Есть народы с «героическим» виктимным поведением. Наложить на себя руки для них приятно. А есть нации жизнелюбов, ценящие живых победителей.
Особенности национальных самоубийств.
Четырнадцать лет назад в моей жизни был очень тяжелый период. Я написал книгу, имевшую несчастье стать знаменитой. Но те, кому эта книга очень не понравилась, решили, что меня непременно нужно объявить пасквилянтом. Причем официально. Они организовали против меня кампанию травли и подали сразу полдюжины исков в суд. Несколько лет я жил между судами и прокуратурами. Сейчас об этом вспоминать смешно. Тоже мне «злоключения»! В стране идет гражданская война. Сотнями гибнут люди. Что перед этим какие-то суды и прокуратуры…
Но тогда мне было не до смеха. Неопытной молодости все происходящее казалось неподъемной тяжестью. На меня накатывала самая черная меланхолия, какую только можно вообразить. И вот накануне одного из важнейших заседаний (на нем должны были вынести судебное решение), я зашел в гости к девушке, которой весьма симпатизировал. Девушка была прелестна, умна (хотя я, дурак, об этом совершенно не догадывался!) и тоже испытывала ко мне кое-какие человеческие чувства. Между нами произошло то, что обычно случается в такой ситуации между молодыми людьми. А потом вдруг она спросила: «Как ты будешь завтра воевать?» Я тут же выпалил: «До смерти!» И получил ответ, полностью поменявший мою жизнь: «Нужно не до смерти! Нужно до победы!»
Все чему, меня учили в школе, все те принципы самоубийственного героизма, на которых нас воспитывали, за секунду потеряли смысл. Гастелло, направляющий самолет на колонну врага, чтобы погибнуть, Матросов, закрывающий собой амбразуру, отчаянные вопли: «Погибаю, но не сдаюсь!» бесчисленных книжных матросов (думаю, в реальности они кричали что-то совершенно другое, матерное) потускнели в воображении и отошли на другой план. Отныне я любил не смерть, а жизнь. Не холодную, никому не нужную знаменитость покойника, а теплую прижизненную популярность. Что толку, если тебя «оценят» после смерти? Другие наживутся на строительстве памятников тебе и издании твоих книг и дисков. «Дым славы ничего не стоит, если он не исходит от горшка с кашей», — стал повторять я придуманную собой формулу.
Вы скажете, что это цинично. На это я отвечу, что вас просто зомбировали. Уже в детстве. И не только вас. Большая часть человечества зомбирована хитрыми людьми, куда более циничными, чем я. Они умирать не желают ни при каких условиях. Но от вас требуют самопожертвования и смерти, чтобы их жизнь стала еще прекраснее и удивительнее.
НАЦИЯ И СМЕРТЬ. Тут я сразу же задумался над особенностями национальной психологии. У каких народов больше героев-самоубийц, а какие, наоборот, отдают предпочтение победителям-жизнелюбам? Оказалось, что японцы, немцы, русские и украинцы обожают персонажей, добровольно наложивших на себя руки. Им свойственен культ смерти. А, к примеру, англичане, американцы, татары и евреи предпочитают живых победителей. Иногда смешных, но непременно живых и удачливых. У них героями становятся не жертвы несчастных случаев, а умные персонажи, буквально забронированные своим жизнелюбием — например, маленький хитрый Давид, убивший своей пращей гиганта Голиафа, или летчик Ахмет Хан Султан — один из лучших советских асов.
А в средневековой Японии добровольное вспарывание живота было возведено в культ. Часто самураи делали сеппуку (то, что мы обычно называем харакири) даже в случае смерти своего господина. Страна была бедная. Ресурсов мало. Шансов вписаться в другую «банду» немного. Вспорол себе брюхо на могиле своего безвременно усопшего князюшки и одним махом решил все проблемы. Ни искать новую работу, ни требовать пенсию и социальные гарантии не надо.
