Цепь метафизического падения, или немного о лектории Гайдар-фонда

В прошлом году я начал посещать лекции, организованные фондом Гайдара в Политехническом музее. Я историк, изучающий советский период, и мой первоначальный интерес был сугубо профессиональным: узнать, что думают о недавней истории виднейшие умы либерального лагеря, чтобы быть готовым противостоять их новым концепциям. Должен сказать, что с этой точки зрения лекторий вызвал у меня определенное разочарование: оригинальных мыслей было мало, в основном я видел попытки защитить и укрепить концепцию покойного Егора Тимуровича Гайдара, изложенную в его книге "Гибель империи". Сама эта концепция противоречит фактам (что хорошо доказал другой представитель либерального лагеря Андрей Илларионов). Попытки ее защитить в исполнении "знатных" либеральных экономистов Нечаева, Ясина, Авена, Коха тоже не выглядели убедительными. Остальная часть выступлений лекторов сильно смахивала на самооправдания. В целом я как историк конечно получил некоторые интересные сведения (правда, учитывая источник, низко достоверные) и составил представление о состоянии современной либеральной мысли, но одновременно и убедился, что могучая сила этой мысли столь велика, что она рассыплется при первом же столкновении со сколь-нибудь продуманной альтернативной концепцией. Примеры таких провалов во множестве рассыпаны по передачам "Суд Времени". Единственный шанс для либералов только в недопущении иных точек зрения. Так что с этой точки зрения мои походы в Политехнический музей оказались не так уж и важны.

Тем не менее, я решил вновь посетить лекторий по старой памяти, когда он в этом году возобновил свою работу. Перерыв в ней был сделан очень точно - как раз начало и конец нашей провалившейся «белой революции». На этот раз свои лекции читали не либеральные экономисты, а "медийные фигуры" Киселев и Толстая. И посещение лектория в этот раз навело меня на новые мысли. Я вдруг увидел в нем не политическое событие и не научное мероприятие. За фасадом того и другого мне открылась мрачная картина метафизического падения. Я попытался в меру сил разобраться с ней на этих примерах. Хотя выстроенная мною цепочка падения не вполне совпадает с предложенной Сергеем Ервандовичем Кургиняном концепцией лестницы метафизческого падения, я всё же возьму на себя смелость рассказать о ней.

Прежде чем рассказать о выступающих и начать выстраивать звенья цепи падения, несколько слов о главном участнике. Главный участник всегда это зал. Не важно, безмолвствует ли он, задает неприятные вопросы или, наоборот, аплодирует. Всё это шоу делается для него. Он не просто свидетель, он участник происходящей мистерии падения.

Кто сидит в зрительном зале? Может показаться, что это просто фанатики либерализма, но такое стереотипное восприятие обманчиво. Конечно, в зале есть сторонники либеральных ценностей. Есть и не определившиеся, и критически относящиеся к российскому либерализму. Общее у них - не идеология. Общее у них то, что они недобитые остатки того слоя интеллигенции, которая сначала поддержала младореформаторов, а потом была уничтожена ими. Из молодежи приходят такие же люди. Мне приходилось видеть, как, ожидая лектора, они читают задачник по физике, но ни разу я не видел в их руках, например, нынешних глянцевых журналов. Можно сказать, что перед нами часть "протокогнитариата". Люди, почувствовавшие, что произошло что-то неправильное. Кто-то что-то с ними сделал. И теперь они ищут объяснения произошедшего, и в поисках понимания пришли сюда, в лекторий Политехнического института. Само место выбрано крайне символично. Здесь и авторитет научного учреждения, и традиции (в стенах лектория давно читаются лекции о современных научных представлениях о мире), и отсылка к "физикам", научно-технической интеллигенции, самой массовой части советского "протокогнитариата". Организаторам лектория зачем-то нужна была именно эта часть. Возможно, дело не просто в попытках оправдания перед теми, перед кем они виноваты более всего. Дело и в том, что эту просыпающуюся часть снова хотят поставить под контроль, задурить ей голову, сковать цепью соучастия в метафизическом падении и обречь на окончательную гибель.

Перейдем теперь к изучению звеньев. Итак, в начале цепочки лежит преступление. Преступление вполне банальное по своей природе. В нем нет никакого надрыва в стиле Раскольникова, есть просто воровство в особо крупных размерах. Здесь мы поместим Петра Авена, бывшего министра по внешнеэкономическим связям в правительстве Гайдара. Конечно, на лекции он яростно отрицал свое соучастие в грабеже страны в начале 1990-х годов, хотя и рассказывал много интересного о том, как они происходили, например, при распределении квот на торговлю. Напомню, что в самом начале 1990-х использовалась такая схема: непосредственные производители экспортных товаров не могли торговать своей продукцией, а лицензии и квоты на торговлю ею давались приближенным к власти предпринимателям. В результате те же нефтедобытчики сидели в долгах, а на перепродаже нефти за границу будущие владельцы нефтяных компаний делали свои первые миллионы. Государство теряло доходы от экспорта, зато создавались состояния будущих мультимиллиардеров.

