От университетской группы Terra America. Завершающая наш спор о «прогрессе» блестящая статья философа Бориса Капустина поставила перед нами новый острый вопрос: по какой причине левые прогрессисты, включая современных марксистов, отказываются искать реальный, а не виртуальный выход из системы глобального капитализма, предпочитая заниматься преимущественно культурными и социальными темами.

Почему, как пишет Капустин, «левой критике не удалось переплавить всё разочарование в «прогрессе» в политически действенную утопию «постпрогресса» или, точнее, «другого прогресса», почему, в принципе, любая утопия в начале XXI века перестала быть «политически действенной»? Причем перестала до такой степени, что даже экономический кризис, поставивший на край гибели проект Европейского Союза – единственный амбициозный глобальный проект посткоммунистического Запада, – не только не возродил «призрак коммунизма», но даже всерьез не подточил концептуальные основы вроде бы всеми презираемого «Вашингтонского консенсуса».

Мир не только не изменился, он, скорее, утвердился в своей решимости остаться тем же самым. В чем же дело? Только ли в том, что левые критики устали от поиска «политически действенных» проектов и занялись более приятными и менее рискованными занятиями? Или же также в том, что современный капитализм и в самом деле - в некоторых аспектах - не имеет альтернатив, или, точнее, каждая из таковых альтернатив не представляется привлекательной.

Все эти вопросы мы попытаемся обсудить на очередном университетском семинаре цикла «Америка: возвращение идеального». На сайте же разговор об утопии начинает наш постоянный автор, философ и публицист Александр Павлов, который обращает внимание на тот факт, что даже Голливуд в последнее время не предлагает зрителям ярких картин прекрасного будущего, в котором люди, достигшие самых высот научно-технического прогресса, вместе с тем жили бы весело и счастливо. Так что же – история и в самом деле окончила течение свое, или - и того хуже – мы стоим на пороге Нового Средневековья?

* * *

Наверное, одним из самых важных понятий социальной и политической философии, которое должно идти в упряжке с понятием «прогресса», является «утопия». И ключевым вопросом соотношения двух понятий должен быть следующий: возможно ли одно без другого, то есть утопия без прогресса, или же прогресс без утопии?

То есть ведет ли нас неминуемо прогресс в сфере науки и техники, или даже прогресс в социально-экономической сфере, к желаемому для всех людей нравственному состоянию, которое при этом окончательно достичь невозможно? Парадокс ситуации заключается в том, что большинство примеров из литературы и кинематографа свидетельствуют как раз об обратном. Чем о более совершенном, с технологической точки зрения, состоянии общества мы говорим, тем сильнее у нас возникает соблазн назвать его антиутопическим. Возьмите, например, фильм «Бегущий по лезвию», «Я, робот», «Эквилибриум» и т.д. (список лучших антиутопий можно найти здесь).

Не означает ли это, что технологический прогресс скорее допускает антиутопию, чем утопию? Не поэтому ли понятие «прогресс» в конце ХХ века, да и сегодня, пожалуй, тоже так сильно критикуется и осуждается многими скептиками? Ответить на этот вопрос нам поможет американский философ-марксист Фредрик Джеймисон.

Свое эссе «Прогресс versus утопия, или можем ли мы вообразить будущее?» Джеймисон начинает словами: «А что если “идея” прогресса и не идея вовсе, а скорее некий симптом»? Действительно, что если идея прогресса – это всего лишь набор мнений о желаемом и, вероятно, достижимом будущем, которые, считает философ, как изюминки и ягодки выбираются из «истории мысли» и предъявляются нам по одиночке или отдельным списком? На самом деле, на каких основаниях мы можем приписывать тем или иным великим мыслителям «прогрессистские взгляды»? Если обратиться к книге Роберта Нисбета «Идея прогресса», то во внимание сразу бросается, что идею прогресса он рассматривает безотносительно самого прогресса, будто существует лишь набор мнений, которые автор сам подбирает для того, чтобы реконструировать интеллектуальную историю понятия. Другими словами, не является ли идея «прогресса» просто-напросто симптомом политический философии?

