Европа: проекции и открытый проект
Сергей Дацюк
Если посмотреть на дискуссии украинских интеллектуалов об интеграции Украины в Европу, то их можно свести к разговорам всего на две темы — «насколько нам экономически выгоднее идти в Европейский Союз по сравнению с Таможенным Союзом России» и «каковы нормативно-институциональные условия такого европейского выбора Украины». Лишь так ставить вопросы означает отказываться от интеллектуальной работы, плыть по течению обывательского дискурса, принижать сущность выбора страны и, как и много уже раз в истории, попадать в ситуацию выбора, когда никакого выбора нет.
Европейские ценности
Наиболее основательно и аргументированно метафизический выбор для Европы осуществил Хабермас. Его сторонники и даже критики согласны с ним в главном — европейские ценности существуют и их структура именно такова, как описывает Хабермас. Критика Хабермаса сосредоточена на степени проявления той или иной ценности. При этом до онтологического уровня осмысления Европы не добирался вообще никто из современных мыслителей.
Давайте попытаемся понять, что же это за европейские ценности, проведя их метафизический анализ. Наиболее последовательно они изложены в книге Хабермаса «Расколотый Запад» 2006 года, которая в 2008 году переведена на русский (но не на украинский язык).
Прежде всего, Хабермас выделяет именно европейскую идентичность и европейские ценности, а не говорит о западной идентичности и западных ценностях: «Христианство и капитализм, естествознание и техника, римское право и Кодекс Наполеона, гражданско-городская форма жизни, демократия и права человека, секуляризация государства и общества распространились из Европы на другие континенты. Следовательно, эти достижения не являются сегодня исключительно европейской собственностью»1. То есть все это — западные, но отнюдь не европейские ценности.
Хабермас выделяет 7 признаков европейской идентичности (они же европейские ценности): секуляризация; приоритет государства по отношению к рынку; солидарность, доминирующая над производственными достижениями; скепсис в отношении техники; сознание парадоксов прогресса; отказ от права более сильного; ориентация на сохранение мира в свете исторического опыта утрат. Кратко рассмотрим смысл каждой из этих ценностей и их возможное принятие со стороны Украины. То есть давайте сперва посмотрим на возможные проекции европейских ценностей на Украину.
Секуляризация.
«…В европейских странах секуляризация относительно дальше продвинулась вперед. Граждане подозрительно относятся к нарушениям границ между политикой и религией…»2.
Более того, Хабермас идет дальше, в европейской секуляризации отрицая даже гражданскую религию: «В контексте всеевропейской политической общественности и культуры граждане должны развивать в себе совсем другое политическое самосознание, чем то, которое проявляется, скажем, в американской гражданской религии».
Следует критически относиться к этому его утверждению. В другом месте3 он противопоставляет «европейский конституционный патриотизм» (по сути, европейскую гражданскую религию) чисто национальному содержанию (по сути, национальной религии, где вера в нацию возводится в культ). Таким образом, для Хабермаса европейский конституционный патриотизм (европейская гражданская религия) есть неизбежное зло в процессе перехода от государственно-национальных образований с их верой в нацию к надгосударственной мультикультурной (мультинациональной в традиционном понимании) идентичности. Что, конечно же, снижает пафос секуляризации для Европы на современном этапе.
Для Украины всемерное принятие ценности секуляризации означает проведение четких и нерушимых границ между религией и государством. Такой подход неизбежно на первом этапе будет означать выборочную секуляризацию — например, больше секуляризируем Московский православный патриархат, но меньше секуляризируем Киевский православный патриархат; больше секуляризируем православие и меньше секуляризируем католичество и протестантизм (или наоборот). Поэтому для Украины ценность секуляризации превращается в ценность равновесной секуляризации.
Однако если Украина прямо и непосредственно способна принять ценность секуляризации, то Россия делает прямо и непосредственно обратное — делает ставку на сращивание православия с государством.
Приоритет государства по отношению к рынку.
«В Европе эмансипация гражданского общества от опеки абсолютистского режима не всюду сопровождалась демократическими преобразованиями и овладением современными (modernen) формами государственного управления. Однако идейное влияние Французской революции на всю Европу объясняет и то, почему здесь так ценится политика в обоих своих проявлениях и как инструмент коммуникации, гарантирующий свободы, и как организационная власть. Практика же капитализма, напротив, связана с острыми классовыми противоречиями. Эта память препятствует непредвзятой оценке рынка. Различная оценка институтов политики и рынка может укрепить доверие европейцев к цивилизирующей и формообразующей силе государства, от которого они ждут коррекции несостоятельности рыночной модели, практики рынка.»4.
