистолетный патрон, огромная останавливающая сила, малая дальность. А вот винтовочный патрон, большая дальность, но пролетает навылет, останавливающая сила небольшая. А вот между ними — промежуточный, видите?
Между двумя патронами, высоким и куцым, появляется третий, усреднённый.
-Поэтому винтовочные патроны используются где? В винтовках и пулемётах, а промежуточные — в автоматах. Держите патроны, передавайте по ряду.
Владимир своими постоянными вопросами держит внимание аудитории, как никто. Доходит до смешного.
-А вот это — РПК, ручной пулемёт Калашникова… что за кашель такой? Ну-ка, кто курит?
По инерции уверенно поднимается одна рука, вслед за ней неуверенно пытаются подняться ещё три, но тут же благоразумно падают. Бойцу с поднятой рукой, впрочем, отступать уже некуда, он сдал себя с потрохами. Соседи тихо ржут. Владимир ошарашен нежданным успехом и теперь сам не знает, что ему делать со своей добычей.
-Опа. Ничего себе. Ну-ка, а пьёт у вас здесь кто?
Тут уж у всех хватает ума промолчать. Впрочем, я не думаю, что подростки рискнули бы действительно протащить в лагерь пиво. Из-за спины лектора недобро ухмыляются инструктора. Опять кто-то будет отжиматься ради здорового образа жизни…
Тем временем «сыны» нашли себе пару толстых веток, спилили их и теперь обтёсывают до гладкости. Судя по пробным движениям, в завтрашнюю программу будет входить бой на шестах.
Лекция окончена, слушатели в восторге. Галдя, рота возвращается на аллею, скоро начнутся занятия по рукопашному бою. «Сыны» собирают оружие и сматывают ткань, а Владимира для интервью похищают коллеги с Елецкого телевидения. С этой съемочной группой мы весь день работали фактически бок о бок — я смотрел на жизнь лагеря своими глазами, они через видоискатель камеры.
Почему вдруг такое внимание со стороны ТВ города Ельца? Обычно, если приезжает группа ребят-земляков из какого-нибудь клуба, их опекает свой инструктор: Александр — пензенских, Сергей — шебекинских и ростовских, с туляками понятно — из города Узловая Тульской области тут половина комсостава. Елец же впервые участвует в подобном мероприятии, прислав четверых ребят. Бесплатные путёвки организовал Союз десантников. Председатель его Елецкого отделения полковник Геннадий Поляков прибыл накануне закрытия лагеря проведать свой пилотный проект, и заодно прихватил с собой съемочную группу местного телеканала. Их репортаж вы можете посмотреть здесь.
Пользуясь случаем, Геннадий Витальевич попросил меня «на страницах центральной прессы» рассказать об их проблеме. В городе невозможно толком наладить военно-патриотическое воспитание молодёжи. И не потому, что руководство не может найти подход к войскам, совсем наоборот. В этом плане Ельцу повезло с мэром-десантником. Дело в другом.
У них нет ни единой воинской части. Вообще. Уму непостижимо, что город воинской славы, один из старейших южных рубежей России, который много раз принимал на себя удар и бывал стёрт в пыль набегами, сегодня к этой самой воинской славе даже прикоснуться не может. Вынуждены перебиваться — отправлять детей к соседям, у которых контакт с войсками налажен. Раньше, понятное дело, армия рядом с Ельцом была, даже довольно крупная авиабаза размещалась. Но всё это за двадцать лет безвременья было расформировано, выведено и забыто.
Сообщаем со страниц центральной прессы — это форменное безобразие и абсурд.
Не должен город воинской славы лишаться войска. Не будет его, забудется и слава. Что, в России не найти воинскую часть, которую можно перебазировать под Елец? Хоть боевую, хоть учебный центр. Такие традиции должны жить.
4.
Естественно, в таких очерках самое интересное — показать характеры. Учитывая, что к моему приезду в лагере остались только самые упорные, недостатка в ярких личностях не было. Однако один из наиболее выдающихся примеров я узнал лишь в пересказе.
Был в лагере парень по имени Николай. Мы не встретились, он был вынужден уехать по каким-то очень важным учебным делам. Именно вынужден. Можно даже сказать, сломлен обстоятельствами. История его такова.
Из-за комплекции — высокий, полный — ему было трудно с самого начала. Физические нагрузки не давались, и он периодически отлёживался в импровизированном лазарете, где ребятам давали отдохнуть, отдельно кормили и лечили ссадины. Как-то к нему зашёл Седьмой и часа полтора беседовал по душам.
— Я ему говорю — раз уж ты здесь, раз ты не сдаёшься, не звонишь домой, не пишешь заявление на отъезд, ты решил пройти это до конца — так ты пройди это в строю, а не в тапочках. Ты придёшь в форму, скинешь вес, начнёшь высокие показатели по физо давать. Самому это очень тяжело сделать, заставить себя. А здесь вы выполняете, никуда не денетесь, потому что если кто-то не выполняет, всё подразделение качается, ему становится неудобно, и он, естественно, старается вместе со всеми. Деваться некуда.
И парнишка так настроился! Мы ему хотели отдельную грамоту делать, в последний момент не успели сделать надпись. Сначала думали написать «За стремление к победе над самим собой», потом решили переделать на «За победу над собой». Он ведь её одержал.
Он держался до последнего. Полный, грузный, тяжёлый. Но он бежал, вот дело в чём. И бежал до конца. Когда я сказал им, что нормативы начала лагеря можно будет пересдать, он вышел — я хочу пересдать, я хочу улучшить свой результат. Он улучшил его на две минуты! Очки ещё, он в очках… и вот он глазами хлопает, я говорю — Коль, ну что? Он говорит — вы знаете, вы знаете, я прям… я вот смотрю — у меня живот исчез! Ноги похудели! Ну, он-то за собой наблюдает, видит. Я чувствую, говорит, как меняюсь на глазах! Я к концу лагеря буду… я не то, что сам себя, меня дома не узнают! Я, знаете что?! Знаете?! Я на пять минут улучшу результат!
Такой вот наплыв эмоций. И тут вдруг получается, что надо уехать. Не помню точно, то ли родители, то ли кто-то из старших приехал за ним, то ли пересдача, то ли экзамен — в общем, что-то с учёбой связанное. У него такие слёзы были на глазах! Он говорит — да я ж… ну я… Я говорю — Коль, ну дома ты уже этого не будешь делать. Да я знаю, говорит, что я дома этого делать не буду! И чуть не плачет.
История не без счастливого конца. На вторую смену лагерь перебазируется под Рязань, прямо в училище ВДВ, и программа там серьёзнее. Чтобы туда попасть, надо себя сначала зарекомендовать. Туда обычно отправляются уже ребята подготовленные, из клубов, по строгим критериям. Стараются отбирать достойных. Если не выйдет этим летом, то и на следующий год Николая там будут ждать. Осталось только самому захотеть и связаться со штабом.
Пока Руслан рассказывает мне эту историю, рядом строится взвод, у них сейчас будут занятия по рукопашному бою. Проводить занятия будут сами ребята, Руслан лишь контролирует процесс со стороны. Опаздывающих зычно подгоняет замкомвзвода.
-Панама!
-…
-ПАНАМА!! Становись!
Подбегает парень лет двенадцати в широкополой панаме, на боку болтается взрослый, офицерский кожаный планшет. Встаёт в строй. Взвод равняется и с глухим «Ху! Ху! Ху!» убегает в конец аллеи, на поляну для занятий.
Хотя некоторые бойцы крупнее его раза в два, именно Панама отвечает за подготовку своей группы по рукопашному бою. Командиром его назначили практически с самого начала занятий, хотя для него это лишь второй военно-патриотический лагерь, да и в клуб он только ещё будет поступать. Однако он проявил себя настолько ответственным, что Седьмой остановился на его кандидатуре.
Удивительно, но с ролью командира Панама и правда справляется, поборол нежелание старших ребят следовать за младшим. Он уже вполне уверенно стоит во главе группы, за ним повторяют движения. Его вид мог бы показаться комичным, если бы не та серьёзность, с которой он ко всему подходит. Даже когда все дурачатся, он выглядит самым взрослым. Облик дополняет офицерский планшет, который ему великоват, но Панама носит его повсюду, как символ. Ну и ещё хранит в нём карандаши.
Он, наверное, самый ответственный боец в лагере. Накануне дневного выхода у Панамы заколол бок. По условиям похода он мог бы остаться в лагере на правах больного. Но не остался. Двадцать с лишним километров, мимолётные привалы. Кстати, не все родители грамотно подобрали детям обувь в лагерь и некоторым приходилось разнашивать новые кроссовки, а это гарантированные мозоли. Сказать, что ребята ныли, это ничего не сказать. Но все шли, и Панама шёл вместе с товарищами. Бок, кстати, больше не болел, зато удалось натереть ноги.
Марш-бросок заслуживает отдельной истории. Это был, пожалуй, звёздный час всего лагеря. Не просто тяжёлый поход, а ещё и с насыщенной культурной программой. Тактические занятия — игра в войну с шумовыми растяжками и беготнёй. Двое стрельб из боевых автоматов АК74М, дневные и ночные. Сначала отстреливали по 15 патронов короткими очередями, затем по 30 автоматическим огнём. Бросали учебную гранату. Вечером попытались разбить в лесу лагерь, но в одних спальниках лежать на земле было довольно рискованно, и инструктора лишь дали ребятам отдохнуть пару часов.
Добавьте к этому тяжелейший пятичасовой марш почти не приседая. Марш не по ровному асфальту, а по пересечённой местности. Личные вещи ребята несли на себе, дневной рацион тоже — сколько принёс, столько и поел. Помощи ждать неоткуда, рассчитывать можно только на свои силы.
Как писал Суворов, жалею, что не был при сей виктории хотя бы мичманом. С выхода вернулось сто процентов личного состава. Несмотря на то, что под конец кое-кому уже помогали идти товарищи, рота вся до последнего бойца вернулась обратно в расположение части. На следующий день в медсанчасть с жалобами на мозоли обратился каждый второй, но на марше никого не потребовалось эвакуировать с полпути. Никто не сдался.
Инструктора сохраняли невозмутимость, но внутренне плакали от гордости. Они сами не ожидали, что их раздолбайское войско проявит такой стальной характер.
(продолжение следует)