На мой вопрос о том, почему он как министр ничего не сделал для предотвращения описываемого, Авен ответил, что у получавших сверхдоходы от этой системы были слишком высокие покровители, и он не хотел терять своего министерского поста. Это вполне может быть правдой, но не всей. Конечно, Авен был не самой сильной фигурой во власти, и наверняка были другие, более влиятельные персонажи, пользовавшиеся этой системой для своей выгоды. Но должны ли мы поверить, что последовавший после отставки взлет Авена в качестве финансового воротилы не был никак подготовлен его деятельностью на посту министра, в том числе и по выдаче лицензий и квот?

Поэтому следующим звеном падения должна быть ложь. Не просто недоговорки и изворачивание, как у Авена. Большая ложь, перекладывающая ответственность на преступление на кого-то другого. В данном случае - с либеральных реформаторов на Советский Союз. На этой ступени уютно расположился другой министр ельцинского правительства, Нечаев. Именно он первым выступил в лектории с попыткой обосновать неизбежность реформ Гайдара и воспроизвел предложенную когда-то Егором Тимуровичем аргументацию. Фактически речь шла о многочисленной системе передергиваний, начиная от динамики цен на нефть и кончая сбором зерновых, призванных обосновать главный лживый тезис: экономическая катастрофа произошла не в результате действий "младореформаторов", а вследствие неэффективности советской системы.

Вслед за ложью закономерно идет презрение к тем, кому эта ложь предназначена. В конце концов, это естественный психологический шаг, необходимый для защиты собственного сознания. В нашем примере это звено представлено Альфредом Кохом. Широко известны его презрительные высказывания о России и русских. К ним Кох добавил ещё и презрение к собравшейся послушать его аудитории, когда заявил в ответ на неудобные вопросы, что ему плевать, убедил ли он кого-либо в своей правоте или нет, всё равно наше общество в целом не в состоянии воспринимать либеральные идеи и в силу этого исторически обречено. Хочется спросить, зачем же тогда вы лезли его реформировать, если считали, что оно всё равно погибнет? Или целью было именно убить?

Далее необходимость лгать и презрение к обманутым порождают стремление сделать так, чтобы эти обманутые оставались во тьме вечно. Давить в них любой проблеск осознания. Это почетное место мы отведем выдающемуся либеральному экономисту Ясину. С хорошо заметным наслаждением он рассказывал нам, как перед гайдаровскими реформами он получил от одного западного экономиста совет: когда вы всё это будете делать, круглосуточно транслируйте по спутнику на всю страну «Плейбой ченелл». Но Ясин и другие гайдаровцы придумали лучше: они закупили телевизионные сериалы, "Богатые тоже плачут", "Санта-Барбару" и прочую телевизионную муть для размягчения мозгов. Это, по мнению Ясина, стало важным слагаемым успеха реформ. О социальной цене массовой дебилизации он, конечно, умолчал. Но зато предупредил о том, что скоро нас ожидает новый шок, только не политический, а экономический. Надо полагать, рабочие инструменты в руках новых реформаторов в случае их победы останутся прежними. Кстати, не могу не сказать пару слов о пресловутой свободе слова, которую многие наивные левые ждали от наших "болотных" либералов в случае победы "белой революции". Выступавшие либеральные экономисты, кроме Авена, так или иначе были связаны с "болотным" движением. И все они в качестве одной из главных ошибок Гайдара называли то, что он допустил критику своих действий в СМИ. Мы хорошо помним, кто господствовал на телевидении в начале (как и в середине и в конце) 1990-х годов. Но даже случайные прорывы альтернативной точки зрения в электронных СМИ ("600 секунд", "Парламентский час") сейчас расцениваются как недопустимая уступка и страшная ошибка. Ждите, господа наивные левые, либералы покажут вам свою свободу слова.

Итак, мы расставили четверку осени 2011 года. А что же с лекторами весны 2012? Их трое. Место первого лектора, Евгения Киселева, мне всё ещё не ясно. Возможно, он олицетворяет расплату за падение - утрату творческих способностей? Когда-то он был действительно талантливым тележурналистом, поставившим свои способности на службу клану Гусинского и российскому псевдолиберализму в целом. Потом, к концу 1990-х его телеталант сильно угас. Если когда-то его передачи вызывали интерес глубиной мысли и сложностью подхода, то постепенно за тем и за другим слишком явственно проступили контуры "информационной заточки". Не знаю, возможно на украинской почве талант Киселева заиграл новыми красками. Поэтому пока не будем выносить окончательного приговора.

