Вслед за испорченным языком, как тень за телом,
идёт неизбежное падение вкуса, наук и просвещения.
Ян Снядецкий
Книга галичанина Осипа Андреевича Мончаловского «Литературное и политическое украинофильство» – это мина замедленного действия, которую автор заложил 113 лет назад под сегодняшнюю официальную ложь об «украинцах» и их «мове». Её чтение взрывает сознание правдой об «Украине», заставляя совершенно по-другому посмотреть не только на наше прошлое, но и на наше настоящее, настигшее нас как расплата и наказание.
Книга Осипа Мончаловского – это боль за свою малую Родину – Галичину и тревога о своей великой Родине – Руси. Многое из того, о чём он писал, сейчас воспринимается как пророческое предостережение всем нам.
А ещё книга Осипа Мончаловского – это реквием по «Украине» XXI века, написанный в далёком 1898 году в столице Восточной Галиции. Читая её, чётко понимаешь, что все наши сегодняшние украинские проблемы возникли не вчера, и не в 1991 или 2005 году, а были созданы более ста лет назад на одной из украйн Австрийской империи.
На страницах этой книги, очевидец галицийского «этнического чуда» в деталях поведал о том, как и для чего в Восточной Галиции конца XIX века создавались первые «украинцы». По горячим следам тех событий, Мончаловский подробно описал, как из кучки фанатиков-украинофилов вылупилась т.н. «украйинська нация», и науськиваемая поляками и австрийцами, со злобным остервенением набросилась на всё русское в Червонной Руси. Показав наизнанку идеологического мифа об «Украине», Мончаловский самым гениальным образом воссоздал в конце XIX века психологию «свидомых украйинцив» новейшего времени, и смог передать тот зловонный дух, который они сейчас испускают в стране победившего «свидомизма».
Читая Мончаловского, возникает ощущение, что он с точностью хирурга описал набухающий гнойник украинизирующейся Галиции, лопнувший в 1914 году кровавым террором, а в 1917 году отравивший своим идеологическим ядом весь организм юго-западной Руси.
Благодаря книге «Литературное и политическое украинофильство» начинаешь чётко понимать, что жизненные установки, ценности, нравственность и умственные способности «свидомых» современной Украины, заимствованы у галицийских политических фанатиков образца 90-х годов XIX века. Всё те же человеческие образы, всё те же примитивные страсти, всё та же ложь, с пеной у рта выдаваемая за правду.
Свой анализ Мончаловский начинает с языкового вопроса, раздиравшего на части австрийскую Галицию в конце девятнадцатого века, точно так же, как сейчас он раздирает на части Малую Русь.
С тех пор ничего не изменилось. Если не считать тех сотен тысяч убитых и изгнанных австрийской короной галичан, которые не захотели отказываться от своего русского имени и русского языка. Только теперь полем боя правды и лжи стал не маленький ошмёток австрийской империи, а вся юго-западная Русь. Галицийский гнойник, вживлённый большевиками в тело Малороссии, в 1991 году лопнул, вызвав «гангрену» всей Малой Руси.
По сути, позицию новоиспечённых «украинцев» конца XIX века относительно «малороссийского наречия» (называемого сейчас «украйинською мовою») и русского литературного языка, мы можем услышать из уст современных «свидомых украйинцив». Она проста и незамысловата.
Мончаловский её излагает со всеми подробностями, пересказывая идеологические выкладки одного из защитников галицийской «мовы» 1898 года. Как свидетельствует Мончаловский, по мнению галицийских украинофилов, «язык галичан и малороссов гораздо древнее и родственнее, чем общерусский, праотцу языков славянских – древнеславянскому» и «далеко превышает своею древностью генеалогическое древо общерусского».
Естественно, что тогда, как и теперь, подобные утверждения не обосновывались фактами. Они просто провозглашались. Истерично и с клокочущей злобой. Тогда, как и сейчас, факты и доводы были не нужны, была нужна лишь чистая вера и ненависть ко всему русскому.
Естественно, что «древняя» и «автохтонная» «мова», как тогда, так и сейчас, по мнению идеологов «свидомизма», не имела и не имеет ничего общего с русским языком. Как и сегодняшние «свидомые», галицийские украинофилы XIX века твердили об отдельности малорусского языка от общерусского. При этом они приводили целое сонмище «выразителей духа» малорусского народа, от Шевченко, Котляревского, Франко, Леси Украинки и Гулака-Артёмовского, до таких «титанов» самостийной малороссийской/«украинской» литературы тех времён как Петренко, Корсунь, Руданский, Номис, Кухаренко, Левенко, Корж, Александров и ещё двух-трёх десятков никому не известных фамилий.
