Почему так важно понять, кто мы и куда идем
Сергей Караганов — политолог, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.
Резюме: С советской идентичностью с грехом пополам расстались. А нового, кроме единственной на сегодня национальной идеи — памяти о Великой Отечественной войне, не создали.
Когда на прошлогодней юбилейной, двадцатилетней Ассамблее Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) некоторые российские участники высказались за то, что пришло время заняться определением российской идентичности, значительная часть своповцев, справедливо причисляющих себя к просвещенной части российской элиты, сочла идею дурным тоном. Ведь до сих пор этим занимались лишь кондовые и консервативные интеллектуалы.
Но проблема, кто мы, с какой своей историей себя ассоциируем, являемся ли самостоятельной, но периферийной частью Европы и хотим ли ей быть, стоит. Как стоит и вопрос о связи с нашей собственной культурой. Великая литература XIX — начала ХХ века — крупнейший вклад в мировую цивилизацию — стала выходить из российского общественного оборота. Большинство даже думающих людей не ощущает связи нашей культуры с античной. А ведь в последней заложен генетический код нашей цивилизации, в том числе поведенческие модели, воспроизведенные и развитые в христианстве. Как мы можем понять Пушкина, не понимая, что он вырос на античной истории и культуре?
Еще более остро стоит вопрос о том, какими мы хотим быть и куда (большинство российской элиты, населения) хотим идти. Один из популярнейших ответов: мы слишком разные и не договоримся. Разве можно договориться с «ними»? «Болотниками»? Коррумпированными авторитаристами? Националистами? Если такой ответ останется преобладающим и элиты не найдут в себе мозгов и чувства самосохранения, чтобы начать договариваться на основе общей программы, наше обычно малопредсказуемое будущее станет предсказуемым. Мы станем нацией самоубийц, обрекающих себя и страну на застой, деградацию и новый развал.
Главная проблема современной российской идентичности или ее отсутствия — трагическая история российского XX века, когда над народом был совершен безбожный эксперимент, а большинство ему не воспротивилось. Уничтожалась вера, совесть, честь, человеческое достоинство, чувство сопричастности с великой историей и его носители — священнослужители, аристократия, интеллигенция, трудовое крестьянство. По сути, лучшее и лучшие.
Советский Союз создал свою идентичность, в которой было и немало хорошего. Но он развалился. Социалистическая экономика советского образца оказалась неработоспособной. После развала нужно было выживать. Выжили чудом.
Выживание не предрасполагало к творческим поискам новой идеологии нации. Да и само слово «идеология» вызывало тяжелую оскомину после 70 лет коммунизма. Было как бы решено, что само общество, народ родит себе новую идентичность и новую идеологию. Не получилось. С советской идентичностью с грехом пополам расстались. А нового, кроме единственной на сегодня национальной идеи — памяти о Великой Отечественной войне, не создали.
И до сих пор ни общество, ни власть, ни интеллектуальная элита не нашли идей, объединяющих страну и движущих ее вперед. Была успешная реставрация государства, которая была дополнена идеей «вставания с колен» и идиотизмом «великой энергетической державы». Затем все увлеченно заговорили о модернизации, предпочитая не замечать убыстряющейся демодернизации и не вкладывая в образование и людей.
Отсутствие сформулированной национальной идеи, устремленной вперед и разделяемой большинством элиты, выгодно части этой элиты, предпочитающей воровать, не связывающей себя с будущим страны или не способной думать о нем.
Но экономический рост затихает. Общественное недовольство подспудно растет, элиты разделены, часть их просто уезжает или вывозит деньги и детей.
В недавней истории уже был похожий период — рубеж 1970–1980-х годов. Правящая элита благоденствовала, интеллигенция тихо ненавидела власть, но жила по советским меркам комфортно. Часть недовольных уезжала. Народ безмолвствовал. И никто уже ни во что не верил. Все надо всем издевались. Советская идентичность умирала. Затем посыпались нефтяные цены, и страна развалилась.
Кое-какие дебаты в стране все-таки ведутся. Но они разнонаправленны, и их сторонники не хотят вести диалог.
«Соборники» верят в особую русскую духовность, коллективизм. Запад — враг, Россия — наследница Византии. Во внешнеполитическом отношении — ориентация на всех противников Запада, в том числе на мусульманские государства. До начала 2000-х — еще на Китай. Но теперь боятся и его.
На смену «соборникам» идут идеологи «русской доктрины»: традиционные православные ценности, но в модернизированном варианте — с упором на успех в жизни земной и на умеренный национализм. «Особый коллективизм» русских обоснованно отвергается. «Русскую доктрину» поддерживает, видимо, нынешнее относительно модернистское руководство РПЦ.