Следующая ступень падения - полная утрата идеального. На это место мы поставим следующего лектора, Татьяну Толстую. Даже у предыдущего лектора, Киселева, что-то идеальное в душе всё-таки оставалось. Два часа Татьяна Толстая рассказывала о том, как ужасно было жить в СССР. При этом весь разговор вертелся вокруг трех проблем: еда, шмотки, жилье. Ещё поездки за границу, где можно купить нормальную еду и шмотки. Что-то из её рассказов правдиво, с чем-то можно спорить, но вот нужно ли? Мир Татьяны Толстой столь убог и ограничен, и в этом наше с ней ключевое расхождение. Ей бессмысленно говорить о каких-то высоких идеях: справедливости, равенстве, величии государства, движении вперед к новым горизонтам. В мире Толстой всего этого нет, есть лишь погоня за шмотьем. В рамках её моральных координат не имеет значения, что блага потребительского общества, которыми она наслаждается, может вкушать только небольшая часть населения страны. Остальные никогда не смогут, например, заработать на покупку квартиры, и не понятно, почему они должны с сочувствием слушать жалобы Толстой на то, какую плохую квартиру ей в советское время дали в Медведково. Им на покупку трехкомнатной квартиры в Медведково в нынешней России не заработать никогда. С позиций Толстой проблемы этого большинства не имеют ценности. Когда ей из зала начали говорить про то, как много людей пострадало от реформ, потеряло жизнь и здоровье, ей хватило наглости заявить, что в советское время тоже многие потеряли здоровье, например, было множество искалеченных после войны. На мой вопрос о том, можно ли приравнивать жертв борьбы за спасение страны и жертв первоначального накопления капитала олигархов, мне дан был простой ответ: да, можно.

Я пишу эти строки вечером 23 апреля. Завтра будет лекция последнего звена. Хотя я ещё не слышал её, но метафизический смысл мне вполне ясен. Выступать будет Андрей Козырев. Для совсем молодых напомню, что Козырев - министр иностранных дел ельцинского правительства, прославившийся своим отрицанием наличия у России национальных интересов. Сейчас благодаря мемуарам американского дипломата Строуба Тэлбота стали известны некоторые закулисные пружины поведения Козырева, например, то, как он поддержал идею расширения НАТО на восток в обмен на фотографию с президентом Клинтоном. Поэтому можно предполагать твердо: последним этапом метафизического падения будет предательство. Если зал будет так же восхищенно хлопать предателю Козыреву, как он это делал, слушая обаятельное ничтожество Толстую, то метафизическое падение сидящих в зале людей свершится. Одобрить предательство это то же, что и стать соучастником предательства. Но я не теряю надежду: возможно, нам удастся это предотвратить и сорвать очередную маленькую победу метафизического врага. В любом случае, пожелайте нам успеха.

Рейтинг публикации:

15




Комментарий от VP:

Анатолий Вассерман

Старое саморазоблачение В книге Дмитрия Юрьевича Лыскова «Запретная правда о «сталинских репрессиях». «Дети Арбата» лгут!» наткнулся на упоминание опубликованного 2001.02.13 интервью «Образ интеллектуала устрашает» Михаила Ремизова с ректором РГГУ Юрием Афанасьевым, откуда и цитирую фрагмент: === М.Р.: Юрий Николаевич, а Вы сами, будучи человеком политически ангажированным, участвовавшим и участвующим в политике, как склонны ощущать собственную — либеральную — политическую позицию: готовы ли Вы полагать её определённым мифом наряду с другими, просто более симпатичным, гуманным и соответствующим Вашему вкусу, либо, напротив, Вы считаете её неким императивом рациональности, который отменяет все предшествующие мифологии? Ю.А.: Дело в том, что я, может быть, в отличие от Глеба Павловского, никогда не оставался равным самому себе. Скажем, в конце 80-х я мыслил происходящее и свою роль во всём этом происходящем совсем не так, как я себя же самого того времени мыслю теперь. Здесь у меня, может быть, к сожалению, а может быть, и к счастью, произошли очень существенные изменения. Впрочем, я всегда старался придерживаться того убеждения, что, прежде чем действовать, нужно понимать. Есть вещи, которые нельзя не учитывать, совершенно нельзя не учитывать прежде, чем ты хоть что-то сделаешь. Политика должна основываться на рациональном и глубинном постижении сущего. В этом плане я придаю большое значение тому противоречию, которое сопровождает практически всю историю человечества, как только оно начинает задумываться об основах общественного жизнеустройства. Это противоречие между коммунотаризмом, универсализмом, с одной стороны, и индивидуализмом, либерализмом, социальным атомизмом — с другой. М.Р.: Это любопытно... А, скажем, социальную философию фашизма Вы к какой из этих сторон относите? Ю.А.: Она, конечно, сугубо сингуляристская, абсолютно. Никакого коммунотаризма здесь нет. Она делает ставку на индивидуум и замкнута на индивидуальное сознание. Причём индивидуальное сознание, которое приобретает гипертрофированный, как у Ницше, характер и воплощается уже в образе вождя. М.Р.: То есть фашизм — это гипертрофированный либерализм? Ю.А.: Абсолютно, да. Иными словами, социальный атомизм. === Сказанное в последних двух строках нынче наблюдается повседневно и повсеместно (в том числе и в ЖЖ).

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: