Интересный собеседник. Кира Муратова: «В искусстве должна существовать гармония»
Нина Катаева
В конкурсе VII Римского кинофестиваля Украина была представлена фильмом Киры Муратовой «Вечное возвращение». За философскую ленту приза фестиваль не вручил, но картина достойно пополнила собой фонотеку под названием «Фильмы Киры Муратовой». В своих лучших картинах – ««Короткие встречи», «Долгие проводы», «Астенический синдром», «Чувствительный милиционер», «Увлеченья», «Три истории», «Мелодия для шарманки», «Вечное возвращение» – Кира Муратова осталась верна своему интересу к нравственной проблематике и неоднозначным персонажам.
|
Кира Муратова. Фото ИТАР-ТАСС.
|
Она всё так же смело ставит диагнозы обществу, ведёт отшельнический образ жизни и обожает Одессу. В разговорах с прессой называет себя «русскоязычным режиссёром, живущим на Украине».
Сегодня лауреат госпремии Украины им. Т. Г. Шевченко, Российской премии «Триумф», главной премии Берлинской академии премии искусств Кира Муратова – гость «Файла-РФ».
– Кира Георгиевна, сейчас в моде разговоры о том, что искусство исчерпало себя, кино закончилось, остался один постмодернизм, а ваш фильм называется «Вечное возвращение». Вступаете в противоречие с радикалами. Что думаете по этому поводу?
Съёмочная группа фильма «Вечное возвращение» на кинофестивале в Риме. Фото ИТАР-ТАСС.
– Да ничего не думаю. Мы, например, многократно слышим, что театр умер и т. д. – но проходит время, это забывается, и мы продолжаем ходить в театр. А кино – это моё единственное любимое занятие, можно сказать, пожизненное, и если оно себя исчерпало, то я не пример. Кто так говорит, значит, сам в себе чувствует эту исчерпанность, а со мной насчёт постмодернизма не разговаривайте!.. Потому что я каждый раз спрашиваю, а что такое постмодернизм, мне толково объясняют, я понимаю, но вскоре это опять выкидывается из моей головы. Мне это совсем неинтересно. Я – эгоцентричный человек и режиссёр, и таких вопросов себе не ставлю. Возможно, люди, которые ставят, не сумели их разрешить. Так что не привлекайте меня к дискуссии!..
– Ваш фильм «Вечное возвращение» вначале удивляет, потом затягивает, как в воронку. Заставляет думать, вспоминать разные события из своей жизни. Как вы сами считаете, он связан с вашими другими фильмами?
– Начиная с фильмов «Короткие встречи» и «Долгие проводы» (до них я работала в соавторстве с Александром Муратовым), что бы я ни сняла, мне всегда говорят: «Ой, этот фильм совсем не похож на ваш предыдущий!» Во многом это объясняется моей нетерпеливостью – когда поначалу мне предлагали сделать что-то подобное тому, что мной уже сделано, я всегда противилась, мне хотелось сделать что-то другое.
Конечно, новый фильм не имеет ничего общего с «Мелодией для шарманки», кроме манеры и чисто профессиональных вещей. Там действие развивалось в спокойном, медленном течении, а здесь видим нечто фантазийное. Мне надоели сюжеты «Саша любит Машу, Маша любит Пашу или Маша просто глядит в пространство», где в конце концов видим, как все переженились, устроились и успокоились. Эти успокоительно одинаковые формы построения – мне же хотелось чего-то другого!
Мне захотелось сделать фильм со специальным устройством внутри себя. Что касается самой конструкции «вечного возвращения», то это известный ницшеанский мотив, это выражение употреблял Пифагор, любил Томас Манн. Вечное возвращение – это циркуляция сюжетов, знаете, как сказки, несколько трансформируясь, в схожих обличьях кочуют в разных географических пространствах и временах у разных народов. А в этом фильме не просто возвращение сюжетов, а буквальное повторение одного и того же сюжета на кинопробах. Разные актёры, с разными финтифлюшками, разыгрывают один и тот же сюжет, и вы наблюдаете «вечное возвращение» – каждый раз другую или несколько другую историю. Можете считать, что так проиллюстрирована мной старая истина. А можно сформулировать иначе – это кино про разнообразие однообразия и про однообразие разнообразия нашей жизни и человеческих характеров.
– На пресс-конференции в Риме Вы сказали, что стремились в фильме запечатлеть, как «гаммы переходят в фуги Баха». Это как?
Кира Муратова на съёмках фильма «Перемена участи». 1985 г. © РИА «Новости».
– Обыкновенно. Фуги Баха безумно похожи на упражнения Черни и на музыкальные экзерсисы, построенные на повторении одних и тех же приёмов, постоянно усложняющихся. Именно это происходит в моём фильме. Кинокритик Зара Абдуллаева верно уподобила фильм «Болеро» Равеля, в котором тоже идёт повтор музыкальных фраз и в то же время разыгрываются вариации. Открою секрет: главное действующее лицо в фильме – монтаж. Я работала с любимым монтажёром Валентиной Петровной Олейник, с которой мы начинали свою деятельность в кино и вместе выработали методы монтажа. Всегда получаю удовольствие от работы с ней.
– Вы согласны, что нельзя войти в одну реку дважды? Ваши герои отчасти пытаются это сделать. Верите ли вы в воссоединение двоих через годы?
– Не могу ответить. Мне кажется, нет. Хотя случай на случай не приходится – там столько привходящих обстоятельств, владеющих умами и душами, что ответа, который будет подходить многим, нет. И потом, это преувеличение – думать, что режиссёр знает ответ на такие вопросы.
- Что больше всего интересует вас в человеке?
– Талант! И не только в человеке искусства. Просто я занимаюсь искусством, об этом и говорим. Много грехов могу простить талантливому человеку, на многое закрыть глаза. Права – не права в этом, не знаю, у каждого своё мнение. Но когда начинают порицать Пушкина -– за то, за сё в его поведении, – я не могу это учитывать. Когда я думаю о таланте, для меня это не имеет значения.
– Как вы относитесь к развлекательному кино?
– Опять какой-то глупый термин. Что за «развлекательное» кино – развлекает всё искусство, отдельно я не понимаю. Если фильм хорошо сделан, да ещё и развлекает замечательно, такой «развлекательный» кинематограф я приветствую.
– Вы сказали как-то, что любите снимать «тихие» фильмы. Это какие?
– Я люблю статику, и не люблю дешёвую динамику, которая сейчас популярна. Мне нравится лишь та динамика, которая хорошо сделана.
– Критики иногда пишут, что Вы любите исследовать тёмные стороны души человека. Вы что на это отвечаете?
– Мне кажется, я исследую разные стороны души человека, хотя со стороны может показаться иначе. Но применительно к фильму «Вечное возвращение» – какие там могут быть «тёмные» стороны, кроме разве что неочевидных? Герои так стараются быть добрыми по отношению друг к другу. А вообще мир – это хаос. Настолько ужасный, беспокоящий и пугающий человека, что искусство всегда старалось представить его в облагороженном виде. Не случайно раньше немало писалось о «приглаживании» и «причёсывании» действительности, о неумении говорить о «тёмных» сторонах жизни. А ведь это только вопрос степени, потому что искусство всегда гармоничнее окружающего хаоса – оно, в любом случае, утешает. Даже самые страшные фильмы, показывающие отвратительные стороны существования человека, всё равно положительнее источника, потому что хаос таит в себе столько всего, что утешиться невозможно, так это страшно. Могу сказать только одно – я не стремлюсь к бездне. На самом деле, всегда хочется какой-то гармонии, она должна существовать в искусстве.
На съёмках фильма «Перемена участи». © РИА «Новости».
– Богдан Ступка в одном интервью посетовал, что хотел бы быть непрофессиональным актёром, чтобы Кира Муратова на съёмках «возилась» с ним столько же.
– Конечно, с непрофессионалами возишься, чтобы вытащить то, что запрятано у них в глубине души. А в актёрах – наоборот, хочется найти то общечеловеческое, что они убрали на второй план, чтобы демонстрировать профессиональные навыки.
Громко говоря, в актёре ищу человека, а в человеке – актёра. Когда-то меня интересовал вопрос – сколько актёрского в людях и как это выявить. И я давно поняла – актёрское начало фактически есть во всех. В одних проявляется более ярко, в других менее, и если вы не хотите играть себя, то кого-то другого сыграете с удовольствием. Играют – актёр, пианист, дети: в игре отражается желание человека выразить своё представление о жизни – как бы в формах самой жизни, но без реальных тягот и ужасов. Это желание есть во всех, многие чувствуют это, увлекаются, и ещё как хотят этим заниматься!..
– В ваших фильмах персонажи вообще необычно разговаривают, иногда по нескольку раз повторяют фразы. Вам не приходилось слышать, что многие находят это странным?
– А этим многим не кажется странным что людям и в жизни свойственно повторять одно и то же? Как говорится, талдычить?! В жизни, значит, повторяем, повторяем – а тут человеческий момент разговора не нужен?
– У вас снимались уникальные личности – Олег Табаков, Алла Демидова. В «Коротких встречах» вы сняли Владимира Высоцкого, ещё мало кому известного. Читался ли в нём тот будущий кумир миллионов, которым он стал впоследствии?