Таким образом, историческая память об успешной политике, которая препятствует непредвзятой оценке рынка, плюс идеи марксизма, которые значительно больше укрепились в Европе, нежели в США, и позволяют видеть большинство недостатков рыночного капитализма. Все это позволяет выводить на передний план именно государство, а не рынок. При этом о корпорациях, особенно транснациональных, которые в последнее время успешно конкурируют с государством, Хабермас не говорит, что, конечно же, снижает пафос такого противопоставления.
Для Украины приоритет государства по отношению к рынку должен означать, на первых порах, просто восстановление рынка. Ибо приоритет государства в союзе с монопольно олигархическим бизнесом над рынком мы уже имеем. Поэтому 1) восстановление конкурентного рынка, 2) разукрупнение олигархического бизнеса и 3) разрыв между государством и олигархами это те три шага, которые необходимо сделать Украине, чтобы хотя бы приблизиться к пониманию этой европейской ценности.
Солидарность, доминирующая над производственными достижениями.
Под производственными достижениями понимаются любые счетные характеристики экономики. В этом смысле солидарность здесь должна пониматься как общее условие мотивации для всех, которая более важна, нежели мотивация для немногих, приводящая к производственным достижениям. В этом смысле важны не производственные достижения, и лишь солидарные производственные достижения.
Кроме того, это также означает появление иной размерности самих производственных достижений. «Народам необходимо надстроить и расширить свои национальные идентичности до европейского измерения. Ставшая сегодня уже довольно абстрактной государственно-гражданская солидарность, которая ограничивается гражданами собственной нации, должна в будущем распространиться на европейских граждан и других наций»5.
Для Украины это, прежде всего, означает воссоздание республики в ее общем виде, где важнейшим достижением является солидарность, а не ВВП страны сам по себе или даже в его расчете на душу населения нашей страны.
С этой точки зрения, единство гражданского общества (как это пытаются выстроить в России за счет монархической идеи в ее современном виде президентства) еще не означает солидарности. Единство может быть искусственным и насильственным, а солидарность может быть лишь естественной и добровольной.
Взращивание ценности солидарности может занять целый исторический период, но такая задача должна быть поставлена как ценность. При этом не существует никакого иного пути к внедрению этой ценности в общество, кроме как сотни и тысячи примеров солидарных политических действий нашей политической элиты. Без солидарных политических действий национальной элиты солидарность в обществе не возникнет.
Скепсис в отношении техники.
Европейцам «…присуще ясное осознание диалектики просвещения, они не питают оптимистических иллюзий по поводу технического прогресса»6. Техника не дает ответов на вопросы человечества и не решает его проблем. Техника есть лишь инструмент, который несет на себе все проблемы как пользующегося инструментом, так и материала, по отношению к которому применяется инструмент.
Как писал в свое время Хайдеггер, техника лишь средство достижения целей, однако она не может заменить существо этих целей. С точки зрения Хайдеггера, техника лишь раскрывает нечто, спрятанное в нас самих (потаенное). Однако техника не имеет самостоятельного значения в отрыве от человека, она нам представляет наши же противоречия. В этом смысле техника есть риск человека не только по отношению к самому себе, но и ко всему, что есть. В этом смысле технически развитые страны это те, где техника оказывается инструментальным способом рискованного самопознания и рискованной самореализации.
Скепсис в отношении техники представляет из себя понимание риска. Для Украины это означает переосмысление крупнейшей техногенной Чернобыльской катастрофы, что задавало бы историческое основание осторожности нашей стране в делах технического прогресса. Эта ценность пока больше всего укоренена в опыте страны, но не осмыслена до сих пор нами философски.
Для всех постсоветских стран техника превратилась в часть разрушаемого социального мира, благодаря принципиально разному устройству капитализма и социализма. Социализм строил инфраструктуры, встраивая их в социальную ткань через государство. Капитализм создает и поддерживает инфраструктуры, прежде всего, через государственный заказ и гражданское стимулирование деятельности частных корпораций. В этом смысле в постсоветских странах видят то, с чем Запад и Европа в частности еще не столкнулись — скепсис в отношении техники не должен быть скепсисом в отношении технической инфраструктуры, являющейся интегрированной в социальную структуру.
