Пять новых направлений трансформации информационной войны: реализованные подходы
Современная информационная война обретает все более самостоятельный
характер, хотя на начальном этапе это была просто информационная
поддержка военных действий. Сегодня перед нами в ряде случаев более
сильный инструментарий, чем собственно военные действия, поскольку его
применение возможно в гораздо большем числе ситуаций.
Гибридно-информационная война продемонстрировала, что можно вообще
спрятать военные действия так, чтобы помешать на них адекватно
реагировать, как показала ситуация с Крымом.
Динамика развития информационного инструментария требует
разграничения понимания информационной и психологической войны,
информационной и кибервойны. Да и сам термин «информационная война» неадекватен своей сути, поскольку этот тип войны является дезинформационным, а не информационным.
Следует признать все более активное распространение информационных
операций в современном мире. Растет как их изощренность, так и
направленность не только на военные, но и на мирные цели, что резко
расширяет сферу их применения.
Достаточно большое распространение получили сегодня кибератаки, без
которых не обошлись даже президентские выборы в США. Белый дом наконец
представил схему из пяти уровней киберугроз, разрешив проблему
расплывчатости сегодняшних подходов по реагированию [см. тут и тут].
Эта схема создает общую базу, позволяющую понимать уровень
реагирования. При разработке принимались во внимание следующие факторы:
- серьезность данного инцидента,
- необходимая срочность реагирования на данный инцидент,
- необходимый уровень координации ответных действий,
- ресурсный уровень, нужный для ответных действий.
Информационная война России в Украине, мире и среди своих сограждан
также продемонстрировала новые методы и новые сферы для их применения.
Изменяется не только интенсивность информационных атак и расширение
набора объектов для атак, трансформировался и базовый тип атак (на что
они направлены, какие сферы человеческого разума подвергаются нападению,
какие последствия эти атаки несут).
Какие новые типы инструментария информационной войны предложили на
сегодняшний день эксперты? Их три уже реализованных и четвертый-пятый
лишь намечаются; среди существующих первых трех — поведенческая война,
смысловая война и когнитивная война. Все три подхода направлены на
трансформацию разного типа знаний, то есть стратегического уровня, а не
просто информации как продукта тактического уровня, раскрывающей или
меняющей, к примеру, просто фактаж.
- Поведенческая война меняет имеющиеся в голове правила
поведения, переводя объект воздействия на иное поведение, которое
представляется коммуникатору более правильным.
- Смысловые войны меняют картину мира массового сознания, где
объектом является обычный человек, модель того, что именуется в
просторечии здравым смыслом.
- Когнитивные войны меняют картину мира, которая обусловлена
инфраструктурой науки и образования. Это более научное представление о
мире, которое точно так же влияет на наше поведение, как и здравый
смысл.
Л. Гудков подчеркнул важность понимания наших проблем, исходя не только из сегодняшней, но и более общей перспективы. Он пишет: «Необходимо вернуться к "сознанию большого времени”,
выйти из круга текущих вопросов, понимание того, что события важны не
только за ближайшие два-три года, а что надо принимать во внимание,
брать гораздо большие временные масштабы, чтобы понимать не только
расстановку сил, но и те факторы, те силовые поля, которые складываются в
гораздо более длительное время. Они устойчивы, хотя подчас не видны,
поскольку образуют неконтролируемые, несознаваемые поля массового
сознания. Вот этого как раз "большого времени” и не хватает для учета нынешних процессов и явлений».
Что касается будущего типа информационных войн, то мы хотели бы обратить внимание на воздействие из фиктивной реальности, например видеоигр, что может вырасти во вполне качественный
инструментарий, последним примером чего является бурный рост
покемономании. Это будет четвертый новый вид, а пятым является такое
поле боя, как мозг, когда будет реализована нейровойна, что пока достаточно гипотетично. Перейдем теперь к рассмотрению всех пяти видов подробнее.
Поведенческая война
Вариант поведенческой войны предложен британскими специалистами по
информационным операциям. Их не удовлетворил американский подход,
оттолкнувшийся от методологии рекламы и паблик рилейшнз, когда конечной
целью становится изменение отношения объекта воздействия к тому, что
интересует коммуникатора. Британия в ответ на это представление приводит
примеры, когда хорошее отношение к Великобритании в то же время не
мешает убивать ее солдат (см. об этом подходе тут, тут, тут, тут и тут). В основу целей данного нового подхода легли поведенческие изменения.
Появление этого подхода в Британии особенно интересно, поскольку
сегодня лидерами поведенческого подхода являются, наоборот, американцы
(см. книгу Р. Талера и К. Санстейна [Thaler R.H., Sunstein C. S. Nudge.
Improving decisions about health, wealth, and happiness. — New York,
2009] о методологии «подталкивания» населения к правильному поведению,
см. также воспоминания создателя этой теории Р. Талера, в том числе и о
его работе с правительством Кэмерона [Thaler R.H. Misbehaving. The
making of behavioral economics. — New York, 2015]). Но Британия первая
сделала такое подразделение у себя в правительстве, лишь потом этот опыт
повторили США.
Влияние на поведение интересно не только для военных, но и для
бизнеса и политики. По этой причине эта область останется в центре
внимания еще на долгие годы.
Смысловая война
Здравый смысл тоже лежит в основе нашего поведения. Конечно, он
формируется и разными «долгоиграющими» воздействиями, например религией,
— лучшие экономические результаты объясняют протестантским, а не
католическим влиянием. Или неудачный опыт развития экономики и политики в
России пытаются объяснить тем, что религия во времена Петра І заняла
подчиненное положение по отношению к власти, чего не было на Западе.
Именно сознательной манипуляцией смыслами Д. Дондурей
объясняет сегоднее состояние умов в России, когда капиталистическое
потребление сочетается, например, с любовью к Сталину. Он пишет: «Еще
в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали
невероятное: при умелом программировании массовой культуры
предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для
сохранения концепции "особого пути” российского "государства-цивилизации”.
Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе,
отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных
правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже
допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству
протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства
российской жизни. Оказалось, что теперь можно не наказывать людей за
собственнические побуждения, за нелояльные господствующей доктрине
мысли, не препятствовать поездкам миллионов граждан за границу.
Наоборот, их призывают: добывайте деньги, покупайте, думайте о детях, о
своем здоровье, путешествуйте, вкусно ешьте, делайте селфи, как это
происходит в любой нормальной стране. Только будьте уверены, что все эти
невообразимые для бывшего советского человека возможности вы получили в
результате установления "порядка”, "стабильности”, "справедливости”.
А также обуздания ненавистных олигархов, восстановления утраченного
чувства единства и причастности к великой стране — признанному центру
силы и гаранту нового многополярного мира. Рынок оказался спасителем
советского типа сознания. Его щедрым кормильцем».
Это внутреннее использование смыслов, когда коммуникаторы и объект
воздействия принадлежат одной стране. Мы же много писали о внешнем
воздействии. Самым ярким примером его было использование в
российско-украинском конфликте смыслов из войны 1941-1945 гг. типа
фашистов для обозначения современных реалий (другие примеры см. тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут).
Именно смысловыми являются в первую очередь религиозные и идеологические войны, которые многие столетия происходят в мире. Мы их относим именно к смысловым, поскольку религия или идеология только тогда становятся причиной войны, когда они захватывают людей на уровне смыслов, а не каких-нибудь постулатов или догм.
Основным сегодняшним каналом смыслов, имеющим индустриальный
характер, являются сериалы. Они оказались настолько привлекательными для
зрителей, что по всему миру миллионы людей не отходят от телевизоров
(см. наши работы по анализу телесериалов тут, тут, тут, тут, тут и тут).
Исходя из этого инструментария воздействия, смысловые войны можно еще
назвать виртуальными, поскольку они входят в сознание человека с опорой
на виртуальный компонент. Из-за индустриального характера их порождения
этими смыслами очень интересуются государства и спецслужбы (см.,
например, работу о взаимодействии Голливуда и ЦРУ).
Кино предлагает зрителю варианты поведения, которые он с готовностью
воспринимает. Именно это объясняет то активное участие в создании
фильмов, которые приняли специалисты по здоровому поведению. Спонсоры
финансируют «вставки» в популярные телесериалы, демонстрирующие такое
поведение. По своей идее это напоминает всестороннюю поддержку
традиционной гимнастики в Китае со стороны государства, поскольку
обеспечить таблетками такой объем населения было практически невозможно.
Киноиндустрия серьезным образом также программирует прошлое, что
хорошо демонстрируют фильмы на постсоветском пространстве, когда они
удерживают и поддерживают те версии прошлого, которые интересны с точки
зрения современных политических задач. К примеру, современное поколение,
не жившее в СССР, прекрасно «знает» тот период по кинопродукции. Люди
начинают «помнить» то, чего никогда не видели в реальности.
Когнитивная война
Российские эксперты выделили еще один тип войны, который обозначили
как когнитивная война. Это война знаний, а точнее — форматирование мира
сквозь тот или иной вариант знаний, то есть путем интервенций в науку и
образование.
В. Багдасарян (его сайт — vbagdasaryan.ru) пишет: «Практика
использования науки и информации в качестве идеологического прикрытия
политических проектов сложилась довольно давно. Хорошо известно о
применении их в данном качестве в рамках советской пропаганды. Но
аналогичным образом они использовались и геополитическими противниками». Или он же: «…наука (или точнее — квазинаучные концепты) широко используется как инструмент
идеологического прикрытия политических целей. Для этого же применяется
информационное обеспечение. Следовательно, нужен контроль медиаресурсов.
И такой контроль достигнут». ([Когнитивное оружие // В.
И. Якунин, В. Э. Багдасарян, С. С. Сулакшин. Новые технологии борьбы с
российской государственностью. — М., 2013], см. также на тему
религиозных войн тут).
В. Лепехин (его сайт — lepehin.com) подчеркивает роль образования в такого рода войне: «Когнитивная война, то есть война знаний и смыслов, очевидно, не сводится только к информационным атакам. Одно из ключевых направлений современной когнитивной войны — это внедрение новых образовательных стандартов и технологий» (см. тут и тут).
При этом В. Лепехин включает в систематику воздействия даже футбол. Но и здесь он акцентирует аспект контроля массового сознания: «Контроль над сознанием людей со стороны властвующих — не просто гарантия от незапланированных революций. Это гарантия осуществления управляемых квазиреволюций в любой точке мира и в режиме онлайн. Серия "цветных" революций в
арабских странах в 2011–2012 гг. была лишь пробой пера. Именно здесь
древние и сложно структурированные государства были уничтожены толпами
маргиналов, которым раздавались смартфоны в обмен на иррациональный
протест. Контроль за сознанием позволяет мировой элите постепенно
избавиться от "избыточной" части человечества путем изменения
репродуктивного поведения масс. Вот почему важнейшим пунктом любой
прозападной "демократизации" становится изменение гендерной политики в стране-жертве».
Соответственно, вычленив средства воздействия, можно перейти к слабым местам: «Главная когнитивная проблема современной России состоит,
судя по всему, в необходимости ответить на вопрос о том, как нам
избавиться от утопии глобальной демократии с минимальным риском для
жизни наших граждан. И должна ли Россия для этого определиться с новой
национальной мечтой или же россиянам следует сосредоточиться на анализе
сводок о динамике товарооборота и биржевых индексов?"
Перед нами вечный спор с западным влиянием на Россию, принимающий
разные формы. Просто сегодня он может быть поставлен на более
объективные основания.
Утрируя некоторые вышеприведенные постулаты, можно сказать, что это
скорее защитная методология, в рамках которой западные знания и практики
трактуются как разрушительные для России, поэтому они должны быть
отвергнуты.
Это вполне понятный тип защиты, но он обречен на провал из-за
повсеместного недофинансирования науки и образования на постсоветской
территории.
***
Все отмеченные выше новые направления имеют одну общую важную черту:
они направлены на изменение знаний, а не информации. Стандартный подход к
информационной войне все же тяготеет к полюсу информации. Возможно, это
оказалось продиктованным со стороны военных, которым важно получить
свою победу сегодня и сейчас. Религия же или идеология, к примеру,
мыслят категориями вечности и всемирности. Эта сфера понимает, что,
изменив знание, в результате изменится и информационный поток, который
теперь будет соответствовать новому знанию.
Вторая часть статьи — «Пять новых направлений трансформации информационной войны: будущие подходы»
См. также:
Информационные войны: тенденции и пути развития
Новые тенденции в сфере информационных войн
© Почепцов Георгий Георгиевич,
2016 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора
Источник: psyfactor.org.
Рейтинг публикации:
|