– Володя обладал реальным даром, огромным талантом, но, должна сказать, что я не воспринимала его как поэта читаемого – только как барда: сам написал, сам исполнил. Это была его форма в искусстве. Он был прекрасен как театральный актёр, но относился к тем актёрам, которые на сцене играют себя. Я ему говорила: «Володя, ты не живёшь в образе, ты играешь сцены из жизни Владимира Высоцкого». Такое у него было дарование. Например, он был физически очень хрупкий, а казался таким мачо! Он умел это сыграть, умел внушить: «Я вот такой, а вы как думали?!» Это нельзя назвать притворством, потому что всё искусство притворство.
Хотя нет, это – притворство, но такое высокое и прекрасное.
– Людмила Гурченко очень забавно вспоминала в своей книге о ваших встречах с её отцом. Вы их помните?
– Конечно, помню. Я часто приходила к ним, он был колоритным человеком. Его можно было очень хорошо снять в кино, но в то время это не представлялось возможным. Я и Люсю-то не снимала, а мы дружили в прежние времена, несмотря на то, что жили в разных городах. Я сняла её один раз в эпизоде фильма «Познавая белый свет». Хотя она замечательная актриса. Но все что-то не складывалось. Да и, видимо, у нас были разные формы в искусстве. Хотя как зритель приемлю всевозможные формы.
– Вы учились в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Чему учили вас педагоги?
– Сергей Аполлинарьевич был настолько глубок, сверкающ и выразителен внешне – и в словах, и в суждениях, и в движениях, что одним своим обликом показывал нам, каким должен быть человек искусства.
Он был гениальным актёром. Вспомните его Льва Толстого – роль в фильме «Дочки-матери». И обучал нас тому, как нужно играть. Актёры и режиссёры учились вместе, режиссёры тоже должны были уметь играть. Обучение проходило в форме беспрерывного общения. А главное – все должны были быть пишущими людьми, все должны были писать.
На съёмках фильма «Среди серых камней». © РИА «Новости».
Сергей Аполлинариевич учил слушать людей – наблюдать за тем, как они разговаривают, отмечать, как в интонациях проявляются характеры, советовал направлять на это всё своё внимание. Он учил нас думать. Это был гениальный педагог и замечательный режиссёр, забытый сегодня, и это факт.
Но я о нём думаю постоянно. Форма банальна: «А что сказал бы по этому поводу Сергей Аполлинариевич?»
Вообще в отношении своего педагога я находилась в состоянии гимназического обожания, настоящей влюблённости. И это было неоригинальным – такова была форма существования всех его учеников и учениц.
– Вам известно, что происходит сейчас в украинском кинематографе?
– Нет, я живу в Одессе, а не в Киеве, где происходят основные события. А в Одессе тишина полная, Одесская киностудия используется как база. Приезжают снимать кинематографисты, в основном, из России, бывают и иностранцы. Озвучить фильм «Вечное возвращение» нашей съёмочной группе помогла продюсер Анна Павловна Чмиль, за что мы ей бесконечно благодарны.
– Следите ли за российским кинематографом?
– Когда удаётся получить диски – конечно, смотрим. Стараемся быть в курсе.
– Участвуете ли в жюри западных фестивалей в последнее время?
– Давно не участвую. Отшельническая у меня натура. И характер у меня такой.
– А в кого у вас такой характер – в папу, в маму?
– Мои родители были коммунистами-подпольщиками, профессиональными революционерами. Жили мы в Бессарабии, в пограничной с Румынией области, которая была то Молдовой, то Румынией, переходила из рук в руки. Когда началась война, отец ушёл добровольцем. Он – герой Молдовы.
– Говорят, в Одессе не осталось истинных одесситов. Это правда?
– Имеете в виду густопсовых, ярко выраженных евреев? Нет, одесская манера общения, при которой посторонний человек в трамвае бесцеремонно встревает в ваш разговор со спутником, осталась.
Представьте, вы разговариваете, что-то рассказываете своему знакомому, и вдруг слышите: «Ви не правы!» – то есть сосед слушает ваш разговор и считает возможным в нём поучаствовать. Типичная южная фамильярность.
В Ленинграде, где я снимала фильм «Познавая белый свет», такого нет. Про Москву не знаю, там сейчас проживает много национальностей. Но я долго жила в Одессе и, конечно, привязалась к ней, привыкла. И когда вернулась после съёмок из Ленинграда, еду в такси, где таксист называет меня «девочкой» и ведёт задушевный разговор, смотрю вокруг на Одессу и вдруг думаю в неожиданной для себя форме: «Одессочка грязненькая, родненькая!» Представляете?! Почувствовала прилив теплоты. Это как из-за границы возвращаешься, услышишь мат-перемат на вокзале, и – потеплеет на душе.
– Над чем сейчас размышляете? Новая работа есть в замыслах?
– Ни над чем не думаю. Очень устала от этого фильма, хочу отдохнуть.
Источник: file-rf.ru.
Рейтинг публикации:
|