Сторонники и «соборности», и «русской доктрины» не жалуют европейский период русского развития. Но вторые приемлют Россию со всей ее историей. Если первые почти однозначно позитивно относятся к сталинскому периоду русской истории, то вторые более осторожны. Первые представляют неконкурентоспособные круги российского общества, вторые ориентируются на мелкую и среднюю национальную буржуазию. Эта школа, видимо, имеет будущее, хотя в ней немало устремленности в никогда не существовавшее далекое прошлое.
Растут ультранационализм и ксенофобия. Они мало представлены в формальной интеллектуальной сфере, но мощно присутствуют в блогосфере и общественном сознании. Лозунг «Россия для русских», неприятие не только Запада, но и всего внешнего мира. Среди россиян, придерживающихся этих взглядов, особенно сильны настроения против кавказцев, выходцев из Азии. Заметен и антисемитизм, ушедший из риторики националистов, в той или иной степени ориентирующихся на власть.
Пытается возрождаться неоимперская (она же неосоветская) школа. Ее главный тезис: Россия не может существовать без империи. Смысл существования — в восстановлении бывшего Советского Союза, в том числе с опорой на военную силу. Вокруг враги, война неизбежна, к ней нужно готовиться. Требуется огосударствление всей крупной частной собственности. По сути, предлагается вернуться на путь военно-экономической мобилизации, который уже раз погубил страну. С этой школой власть заигрывает, но она малоперспективна и слишком нереалистична.
Все более явно растет популярность левых идей. Причины очевидны: нелегитимность крупной собственности из-за приватизации без права, несправедливость социальной и политической систем, слабость социальных лифтов для активной части населения, отсутствие понятной и приемлемой для большинства стратегии развития. «Новая левая» концепция еще находится в тени «старых левых» — коммунистов, ее мощно подавляют, но у нее, видимо, есть перспективы.
Три четверти российских граждан — за национализацию крупной частной собственности, при этом никто не может сформулировать, что такое «крупная». По опыту знаем — та, что крупнее моей, то есть при полностью демократических выборах мы можем получить новую социалистическую революцию.
Либерально-западническое крыло политиков и интеллектуалов, не готовых к жесткой оппозиции, предлагает мечты о том, какой бы хотелось видеть Россию, и критикует власть за авторитаризм. Однако не обращает внимания на реальное состояние страны и народа, ориентируется на недостижимый идеал и на продвинутое меньшинство. Как и прежде, предлагается равнение на Европу, но та потеряла часть привлекательности, находится в поиске самой себя. Неясно, на какую Европу ориентироваться — нынешнюю, отходящую от христианства в сторону политкорректных ценностей тотального равноправия и общества потребления или ту, что была раньше, с динамичной социальной рыночной экономикой, элитистской демократией и без диктата меньшинств, или на ту, что появится в результате нынешнего системного кризиса?
Главное, хотя и не сформулированное в официальной политике, — умелое поддержание раскола элит и общества, их пропагандистское отвлечение от действительно важных проблем
Правое большинство «креативной» оппозиции предлагает всеобщую демократию и почти тотальное отторжение власти, любых ее инициатив, бойкот тех, кто из соображений выгоды или разума готов к сотрудничеству с ней. Пока эта фронда, несмотря на высокое качество и уровень образования участвующих в ней людей, не предлагает никакой альтернативы политике властей или ее отсутствию, потому и проседает.
Правящие же верхи не предлагают ни очевидной стратегии развития, ни внятного идеологического проекта. Главное, хотя и не сформулированное в официальной политике, — умелое поддержание раскола элит и общества, их пропагандистское отвлечение от действительно важных проблем. Одновременно усиливаются элементы реакции и пока точечные, но все более расширяющиеся репрессии. Особую тревогу вызывает то, что, стремясь ограничить оставшееся от 90-х внешнее влияние на внутреннюю ситуацию, власть де-факто давит один из важнейших источников развития — самодеятельные общественные организации граждан.
И все эти направления мысли пронизывает тотальный пессимизм.
Национальная идея нужна, нужна выработка в себе и восстановление духовной связи со своей страной. Необходимо преодолевать «хаос в головах» и самоедское недоверие, вырабатывать в себе идентичность, устремленную в будущее, но основанную на реалистическом понимании слабых и сильных сторон, своих корней.
Толчок этим поискам и призваны дать дебаты на юбилейной сессии Валдайского клуба, который в десятый раз организуется РИА Новости и СВОП. Спорить будут в основном россияне. Иностранные участники оценят реалистичность и уровень российских споров, поделятся своим опытом и проблемами. Ведь кризис идентичности испытывают почти все: китайцы, европейцы, даже американцы.
Но для России проблема стоит гораздо острее. Без понимания, кто мы и куда хотим идти, мы в лучшем случае обречены на уже начавшееся ослабление своих позиций в мире, в худшем, выглядящем все более реалистичным, — на повторение рубежа не 1970–1980-х, а 1980–1990-х годов.
| Московские Новости
Рейтинг публикации:
|