Сознание парадоксов прогресса.
В этом смысле Европе присуще более взвешенное отношение к прогрессу, нежели в США, где представление о «технологической сингулярности» (В.Виндж) представляет собой момент технологической возгонки, который не подлежит даже приблизительному прогнозированию.
Не следует думать, что мы ушли от ощущения футурошока, который описывал Тоффлер в 1970 году. Просто ощущение футурошока вышло за пределы чисто технического прогресса, как оно понималось в 70-е годы ХХ века. Сейчас прогресс следует рассматривать уже исключительно как общецивилизационный и многосторонний, где техника, технология и наука не имеют того организующего начала, которые они имели еще даже 40 лет назад.
Для Украины парадокс прогресса существует в недавней истории воочию. Он проявился в добровольном отказе национальной элиты от хотя бы поддержки науки на том уровне, на котором она существовала в СССР. Отказ национальной элиты от поддержки науки во имя сиюминутных нелегитимных богатств отдельных ее представителей это и есть парадокс прогресса. Социальный прогресс (переход от тоталитаризма к демократии) для нас был связан с регрессом в области науки.
Отказ от права более сильного.
Политика силы, проявившаяся в мире в связи с действиями СССР и США в холодной войне, привела к гегемонии США в мире без СССР и к попытке сохранить гегемонию России над ее бывшими союзниками по СССР.
Сегодня политика России в отношении Украины полностью переведена на режим доминирования и давления. Все попытки России завуалировать ее под дружбу с Украиной, которые предпринимались с 1991 года, сегодня прекращены. В этом смысле Европа ощущает со стороны США то же самое, что Украина ощущает со стороны России.
Ориентация на сохранение мира в свете исторического опыта утрат.
«Каждая из великих европейских наций пережила период расцвета имперской мощи и (что в нашем контексте более важно) должна была переработать опыт утраты империи. Во многих случаях этот опыт упадка связан с утратой колониальных империй. Увеличивающийся временной интервал, отделяющий сегодня от имперского господства и колониальной истории, дал европейским державам шанс занять рефлексивную дистанцию к самим себе. Они получили возможность научиться воспринимать себя с точки зрения побежденных в сомнительной роли победителей, которым придется отвечать за насильственную, выкорчевывающую модернизацию. Такая позиция позволяет отказаться от евро-центризма и окрыляет кантовской надеждой на единую политику в пространстве всеобщего мира»7.
Украина никогда не была империей. Она очень ограниченно способна освоить опыт Киевской Руси (по отношению к которому Россия выступает явно агрессивно, отказываясь даже называть это государственное образование Киевской Русью). Украина имела очень непродолжительные периоды самостоятельного существования (между империями), предпочитая потерять свою независимость в пользу более сильного государства. Исторический опыт утрат для Украины является чрезвычайно травматическим.
Попытка интеграции в ЕС при активном сопротивлении России и самого ЕС, порождает уже современную травму. Единственным позитивным стремлением для Украины может оказаться лишь общемировой проект, который она предложит и России, и Европе, и США. Только это может позволить ей избежать новой исторической травмы.
Критика метафизики европейских ценностей в понимании Хабермаса
Когда мы говорим о Европе, то нужно видеть три разных периода в формировании европейских ценностей. 1-й период это попытка формировать единую Европу с 50-х годов ХХ века до распада Советского Союза в 1991 году, 2-й период это попытка формировать единую Европу после распада СССР в ситуации принятия европейской Конституции и до начала кризиса 2008 года и 3-й период это ценности, возникающие в ходе мирового кризиса после 2008 года. Книга Хабермаса написана о втором периоде ценностей в уже понятой ситуации раскола Запада. Ценности третьего периода все еще отсутствуют, и не только у Хабермаса, но и у Европы. Они отсутствуют вообще в мире.
Книга Хабермаса носит название «Расколотый Запад» именно по причине ценностного раскола в Западном мире. Ценности — жизни отдельного индивида и индивидуальной свободы, рынка и рыночных институтов, демократии и сильного гражданского общества, прав человека и государственной безопасности, мультикультурализма, толерантности и политкорректности, прагматичных научных достижений и технического прогресса, — являясь специфически западными, в последнее время весьма сильно критикуются в Европе.
Однако то, что предлагает Хабермас — еще не условия новых цивилизационных ценностей. То есть предложенное Хабермасом это некоторые ориентиры для изменения западного цивилизационного проекта интеллектуальными силами Европы, но не собственно сам новый западный проект. Ценность индивида и его жизни Хабермас предлагает преодолевать в солидаризме, ценность рынка пытается преодолевать приоритетом государства, воинствующая ценность демократии и сильного гражданского общества приобретает направленность сохранения мира через исторический опыт утрат, ценность прав человека и государственной безопасности пытается поставить под контроль надгосударственных образований, мультикультурализм, толерантность и политкорректность внутри государств пытается спроецировать на отношения между государствами как отказ от права сильного, ценность прагматичной науки и технического прогресса пытается преодолеть за счет скепсиса в отношении техники и осознания парадоксов прогресса.
Для Украины ситуация с ориентацией на Европу осложняется тем, что мы вынуждены принимать ценности, остающиеся за пределами анализа европейских интеллектуалов, но являющиеся нормой для Европы и во многом чуждые менталитету нашей нынешней элиты: мультикультурализм — национализм (в ситуации с отказом от мультикультурализма в Европе), традиционная семья — однополые браки (в ситуации активного неприятия однополых браков украинским обществом), христианство — ислам (в ситуации низкого уровня секуляризации в Украине).
Давайте посмотрим критически на европейские ценности, предлагаемые Хабермасом. Его целевая мотивационная установка для создания объединенной Европы выглядит так: «Европа должна уравновесить гегемониальную односторонность Соединенных Штатов своим влиянием в международной сфере и в рамках ООН. Во всемирных экономических организациях, в учреждениях Всемирной торговой организации, во Всемирном банке и Международном валютном фонде она должна активно использовать свое влияние при формировании проекта будущей всемирной внутренней политики»8.
Только на первый взгляд это сильная позиция. На самом же деле это позиция слабая, вторичная, потому как проект будущей всемирной политики Европой не предъявляется. Он не предъявляется и Хабермасом. То есть речь идет о конкуренции за влияние в уже существующих проектах, а не о новых европейских проектах, где Европа могла бы быть вне конкуренции. То есть для нас, для будущего Украины, речь должна идти не о проекциях существующих мировых процессов на Европу, где она хочет занять конкурентную с США позицию, а о новом открытом мировом проекте единого человечества (или даже трансчеловечества), реализуемом Европой.
Когда Хабермас говорит о европейских ценностях, он осуществляет поиск всеевропейского единства. Однако здесь мы исходим из принципиально иной позиции — насколько всеевропейское единство имеет позитивную перспективу. В этом смысле Европа проигрывает США в одной, но существенно и принципиально важной ценности — инновационности, причем не столько технологической, сколько социальной. Без «инновационности» как ценности, Европа обречена на вечную вторичность. Проект Хабермаса это проект «Европы прошлого», «Европы вторичной», лишь конкурирующей с США, но даже не ставящей задачу мирового лидерства.
Чтобы Европа могла действительно на что-то влиять в мире, она должна предложить новый мировой проект, новый проект единого человечества, новые горизонты развития человеческой цивилизации, и, самое главное, новую этику (трансэтику), в которую были бы вписаны и космическая экспансия, и экспансия в микромир (нанотехнологии и квантовые технологии), и создание виртуальных миров, и психологические проекты, и биогенетические проекты. В этом смысле Украина и Европа очень похожи — у нас нет представлений о ценностях нового цивилизационного проекта. И здесь мы в равной ситуации можем проявить активность по его созданию.
Пока проект Единой Европы Хабермаса это политически закрытый проект. В этом смысле Европа проекций это очень рискованный в плане цивилизационной перспективы проект. Европа до сих пор видит себя политически и экономически, но не в рамках цивилизационных перспектив.
Онтология мировых цивилизационных проектов
Теперь от метафизического уровня анализа перейдем к онтологическому уровню анализа и синтеза. Если при метафизическом анализе возможны лишь проекции, то на онтологическом уровне анализа становится возможным открытый проект — положение новых цивилизационных оснований.
Нынешняя европейская идентичность построена на гуманитарной теории Хабермаса, разрабатывавшейся им в 70-80-е годы ХХ века. Теория коммуникативного действия Хабермаса была чудо как хороша для начала 80-х (его двухтомная работа «Теория коммуникативного действия» вышла в 1981 году). Именно эта теория стала основой политики мультикультурализма, который распространился в либерально-демократических странах Европы и Северной Америки.
Однако без учета коммуникативных стратегий в условиях стратегического поединка хабермасовский коммуникативизм не работает, как не работает он также в нынешней медиа-реальности электронных коммуникаций и в социальных сетях9. Моя теория коммуникативных стратегий предлагает целый ряд новых понятий и связанных с этим концепций, которые позволяют более сложно интерпретировать процесс коммуникации10. Иначе говоря, теория коммуникативных действий Хабермаса не просто устарела, она настолько архаична, что не может применяться в современном мире.
В 2000-х проблемы с использованием теории коммуникативного действия в Европе лишь нарастали. Прямым следствием неспособности этой теории решать появившиеся проблемы внутри мультикультурных сообществ, где представители некоторых цивилизаций ни при каких условиях не были готовы к политической толерантности и культурной коммуникации, явился отказ от политики мультикультурализма, прозвучавший сначала из Германии, а затем из Франции и Великобритании и других странах.
Прямым следствием используемой политически в Европе архаичной теории коммуникативного действия оказалась политическая практика толерантности и политкорректности, приведшая к серьезному мировому кризису идентичности. Неспособность видеть коммуникацию как поединок разных коммуникативных стратегий привела, прежде всего, Европу, к тому, что ЛГБТ-толерантность и толерантность в отношении эмигрантов породили сильно отрицательные демографические и культурные тенденции.
При этом новых более мощных теорий, имеющих цивилизационную направленность, в Европе с тех пор не появилось. Теория коммуникативных стратегий вкупе с теорией цивилизационной антропологии и концепцией пределов толерантности11 могли бы предложить решение этих проблем, но пока я не вижу интеллектуалов как в Европе, так и в Украине, готовых вести обсуждение на таком уровне, а также нет политиков, готовых ее внедрять хоть где-нибудь.
Европа в гуманитарной теории пока пасует перед вызовами цивилизационного порядка: демографическое поражение и неспособность противостоять эмигрантам, прежде всего мусульманам; неспособность видеть опасности толерантности и политкорректности с цивилизационной точки зрения; постепенный отказ от интеллектуализма — своего главного ресурса на протяжении последних, по крайней мере, 500 лет. Пока в Европе не существует ценностей, способных обобщать эти вызовы и преодолевать их.
Нам нужен открытый цивилизационный проект Европы. Нам нужен не конституционный патриотизм, а патриотизм цивилизационной перспективы. Нам нужна не игра ЕС с США на поле глобализации, а игра ЕС с целым миром на поле космизации (колонизации космоса и других планет). Нам нужен не просто приоритет государства по отношению к рынку, нам нужен приоритет надгосударственных и общемировых сетевых структур по отношению к рынку. Нам нужны не только национальные субъекты для европейского проекта, а субъекты корпоративные, сетевые, интеллектуально-групповые. Нам нужны не ветхие ценности европейского просвещения-гуманизма, а новые ценности европейского трансгуманизма. Нам нужна не экономическая глобализация, а создание единого человечества, прежде всего, в сфере интеллектуальной философии и социальных инноваций и лишь затем в сфере политики и экономики.
Мне представляется, что основной ценностью собственно Европы является именно философия. Ни США, ни Индия, ни Китай пока Европе не конкуренты. Философия для Европы есть, прежде всего, обсуждение новых идей как ядер новых смыслов, новых концептуальных полей, на которых может играть цивилизация, и новых горизонтов перспективы. На ближайшие годы именно философская работа и новые гуманитарные теории должны стать основной работой европейских интеллектуалов.
Европа по-прежнему производитель фундаментальных знаний. США обгоняют Европу в технологиях и прикладных знаниях. Однако фундаментальные знания, требующие философской работы, может производить пока только в Европе. Кризис мировой науки бросает вызов, прежде всего, европейским интеллектуалам.
Наука — это цивилизационный проект Европы XVII века. Она разработала и запустила этот проект, она же должна его либо реанимировать, либо предложить более мощное интеллектуальное движение, по отношению к которому наука приобретет сервисные функции производства знаний, их классификации и популяризации. В таком открытом европейском проекте, предполагающем цивилизационные инновации, есть шанс на успех не только для Украины, но и для России, для Китая, для США и других стран.
