Уже два десятилетия подряд Россия делает вид, что строит демократию. И не простую, а собственную — суверенную, то есть, весьма условную.

На Востоке до сих пор в ходу выражение «условные единицы», под которым скрываются обычные американские доллары. Релятивизм был одной из опор коммунизма, который в течение 70 лет последовательно насаждался в Советском Союзе, пока не оказалось, что утопический эксперимент, стоивший жизни миллионам людей, провалился. Российские магазины и рынки завалены дешевыми подделками фирменных товаров, удивительно ли, что Кремль, в свою очередь, пытается «впарить» своим гражданам под видом оригинала имитацию государственного устройства, придуманного древними греками? Руководящие Россией воспитанники большевистских вузов продолжают называть различные явления терминами, которые на самом деле означают нечто противоположное. «Выборы выборами, а победить в любом случае должны мы», — полагают приверженцы партии Владимира Путина.

Выборы, которые довольно часто проводятся в России, служат власти для контроля работоспособности государственного аппарата и партийной дисциплины, а также (в гораздо меньшей степени) для прощупывания настроений в обществе. Вопреки этим очевидным фактам, в мире распространено заблуждение, что Россия переживает или даже уже пережила позитивные трансформации, что она становится более цивилизованной и демократичной. На самом деле, по своей сути она остается неизменной. К сожалению, подобным иллюзиям подвержены даже политики, а противоположные мнения о том, что современная Россия остается бандитским государством, то есть - продолжательницей прежней империи зла- стараются замалчивать.

Однако не нужно быть зоологом, чтобы узнать хищника: по зубам, массивным челюстям, когтям, поведению, внешнему виду. Если страна веками считает императивом максимальное расширение собственной территории; если она ревностно проповедует культ мундира и вооружает до зубов армию; насаждает везде, где только возможно, военный этос; если она культивирует раздутые амбиции и питает какую-то мистическую убежденность в своей доминирующей мировой позиции, то, наверное, не для того, чтобы засадить свои границы цветами и заняться разведением голубей. Разумеется, при этом Россия трубит, что она, как ее предшественник СССР, больше всех на Земле любит мир и права человека.

Конечно, Россию нельзя назвать страной обычной или, обращаясь к более широким коннотациям этого слова, — нормальной. Об этом говорят выразительные свидетельства побывавших там западных гостей во главе с классиком в этой области — Астольфом де Кюстином (Astolfe de Custine). Сложные исторические повороты превратили Россию в проблему для мира, и особенно - для Польши. Конечно, если взглянуть с восточной перспективы, то для России проблему представляет как раз наша страна и большинство существующих на планете государств: ведь неотъемлемая черта русского менталитета — желание властвовать над остальным миром.

Три четверти века назад писатель Адольф Новачинский (Adolf Nowaczyński) говорил о том, что большевики заразились манией соперничества с Западом от американцев, которые старались выделиться хотя бы при помощи небоскребов. Возможно, он был отчасти прав, однако следует обратить внимание на одно банальное психологическое явление: бывает, что человек, обладающий каким-то дефектом и испытывающий из-за этого массу комплексов, пытается всевозможными способами доказать окружающим, что он не только полноценен, но даже лучше других. Дело в том, что миссия, которую приписывает себе Россия, неразрывно связана с попиранием свободы. Это проистекает из сложности российского феномена, который складывается из элементов, по отдельности кажущихся неопасными и в некотором смысле привлекательными. К России можно привыкнуть, но приручить Россию невозможно.

Россияне как наиболее типичные (по собственному мнению) представители славян легко впадают в чрезмерную экзальтацию. Бурное прошлое нации, живущей на стыке Запада и Востока, способствовало формированию специфической духовности с сильной религиозной составляющей, склонностью к мистицизму и одновременной тенденцией к лихорадочному поиску реальных проводников к высшим силам и отчетливых знаков из потустороннего мира. Здесь важен также чувственный элемент: хотя русская душа испокон веков стремится избавиться от прозаического материализма, в действительности она по уши в нем увязла и хочет получить сверхъестественное здесь и сейчас, на Земле. В этом есть что-то от скепсиса апостола Фомы, который, как считается, отправился проповедовать евангелие на Восток, погрязший в гибельной метафизике.