Джеймисон начинает издалека, обращаясь в своем тексте о прогрессе и утопии к историческому роману. Используя текст венгерского марксиста Георга Лукача, он говорит, что исторический роман возникает вместе с появлением исторического сознания и сопутствующего ему историцизма. Однако исторический роман перестал быть возможен тогда, когда возник жанр, именуемый «научной фантастикой», то есть когда начали писать свои тексты такие авторы, как Жюль Верн и Герберт Уэллс. С возникновением научной фантастики стал исчезать исторический роман как нечто такое, что помогало человеку осмыслить прошлое и настоящее.

В этом контексте Джеймисон обращает особое внимание на фильм Стэнли Кубрика «Барри Линдон», чтобы проиллюстрировать свою идею. «Барри Линдон» – реконструкция целиком исчезнувшего прошлого, «объект, парящий в пустоте». И поэтому мы не воспринимаем этот фильм как историю, а скорее как некий холст, монументальную картину, выставку, предлог для «глянцевых образов».

Далее Джеймисон обращается к американской фантастике. Научная фантастика появилась точно также по запросу общества. С развитием науки и техники людям требовалась некая терапия: посредством чтения научно-фантастических текстов они готовили себя к будущему, которое сами не могли представить; книги этого жанра помогали им смириться с быстрым ростом научных знаний и, следовательно, найти связь времен. Именно поэтому исторический роман, ориентированный на прошлое, был вытеснен научной фантастикой, ориентированной на будущее. Однако Джеймисон очень быстро сознается в том, что все наиболее яркие современные ему утопии – это антиутопии. И действительно можем ли мы назвать какую-нибудь яркую утопию в литературе или в кино, созданную во второй половине ХХ века?

Однако, как это не удивительно, Джеймисон находит утопию в современном ему мире – в научно-фантастических текстах, созданных в СССР. Джеймисон акцентирует свое внимание на книгах Ефремова и Стругацких. Что если, задается вопросом философ, то, что для советского человека является «идеологией» в этих романах, для западного читателя – не что иное, как утопия? К сожалению, Джеймисон не идет дальше и останавливается на полпути, процитировав в самом конце своей статьи «Пикник на обочине», так и не дав прямого ответа на вопрос, можем ли мы вообразить будущее.

Что мы, опираясь на интуицию Джеймисона, можем сказать о сегодняшней утопии? А вернее о ее отсутствии? Разве только то, что ее нет? И да, несмотря на то, что сам Джеймисон говорит прежде всего о литературе (он начинал свою академическую карьеру как литературовед), сегодня он сам уже бы пересмотрел свои взгляды, потому что в условиях постмодерна и его культурной логики, с точки зрения философа, литература занимает самое последнее место в нынешней культуре капитализма, а серьезно опережает ее кинематограф.

Так вот, большинство западных научно-фантастических фильмов созданы в жанре «антиутопии». Достаточно вспомнить такие последние картины, как «Вспомнить все» (2012), «Голодные игры» (2012), «Время» (2011) и наиболее яркая, хотя и более старая лента «Дитя человеческое» (2007).

Все это фильмы, в которых общество, совершив серьезный технологический прорыв, не выглядит таким уж радостным и безмятежным. И вместе с тем, многие люди в этих антиутопиях живут вполне себе счастливо. Я думаю, что ключевая проблема утопии в том, что любая придуманная утопия на поверку оборачивается антиутопией. Дело в том, что не существует такого состояния, которое бы удовлетворило абсолютно всех людей и не обидело хотя бы кого-то. Неслучайно, кстати, Джеймисон заканчивает свою статью именно этими словами из Стругацких: «Счастье для всех даром и пусть никто не уйдет обиженным». Это лучшее, что может быть сказано об утопии.

Если говорить о кино, то давайте согласимся, что, например, экранизация «491 градус по Фаренгейту» говорит нам кое о чем важном. Ведь люди в фильме живут в потребительском раю, разве что у них нет книг (зато большая плазма). Те же, кто в итоге выбирают книги, вынуждены терпеть неудобства жизни в лесу. Спросите себя честно, что вы выберете – жизнь в лесу без каких-либо удобств, но сохраните великую европейскую культуру (при этом вам придется наизусть выучить какую-нибудь книгу и не факт, кстати, что книга придется вам по душе), или потребительскую комфортную жизнь, но уже без культуры?