Именно факт наличия десятка третьеразрядных местечковых поэтов и писателей (известных публике лишь благодаря учебнику «Українська література») до сих пор для апологетов «свидомизма» является доказательством существования «украйинськойи» литературы и языка. Хотя до этого галицийского открытия, данные литературные «доказатели» украинства были всего лишь местечковыми представителями региональной южнорусской литературы, использовавшие в своём творчестве особенности южнорусского наречия. О них не все знатоки слышали в Москве и Санкт-Петербурге, о них ровным счётом, как и сейчас, ничего не знает Запад, но они были частью русской литературы и культуры.
Читая книгу Мончаловского, невольно переживаешь состояние дежавю, ведь сто лет назад, как и сейчас, «свидоми украйинци» привычно поют старую заунывную песню о «притеснениях» и «угнетениях», о том, что малорусская/украинская литература и язык «уже сто лет подвергается угнетению так, как никакая иная литература во всём мире». Нет уже ни злобного «царату», ни «тюрьмы народов» СССР, 20 лет как существует «нэзалэжна» Украина, а притеснение и угнетение «мовы» и «украйинськойи» литературы, по мнению «свидомых», не утихают.
Сто лет назад, точно так же как и сейчас, сознательные украинцы продолжают искать «пятую колонну» москофилов и обвинять всех, кто думает иначе, чем они, в непонимании своего национального самосознания, в том, что они «не пожелали быть хозяевами в собственном доме, предпочитая стать лакеями другого народа». Тогда, как и сейчас, «свидомэ» панство игнорирует тот факт, что многими на Малой Руси доктрина украинства отвергается как раз по причине русского самосознания. Ничего с тех пор не изменилось в головах сознательных украинцев. Только теперь Малороссия повторяет судьбу Галиции.
Впрочем, есть и некоторые отличия той ситуации, которая сложилась в Восточной Галиции накануне возникновения первых «украинцев», от той, в которой находимся сейчас все мы.
Дело в том, что если сто лет назад в австрийской Галиции напору «свидомых» противостояло русское политическое и культурное движение, стойко защищавшее русскую идентичность, культуру и язык галицких русинов/русских, то на Украине начала XXI века такого политического и культурного движения нет. Все двадцатилетние усилия «свидомых» украинизаторов наталкиваются лишь на глухой, пассивный саботаж малороссов, но не встречают активного противодействия.
А поэтому некому сейчас задать со страниц газет и с телевизионных экранов сакраментальный вопрос, А НУЖЕН ЛИ ВСЕМ НАМ УКРАИНСКИЙ ЯЗЫК И ИМЕЕТ ЛИ ОН ХОТЬ КАКИЕ-ТО ШАНСЫ НА БУДУЩЕЕ?
Ведь именно такой резонный вопрос, по свидетельству Мончаловского, задавала галицийская интеллигенция энтузиастам создания из малороссийского наречия отдельного литературного языка. «Нужно ли вообще это развитие малорусского наречия, имеет ли оно шансы на какой-либо успех?».
По мнению тех, кто оппонировал тогда галицийским фанатикам украинофильского движения, такой необходимости в этом не было, так как «не только двум-трём, но и двадцати трём генерациям малороссов» достичь даже болгарских или сербских языковых и литературных высот не удастся, так как «всё это уже сделано общерусским языком». Зачем создавать из регионального наречия литературный язык, если он уже существует много столетий и на нём созданы шедевры не только русской, но и мировой литературы?
При этом оппоненты галицийских украинофилов тогда подчёркивали тот факт, что в создании русского литературного языка непосредственное участие принимали малороссы, и создавался он, в том числе, на основе малороссийского наречия. «Главнейшими сотрудниками Петра І на поприще научной, литературной и отчасти государственной деятельности были малороссы, питомцы Киевской [Могилянской] академии; уж, конечно, они не могли не привнести своей лепты в сокровищницу общерусского языка, не могли не оказать на него влияние особенностями своей южнорусской натуры, своего южнорусского духа. И это участие малороссов в общерусской лингвистической работе продолжилось и после Петра…».