Методы, которые предложил России Путин, сработали лишь в сфере пропаганды, да и то в основном за границей Российской Федерации. В 2013 году самая большая страна мира продолжает напоминать потемкинскую деревню. Чтобы в этом убедиться, достаточно посетить российскую провинцию. На эффектный проект Евразийского союза бросает тень материальный уровень и условия жизни россиян за пределами больших городов.

Традиционный политический курс, который решительно проводит Кремль, остается неизменным, хотя в тактических целях он может подвергаться корректировкам и маскироваться различными жестами, даже каким-нибудь (столь ожидаемым в Польше) раскаянием за Катынь. Желая извлечь тщательно просчитанную выгоду, Россия может пойти в каких-то сферах на уступки в ответ на пожелания Запада, который, разумеется, в очередной раз примет это за чистую монету и, как обычно, восхитится прогрессом демократии в путинском государстве, и начнет вновь говорить об «оттепели». Между тем, большевистская политическая стратегия, благодаря которой достигали своих вершин нынешние российские руководители, трактует любые уступки внешнему давлению как временные и вынужденные меры, а при первой же подворачивающейся возможности с избытком возвращает себе отданные позиции. Заявления, которые звучат в таких случаях, не имеют особого значения: «это пустяки», как говорят по-русски.

Написанная мной книга «Игра с Россией» (Gra z Rosją) служит продолжением изданной в 2008 году работы «Россия без иллюзий: обаяние суверенной демократии» и сохраняет прежнюю структуру. Вошедшие в нее тексты в основном описывают события последних нескольких лет «путиниады», то есть, охватывают период регентства Дмитрия Медведева и возвращения российского Лидера в Кремль. Некоторых важных событий и аспектов жизни современной России я касаюсь лишь вскользь, и, например, не пишу о войне с Грузией, ситуации на Кавказе или проблематичных экономических вопросах. В первую очередь — порой при помощи незначительных на первый взгляд наблюдений, хаотических образов и деталей российской действительности — я старался обрисовать те механизмы, которые характерны для функционирования нашего большого восточного соседа и отличают его от всего остального мира. Получившаяся мозаика или, скорее, лоскутное одеяло, складывается в один ясный и конкретный узор. Книга была не очередной попыткой найти единственный ключ к российской загадке, а, скорее, желанием воссоздать прозу ежедневной жизни путинской империи. Особую роль в книге играет Сибирская провинция, Алтай, как особенно близкие и хорошо известные мне места.

Читайте также: Империя нападает

Частые отсылки к смоленской трагедии исходят из глубокой убежденности в том, что она стала исключительно важным рубежом в российско-польских отношениях. Она обнажила истинную сущность части польских элит, действия которых после этой национальной трагедии, нередко заставали вспомнить лакейство марионеточного Польского комитета национального освобождения в 1944 году по отношению к московскому начальству.

В свою очередь, отсылки к эпизодам, предшествующим 1991 году, связаны с тем, что Советский Союз все еще присутствует в жизни современной России: как в физическом обличии (памятники Ленину в каждом городе, орнаменты, названия улиц и городов), так и в ментальной плоскости. Разумеется, отличия между современным и большевистским государством есть, однако для очень многих нынешних россиян СССР — это нечто гораздо большее и важное, чем Польская Народная республика для поляков. Впрочем, это ясно выразил нынешний лидер, который считает распад СССР важнейшей геополитической катастрофой XX века. С польской же точки зрения, наименование катастрофы заслуживает само существование Советского Союза. Россия всегда угрожала нашей стране, а заразившись большевистской бациллой, превратилась в смертельную угрозу. Один алтаец уже на третий день первой в своей жизни поездки в Польшу сказал, что теперь он понимает, почему эти два больших славянских народа никогда не смогут друг с другом договориться. То, что моментально удалось почувствовать приезжему из глубины Сибири, стало у нас традиционной темой для резонерства и пустых мечтаний ведущих политиков.

Со времен Дидро известно, что Россия — это колосс на глиняных ногах. Однако великому вождю народа, из которого происходил славный энциклопедист, не удалось свалить этого монстра два века назад, не пал он и сам в прошлом бурном столетии. Наоборот: он выходил из всех этих сражений с новыми силами, становясь все ужаснее. Вера в то, что как во сне Навуходоносора, гигантского истукана сокрушит снаряд, пущенный в его фундамент, казалась порой абсолютно безосновательной. Однако человеческое воображение не может равняться с тем, что несет в себе история.

Текст является предисловием к книге Войчеха Гжеляка — многолетнего публициста Najwyższy Czas.