Подумайте, сможете ли вы отказаться от айфона во имя, скажем, «Улисса»?

Еще один пример. Фильм «Эквилибриум». Что вы выберете – жизнь, лишенную эмоций, но и без войн, убийств, вообще какого-либо насилия, или же возможность любить, но при этом в мире будут умирать люди? Мы, например, можем выбрать сразу жизнь с «Улиссом» в лесу, но без эмоций, или напротив, потребительский рай, но пускай ради нашей возможности любить умрет весь мир. Но кто-нибудь обязательно будет обиженным, счастье для всех невозможно. Или все же возможно?

Давайте внимательно посмотрим, действительно ли мы имеем только одни лишь яркие образчики антиутопии, некоторые из которых вполне себе «утопии» (просто не для всех, кого-то обязательно да обидят).

Джеймисон столкнулся с этой проблемой, когда писал свой текст. Он посчитал, что сама по себе утопия обладает настолько сильным потенциалом, что человек просто не в состоянии ее помыслить, но в диалектической форме философ все же утверждает, что хотя мы и не можем вообразить утопию, но чудесным образом все же можем сделать это, благодаря «Пикнику на обочине».

Отгадка, как мне кажется, здесь состоит в следующем. Утопию невозможно вообразить в капиталистическом обществе: только СССР, по меткому выражению Мартина Малиа, руководствовавшийся пусть «извращенной, но все же логикой» утопии, мог реально мечтать об утопии.

Любое общество, не освободившееся от пут капитализма, будет несправедливо, а, следовательно, оно не может быть принято как утопия, «счастье для всех», особенно даром. Если снова вспомним фильм «Дитя человеческое», то и там есть угнетенное нищенское большинство, в то время как политики прозябают в роскоши, которая, впрочем, вскоре никому уже не будет нужна, потому что человечество стало бесплодным.

Другими словами, любое произведение научно-фантастического жанра скорее повествует об издержках капитализма, чем о достоинствах нашей будущей жизни. Очень трудно припомнить какой-либо фильм последнего времени, который мы все могли бы признать утопическим. И ответ, как ни странно, пришел из книги, о которой мы уже писали.

Роберт Нисбет считает, что кроме самых жутких антиутопий ХХ века – таких, как «1984» и «О дивный новый мир» – в наше время есть и нечто, что может им противостоять. И здесь Нисбет ссылается на фильм «Звездные войны» (1977 год) как на новый вид утопии. Это действительно поразительно потому, что многие люди с выхода картины стали ярыми фанатами будущей франшизы, и это говорит о том, что «Звездные войны» на самом деле обладали тем утопическим потенциалом, который необходим людям и о котором говорит социолог.

Сегодня мы можем утверждать, что такие произведения, как «Властелин колец» и «Звездные войны», по большому счету, лишены идеи прогресса (да, в «Звездных войнах» есть космические корабли, но люди ходят в балахонах и дерутся на мечах, как некогда в эпоху Средневековья), но зато именно они способны выполнять роль утопических чаяний. Взрослые люди спешат с таким удовольствием в кино, предназначенное для детей, именно потому, что оно показывает им «дивный мир», в котором они никогда не будут жить, но который дает им счастье, никого не обижая.

Мы можем вообразить будущее и даже сопутствующий ему прогресс, но оно будет не утопическое, или же мы можем помыслить утопию, но тогда вне будущего. Капитализм никогда не принесет счастья всем. А мы знаем, что легче вообразить конец света, чем конец капитализма.

Во «Властелине колец», «Хоббите» и «Звездных войнах» нет капитализма, но там, конечно, есть злые силы. Однако это не смущает зрителей, потому что во вселенных этих фильмов и книг нет капитализма. Все предельно просто и ясно.

Просто выберите светлую сторону силы и уничтожьте кольцо всевластья. Наслаждаясь этими фильмами (или их литературными источниками), люди обретают счастье, почти даром.

Это и есть истинная утопия. В которой, правда, не предусмотрен прогресс. И в которой жить не придется никому.

Рейтинг публикации:

0

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: