После конфликта с Европой президент Лукашенко, судя по всему, ищет новую силу, способную уравновесить российское влияние в Белоруссии. Есть признаки, что в качестве такой силы рассматривается Китай. У Пекина есть свой расчет по поводу Минска – но входит ли в планы китайского руководства помогать Лукашенко, да еще в игре против интересов России?
По итогам прошедшего в Белоруссии Всебелорусского народного собрания (на котором обществу должна была быть представлена новая концепция внешней и внутренней политики) местные «толмачи» стали передавать городу и миру обозначенные основные установки этой концепции. Одной из них, в частности, стал отказ от многовекторности в форме балансирования между Россией и Евросоюзом, которая долгие годы позволяла Минску не участвовать в российско-европейских разборках и в то же время получать политико-экономические выгоды от обеих сторон.
Новый курс
«В белорусской политической культуре многовекторность – это странное понятие, где смешивается экономическая и политическая составляющая. Политическая была в последние годы связана с концепцией моста между Россией и Европой, таким образом обеспечивался прописанный в конституции республики нейтралитет», – поясняет газете ВЗГЛЯД шеф-редактор российско-белорусского интеграционного проекта СОНАР-2050 Семен Уралов. Сейчас подобный баланс Минск выстроить не может. Жесткая реакция ЕС на особенности президентских выборов в Белоруссии, поддержка протестного движения в стране, восстановление санкций – все это вгоняет белорусско-европейские отношения в конфликтную парадигму.
Поэтому Александру Лукашенко нужен иной балансир – и он, по всей видимости, хочет найти его в лице Китая. Уже существовавший в стране курс на белорусско-китайскую дружбу официально повышается до уровня балансировки белорусско-китайскими отношениями белорусско-российских. «Братская Россия и великий Китай останутся нашими стратегическими партнерами, и не только экономическими», – заявил обществу сам Лукашенко, ставя обоих союзников на одну планку. Ну или, в зависимости от трактовки, демонстрируя преимущество «великой» КНР над всего лишь братской РФ. Братьев-то, как известно, не выбирают.
Психологического комфорта ради
Однако насколько китайский полюс сможет заменить европейский, который по многим параметрам был если уж не равновелик, то, по крайней мере, конкурентным российскому направлению?
С политической точки зрения не может. Да, китайский интерес к Белоруссии действительно есть – и немалый для региона, находящегося отнюдь не в центре стратегических интересов КНР. «Белоруссия – одна из нескольких «опорных» для Китая стран в Центральной и Восточной Европе. Примерами других столь же дружественных стран можно считать Венгрию и Сербию», – говорит газете ВЗГЛЯД замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Василий Кашин. Однако ни о каких политических гарантиях Китая Белоруссии речи не идет – Пекин, будучи экономической сверхдержавой, все еще опасается выступать с большими политическими проектами. Тем более в зоне прямых интересов Соединенных Штатов и тем более против России. «Нужно понимать, что Китай – великая экономическая держава, но в геополитическом плане он не игрок в Восточной Европе. И даже там, где он играет (например, в Сербии), его игра не антагонистична России», – поясняет газете ВЗГЛЯД доцент кафедры политической теории МГИМО Кирилл Коктыш.
Кроме того, Китай не готов предложить Белоруссии даже привлекательный двусторонний политический проект. «Российско-белорусские отношения не могут быть сбалансированы никакими другими до тех пор, пока у Белоруссии не появится другого союзного государства. Пока не будет создана такая же глубина интеграции, которая позволяет белорусам пользоваться равными правами на уровне граждан и в перспективе для юрлиц», – говорит Семен Уралов.
Поэтому в политическом плане выгоды для Минска от такой диверсификации скорее психологические. «Все элиты постсоветского пространства испытывают ряд фобий, усилившихся после Крыма. И эти фобии требуют сбалансированности, прежде всего в мышлении. Нигде в странах, которые граничат с нами (кроме Южной Осетии и Абхазии), нельзя быть излишне пророссийским. Поэтому прокитайская позиция – хорошая возможность, с одной стороны, занять для политического и околополитического класса «толмачей и одобрителей» антизападную позицию», – продолжает Семен Уралов.
Экономические возможности
Китайские возможности сосредоточены на экономике – и, казалось бы, такой вариант диверсификации белорусского лидера устроит. «Когда Лукашенко говорит о многовекторности, он прежде всего имеет в виду не геополитику, а экономику», – говорит Кирилл Коктыш.
Да, на первый взгляд, место Китая в белорусской экономике несоизмеримо с европейским или тем более российским. Так, в 2018 (доковидном) году товарооборот между Белоруссией и Китаем составил почти 3,5 млрд долларов. Для сравнения: с ЕС он составил – 17,3 миллиарда, а с Россией достиг 34 миллиардов.
Однако экономисты указывают на большой потенциал для сотрудничества. Раньше часто говорили об оборонке. «На протяжении длительного времени имелось заметное военно-техническое сотрудничество – передача Китаю технологий производства многоосных тягачей МЗКТ. Но сейчас оно, по всей видимости, сходит на нет. Похоже, в этой области белорусы передали китайцам все, что тем было интересно», – говорит Василий Кашин.
Теперь же речь идет, например, о сельском хозяйстве. «Так, Белоруссия уже стала заметным поставщиком на продовольственный рынок Китая говядины, да и иных продуктов питания.
Да, пробиться на этот рынок было непросто – это потребовало переналадки белорусских предприятий, но Минску это удалось. И сейчас он работает над расширением экспорта в КНР», – поясняет Кирилл Коктыш.
Второе важное направление – логистика. Через Белоруссию следует значительный объем транзита железнодорожных контейнерных грузов из Китая в Европу. И следует в какой-то степени вынужденно, безальтернативно. «Ведь из КНР на запад товары идут по железным дорогам либо в Россию, либо через Казахстан и Россию – все остальные железнодорожные маршруты нежизнеспособны. А из России в текущих реалиях в Европу по суше можно попасть лишь через Белоруссию», – говорит Василий Кашин. «В итоге Белоруссия превратилась в единственный логистический хаб по китайскому проекту «пояса и пути» за пределами самого Китая. И под эти нужды в Белоруссии уже было модернизировано и сооружено около 70 инфраструктурных объектов», – говорит Кирилл Коктыш
Третье – высокие технологии. Например, в области производства электромобилей. «После постройки АЭС белорусские власти хотят использовать профицит энергии для технологического рывка. У китайской компании Geely уже есть сборочные проекты в Белоруссии, и сейчас, вероятно, идут непростые переговоры – в том числе и о степени локализации производства», – продолжает Кирилл Коктыш.
Экономические фантазии
Однако у белорусско-китайского экономического сотрудничества есть два больших (с точки зрения целей и задач белорусской многовекторности) минуса.
Да, Пекин готов дать денег. «Есть китайские кредиты и инвестиции, с учетом того, что Белоруссия предлагает себя Китаю как точка входа на рынки ЕАЭС и отчасти ЕС», – говорит Василий Кашин. Однако Китай будет разговаривать с Минском крайне строго, и Лукашенко не стоит ждать от Пекина какого-то «братского» отношения. «Так, на примере наших среднеазиатских братьев и сестер можно увидеть кредитную политику КНР. Российские кредиты союзникам имеют свойство реструктуризироваться, откладываться или списываться. Китайский же кредит сопряжен с жесткой платежной дисциплиной, а также со связанностью. Китайский кредит – это значит китайские технологии, китайские специалисты», – говорит Семен Уралов. Вряд ли белорусский лидер с его специфическим пониманием суверенитета готов на такие правила диалога.
Кроме того, китайским вектором сложно уравновесить или сбалансировать отношения с Россией. Пекин не готов конфликтовать с Москвой и оплачивать (во всех смыслах) участие Минска в этом конфликте, ведь и без того не огромная значимость Белоруссии для него в последние месяцы снизилась. «Китай рассматривал Белоруссию не только как точку входа на премиальные российские рынки в Питере и Москве, но и (пока существовала концепция белорусского «моста» между Россией и ЕС) как точку входа на европейский рынок. Под этот рынок, в частности, и строился аккумуляторный завод под Брестом. Сейчас европейское направление прикрывается», – поясняет Семен Уралов.
Наконец, сама Белоруссия не сможет говорить России «а я уйду на восток» – то есть угрожать сближением с Пекином в случае ухудшения отношений между Минском и Москвой.
Ведь без отношений с Москвой не может быть отношений с Пекином. «Все поставки в КНР осуществляются через Россию – а значит, придется договариваться с Россией. Кроме того, есть неравнозначность экономических отношений. Белорусские высокотехнологичные товары в КНР (как и в Европе) не ждут, тогда как российский рынок – это возможность для реализации продуктов машиностроения и для выстраивания кооперационных цепочек», – поясняет Семен Уралов.
Пользуясь этой зависимостью, Москва сможет регулировать белорусско-китайские отношения. И, в частности, вежливо отодвигать белорусов от самых лакомых кусков. Например, транзита. «России интересны не поставки китайских товаров в Европу через Белоруссию, а транзит через наши порты в Ленобласти и в ближайшей перспективе через Северный морской путь. Поэтому тут будет прагматичное соревнование национальных интересов», – говорит Семен Уралов.
И – неисповедимы пути международных отношений – на помощь России в этом соревновании может прийти Польша. «Транзит через Белоруссию упирается в польское нежелание модернизировать свои отсталые железные дороги. Да, он пока растет – но если Польша будет и дальше отказываться от модернизации, то его предел не за горами», – говорит Василий Кашин.
Как, вероятно, и предел белорусских фантазий о диверсификации. Вместо которой, возможно, Минску все-таки стоит заняться интеграцией.