«Проект вечного мира», который отстаивали Руссо, Лейбниц, Гердер, Бентам, Кант, а теперь и Хабермас, является весьма ограниченным и далеко не единственным проектом единого человечества12. Отсутствие в английской Википедии даже статьи «Человечество», скептицизм европейских интеллектуалов по поводу идентичности человечества, делает нынешний европейский проект проблемным в онтологическом плане.
Главным содержанием и даже основанием европейской идентичности должно стать не прошлое и не настоящее, а будущее, то есть новые горизонты человеческой цивилизации. Ни проект Канта, ни проект Карла Шмитта не могут быть основанием Нового Европейского Проекта — они построены на основе императивных или социальных обобщений. Новый Европейский Проект это проект нового типа — проект цивилизационной перспективы, выходящей за пределы социальной обыденности или императивных абстракций. Это открытый общечеловеческий проект, куда постепенно должно втягиваться все человечество. Только такие амбиции могут вдохнуть в Европу жизнь.
В этот мировой проект должны войти все мировые религии и все фундаментальные достижения науки. Попытка сводить мировые религии лишь к христианству (или еще уже — к православию, католичеству или протестантизму) в проектно-цивилизационном аспекте обречена на поражение. Нельзя думать, что по какой-то причине мусульмане или буддисты станут в будущем едином человечестве христианами — так рассуждать это означает не быть реалистами и не иметь воображения. А значит нужно признавать очевидное — будущий общечеловеческий проект не будет лишь христианским. Попытка сводить фундаментальную науку к технологическому прогрессу, да еще и исключительно в областях, где потребительские продажи стимулируют его отдельные направления, тоже обречена на поражение. Лишь фундаментальная наука даже в процессе своего замедлившегося сегодня развития может стать основой для философского прорыва в новую картину (конструкцию) мира.
Вступая в Европу, Украина получает шанс приобщиться или даже стать одним из создателей нового цивилизационного проекта. Открытый цивилизационный проект общечеловеческого единства — это то, что нужно всем. По большому счету это нужно не только Европе, но нужно и США, и России, и Индии, и Китаю. Главный вопрос, который решается сегодня, — это сколько мировых цивилизационных проектов будет предложено и какие страновые конфигурации и коалиции внутри каждого проекта могут сложиться. В этом смысле европейский выбор Украины не окончательный. Выбирать нужно мировой цивилизационный проект, а не страновую коалицию. Выбирать нужно даже не на метафизическом уровне, а на онтологическом. Пока мы делаем не фундаментальный, не подлинный выбор, мы не можем быть уверены в его успехе в будущем.
1 Статья Хабермаса «15 февраля или Что связывает европейцев». Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем.. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.
2 Там же.
3 Работа Хабермаса «Может ли ядро Европы выступать в роли неприятеля? Ответы на вопросы». Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем.. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.
4 Статья Хабермаса «15 февраля или Что связывает европейцев». Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем.. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.
5 Статья Хабермаса «15 февраля или Что связывает европейцев». Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем.. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.
6 Там же.
7 Там же.
8 Статья Хабермаса «15 февраля или Что связывает европейцев». Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем.. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.
9 В 1999 году я написал работу http://www.uis.kiev.ua/xyz/discussion/communicative_strategy.html «Коммуникативные стратегии», где показал концептуальную недостаточность этой теории.
10 Моя работа http://lit.lib.ru/d/dacjuk_s_a/text_0040.shtml#_Toc277399933 «Конструирование медиареальности» (в книге 2010 года «Горизонты конструктивизма)», критически развивающая идеи Никласа Лумана, показывает также принципиальное структурное взаимодействие форматов коммуникации в современной медиареальности.
11 В моей статье 2013 года http://hvylya.org/analytics/society/printsipyi-i-predelyi-tolerantnosti.html «Принцип и пределы толерантности» этот вопрос разбирается именно в контексте взаимодействия коллективных стратегий меньшинства и большинства.
12 Моя недавняя работа http://hvylya.org/analytics/society/teoremyi-chelovechestva.html «Теоремы человечества» это лишь первая попытка обобщить теоретический опыт человечества в понимании им своего единства.\
Источник: Диалоги
Источник: hvylya.org.
Рейтинг публикации:
|