Этот смертолюбивый японский обычай оказался невероятно живуч. Количество добровольных самоубийц в истории Страны восходящего солнца просто зашкаливает. Там их, извините за грубость, как собак зарезавшихся! Да и совсем недавно было в избытке. Генерал Ноги, дважды бравший Порт-Артур (сначала — у китайцев, а потом — у русских), покончил самоубийством в не таком уж далеком 1912 году сразу же после кончины своего любимого императора Муцухито. Всю жизнь Ноги преследовал стыд за то, что в молодости во время подавления самурайского восстания он потерял знамя своего 14-го полка. Никакие последующие победы не излечили его от стыда. Точку в своей жизни генерал все равно поставил направленным в собственный живот мечем. Посмотрите на его фотографию. Этому дедушке-ветерану в красивой форме при погонах всего шестьдесят два года. Еще жить бы и жить. А он ножиком чик себе, и в историю к братьям-самураям!
Знаменитый писатель Юкио Мисима совершил сеппуку уже при моей жизни — в 1970 году. Расстроился, что нация не поддержала его мятеж против тогдашнего порядка — весьма обывательского, на его взгляд — и отправился туда, куда Солнце заходит. Мисиму можно считать последней японской жертвой Второй мировой войны. Хотя она закончилась за двадцать пять лет до его добровольной смерти. Кумиром писателя в юности был литературный критик и лейтенант японской армии Дзэммэй Хасуда, застрелившийся в 1945 году. Тогда, после поражения в войне, японскую армию буквально захлестнуло цунами самоубийств. Генералы и офицеры резали себе животы сотнями!
Писатель Юкио Мисима. Всю жизнь хотел быть настоящим самураем. Совершил харакири в 1970 году.
САМОУБИЙСТВО ПО-НЕМЕЦКИ. Такой же финал устроили и влюбленные в смерть германские нацисты. Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс, фельдмаршал Модель… Имена этих самоубийц слишком хорошо известны читателям, чтобы останавливаться на них подробнее. Они уходили из жизни в одиночку. Вместе с любовницами и собаками. И даже вместе с детьми, как Геббельс и его жена. Геринг отравился, когда уже был приговорен к повешению. Казалось бы, куда спешить? Однако он предпочел свести счеты с жизнью лично. Откуда у них такая тяга к смерти?
В основе нацизма лежат древние языческие культы германцев, умноженные на зависть к «богоизбранному» народу. Германское язычество пронизано тягой к смерти. Главное место в нем занимает Рагнарек — финальная Битва Богов, в которой все гибнут. Весь германский Олимп (он у них называется Асгард) складывает в ней свои головы. Все боги поголовно — и одноглазый Один, и Тор со своим молотом, и хитрый Локи. Вместе со всем Мирозданием, которое сжигает огонь. Древний миф сыграл злую шутку с немцами. Две проигранные мировые войны тому доказательство. Влюбишься в смерть — страсть, наверняка, окажется взаимной. Упаси вас Бог от такой «любви»!
Еще большее открытие ждало меня, когда я кинул взор на русскую литературу. Тут, что ни имя, то явный или скрытый самоубийца! Повесился Есенин. Пустил себе пулю в висок Маяковский. Затянула петлю на шее Марина Цветаева. Принял смертельную дозу снотворного талантливейший литературовед Юрий Карабчиевский, практически повторив судьбу Маяковского, разоблачительную книгу о котором написал, — только выбрал яд вместо пули. Выбросилась из окна всего в двадцать восемь лет поэтесса Ника Турбина. Это были самоубийцы явные.
А ведь хватало еще и СКРЫТЫХ. Причем среди самых известных. Практически уморил себя голодом Гоголь. Подставлялись под пули на дуэлях раз за разом Пушкин и Лермонтов. Специалисты насчитали в пушкинской биографии ДВАДЦАТЬ ОДНУ (!) дуэльную историю за тридцать семь лет жизни. Ну, мог ли этот задиристый человек не погибнуть? Просто чудо, что он вообще дожил до выстрела Дантеса!
РУССКАЯ РУЛЕТКА. Фактически повторил судьбу своего кумира Лермонтов, литературная слава которого началась с произведения с пророческим названием — «Смерть поэта». Только хороший стрелок попался автору «Героя нашего времени» почти сразу — он не дожил даже до двадцати семи лет. А ведь можно было и не «троллить» Мартынова. Не подшучивать над ним. И тем более не провоцировать фразой: «Так ты что, меня вызываешь?» в ответ на: «Я прошу вас больше не шутить». Хлопнул бы по плечу, извинился примирительно — всех делов! Ведь оба знали друг друга с юнкерского училища. Нет, напросился Мишель на пулю! Буквально сам нашел ее!
Точно так же скрытым самоубийством была смерть в Персии Грибоедова. В молодости он служил в гусарах. Участвовал в знаменитой «четверной дуэли» — будущий декабрист Якубович точным выстрелом повредил поэту (и что менее известно — композитору) руку, чтобы тот больше не играл на фортепиано. А в Персии нарушил харам — один из важнейших запретов. Приютил у себя барышню-армянку, сбежавшую к нему из гарема. Играл с огнем — доигрался. Взбесившаяся толпа мусульман разгромила дипломатическую миссию. Вместе с Грибоедовым погибла куча людей, за жизнь которых как посол он отвечал. Принято восхищаться рыцарственностью Грибоедова — женщину пожалел. А ведь фактически вместе с собой он «подставил» ни в чем не виноватых сослуживцев и казаков конвоя.
Думается, и девушка сбежала к Грибоедову неслучайно. Завязка разгрома посольства в Тегеране точь-в-точь повторяла причину «четверной дуэли» в Петербурге. Тогда на квартиру к другу Грибоедов увез популярнейшую в кругах ценителей хореографии и женского тела балерину Истомину — Волочкову того времени. Там они и прожили душа в душу целых два дня, ясно, чем занимаясь. Любовник Истоминой кавалергардский офицер граф Шереметьев тут же вызвал друга неосторожного двадцатидвухлетнего стихотворца на поединок. А приятель Шереметьева корнет гвардейского уланского полка Якубович — самого Грибоедова. Результат — убитый Шереметьев и простреленная кисть левой руки Грибоедова — по этой метке опознают его труп в Тегеране.
Просматривая этот скорбный перечень, я просто схватился за голову. Что за «инфекция» всех их косила? А ведь есть еще Высоцкий, износивший себя до срока алкоголем и наркотиками. Отравившийся от избытка человеколюбия Радищев. Мало кому известный «двойник» Тараса Шевченко Александр Полежаев — поэт, разжалованный при Николае I из студентов в солдаты за порнографическую поэму и погибший от пьянства.
Может, это профессия литератора тому виной? Но почему дожил до пятидесяти шести лет поэт Данте, что отнюдь не плохо для его чумного XIV века? Если бы не малярия, которую он подцепил, жил бы и дальше. Почему до пятидесяти двух дотянул работоголик Шекспир — и поэт, и драматург? Почему мы знаем множество примеров писателей-долгожителей — Льва Толстого, Бернарда Шоу, Шолохова, Солженицина, Ивана Бунина, Сергея Михалкова?
Тут должно быть другое объяснение. Стал я присматриваться и к украинской литературе, которая в случае того же Шевченко, неотделима от русской. Тарас Григорьевич практически убил себя до срока горячительными напитками. В год смерти ему всего сорок семь, а выглядит древним стариком. Ни семьи, ни детей. Только горькое ощущение своей ненужности и одиночества.
Повесился на яблоне Николай Михновский — автор «Самостийной Украины».
Василий Стус раз за разом подставлял себя под неприятности, загоняя в тюрьму. Умер в сорок семь лет после объявленной голодовки в карцере. Думал ли, что его смерть все равно используют те, кого он критиковал и ненавидел? Что бывшие советские поэты-приспособленцы станут такими же приспособленцами уже при независимости? И что смерть его ляжет камушком в установление бесчеловечного олигархического режима, развязавшего сегодня гражданскую войну в Украине?
Небесная сотня и герои Крут — украинские аналоги советского мифа о панфиловцах и Матросовых. Мертвые герои. Почему не живые? Да ведь с живыми хлопотно! Живые просят место под солнцем и свою часть пирога. А мертвые — выгоднее всех. Они на пенсионный фонд не давят!
Обратите внимание — практически никто из украинских «можновладцев» не послал своих детей воевать в зону АТО. И сами их отпрыски добровольцами туда не идут. А зачем? Ведь жизнь сладкая, как конфеты нового президента! Лучше искусственно поддерживать тягу к скрытому самоубийству у малых мира сего. Она всегда выгодна тем, кто наверху.
Я буквально содрогнулся как-то, увидев по телевизору лозунг: «Він вже помер за Україну. А ти?» Это было несколько лет назад — еще до всех Евромайданов и Небесных сотен. В репортаже о митинге в честь человека, который сжег себя на могиле Шевченко в советские времена, протестуя против утеснений украинского языка.
ОПЬЯНЕНИЕ СМЕРТЬЮ. Откуда в русских и украинцах такая тяга к скрытому самоубийству? И те, и другие любят алкоголь. Любят и поспорить, кто больше пьет. Во всех языческих ритуалах опьянение играло важнейшую роль. Девушку, которую убивали, чтобы положить рядом вместе с усопшим господином, в языческие времена предварительно подпаивали. И сами пили, словно подсознательно чувствуя, что делают что-то нехорошее. Пьют на войне, потому что страшно. Пьют, чтобы забыться, уйти от проблем.
Опьянение — это уже маленькая смерть. Отключение сознания. Остановка мыслительного процесса. Нарушение логики. Бессвязные речи потерявшего рассудок человека. В этой архаике и есть разгадка тайны скрытой тяги к смерти. Древний человек постоянно был готов, что его принесут в жертву во имя поддержания плодородия или чистоты воды — ради общественного блага, так сказать. А если жребий проносило мимо, и убивали кого-то другого из племени, становился соучастником коллективного убийства. Молчаливо одобрял это действие. Пил вместе со всеми. Но чувство подсознательной вины перед жертвой все равно не покидало его. Старые грехи некрещеных пращуров выскакивают в самый неожиданный момент. И вновь приносятся жертвы Перуну и Ваалу. Добровольные и подневольные. Мы даже не осознаем все это темное наследие, движущее нашими поступками.
Харакири ведь тоже когда-то кто-то придумал. Известно даже имя его изобретателя. Некий предводитель самурайской банды Тамэтомо из рода Минамото в 1170 году вспорол себе живот, не желая сдаваться в плен воинам из рода Тайра. С этого примера все и началось. Если бы он сдался, история Японии пошла совершенно другим путем.
Цепь самоистребительных сценариев можно прервать. Японские солдаты уже хохотали, когда Мисима ровно через восемьсот лет после Тамэтомо убивал себя самурайским мечем. Он выбрал красивую смерть. Они — еще более красивую жизнь. Пусть и незнаменитую.
Христианство наделило нас свободой выбора. Вместо буйного языческого пьянства оно оставило всего лишь ложечку вина во время причастия. Ему не нужны человеческой жертвы. Первородный грех искуплен распятым, но воскресшим Христом. Мы сами ответственны за свои поступки. Можно выбрать путь темный — к смерти. Можно светлый — к жизни.
Нет предопределения. Когда-то Шевченко написал: «Погибнеш, згинеш, Україно, не стане сліду на землі»… Но я повторяю слова другого украинского классика. Советской эпохи. Павла Тычины. Из советского же украинского гимна: «Живи, Україно, прекрасна і сильна».
Я только слегка переделал его слова. Имею право. Ведь слова Тычины тоже переделывал в 1978 году Мыкола Бажан, убирая упоминание о Сталине.
Живи, Україно,
прекрасна і сильна,
У братнім Союзі
ти щастя знайшла.
Між рівними рівна,
між вільними вільна,
Під сонцем свободи,
як цвіт, розцвіла.
В каком Союзе? Да посмотрим еще. Ведь ничего не кончилось. Все только начинается. Не умирайте раньше времени.
P. S. Но это еще не все. В следующую субботу я расскажу о самоубийственном, на первый взгляд, подвиге крейсера «Варяг», среди матросов которого были и наши земляки из Украины. В нынешнем году исполнится 110 лет этому событию. А также о том, мог ли знаменитый крейсер прорваться из Чемульпо, будь у его командира несколько иной план. Чуть более жизнеутверждающий.