Вот что по этому поводу заявил греко-католический священник, галицко-русский литератор, поэт, общественный деятель, а также соратник Маркиана Шашкевича - Николай Устианович, слова которого приводит в своей книге Мончаловский: «Не имея ни случая, ни средств изучать язык общелитературный русский, я был сторонником дуализма и защищал наречие галицкое, надеясь, что оно сольётся с говором украинским и очистится вместе с тем от пестроты, нанесённой соседним польским языком. Но ознакомившись со временем с великорусской литературой и изучив основное галицкое наречие, я убедился, что грамотный язык великороссов есть создание сугубое, построенное, однако, на южнорусских основаниях, что к тому письменность великоросса, а его произношение не есть одно и тоже, ибо он пишет по-нашему, а произносит на свой лад, как это делают немцы, итальянцы, французы, у которых ещё большее различие в наречиях и что, наконец, по мере развития галицкого простонародного говора по строгим правилам языкословия последует безусловно то, что предвозвестил А.С.Петрушевич на соборе «интеллигенции галицко-русской» 1848 года: «Пускай россияне начали от головы, а мы начнём от ног, то мы раньше или позже встретим друг друга и сойдёмся в сердце»».
Именно поэтому, с точки зрения галичан, которые тогда оппонировали «свидомым», малороссы не нуждаются в создании какого-то сугубо малороссийского литературного языка, так как они уже создали свой литературный общерусский/русский язык вместе с великороссами и белорусами. «У нас уже есть готовый литературный общерусский язык», не раз заявляли они новоявленным «украинцам».
Именно поэтому, по их мнению, попытки создания особого малороссийского литературного языка (который сейчас называется «украинским») «всегда будут носить характер праздной затеи, так как они противоречат историческому ходу вещей».
И время убедительно доказало правоту галицко-русской интеллигенции, которая смогла уберечь своё сознание от украинофильской политической шизофрении. Создание нерусского «украинского» литературного языка, даже спустя сто лет его существования, осталось праздной затеей, которая не смогла подарить «украинцам» не только великую, но даже просто полноценную литературу. Как тогда, в австрийской Галиции, созданная литературная «мова» играла роль официальной, но мёртвой латыни, так и сейчас, спустя сто лет, она этого статуса и функции не утратила.
Понимая всякую бесплодность и бесперспективность наспех сконструированной для малороссов «мовы», уже в конце XIX века галицко-русская интеллигенция видела в попытках её создания лишь стремление поляков и немцев культурно и духовно отделить, сепарировать Малую Русь от Великой и Белой Руси, выкорчевать в ней всё русское. «В руках галицких поляков, - писали они, - малорусский жаргон Кулиша, Барвинского и компании – орудие разъединения русского народа».
Именно для изоляции русского народа Галиции от России, впоследствии австрийские власти затеяли создание нерусской «украинской мовы» с её особой грамматикой и алфавитом.
По поводу введённой австрийскими чиновниками для русин нерусской «абэтки», Мончаловский приводит в своей книге высказывание галицкого писателя Ивана Емельяновича Левицкого.
«Знаток галицко-русского национального развития, И.Е.Левицкий поясняет в своей брошюре «Ответ д-ру Ом. Огоновскому» это явление следующим образом: «Главною причиною экспериментов в области графики было соседство России. Чтобы отгородить нас от культурного сближения с нею, были выдуманы всякого рода какографии»».
По словам Мончаловского, дошло до того, что австрийский наместник в Галиции, поляк Глуховский вообще попытался реформировать язык галицких русинов путём перевода его алфавита на латиницу, мотивируя это необходимостью ограждения галицко-русского языка от сближения с русским.
Впрочем, эта затея не удалась. Галичане массово начали протестовать, забросав австрийскую власть жалобами на произвол наместника.
Размышляя о сути украинофильства в Галиции, Мончаловский приходит к выводу, что «литературное украинофильство, выражавшееся в любви к родному слову, к преданиям казацкой старины, к обычаям южной Руси, выродилось в национально-политическое сектантство, которое, при благоприятствующих для него обстоятельствах, могло бы принести много вреда русскому народу».
Нетрудно заметить, что не только в 1917 и 1991 гг. но и сейчас, в 2011-ом, эти слова Мончаловского, произнесённые более ста лет назад, звучат как пророческое предупреждение.
А между тем враги русского народа методично делали своё дело. «В начале 60-тих годов, - писал Мончаловский, - шли приготовления к польскому восстанию. Польские агенты, желавшие втянуть в восстание и галицко-русскую молодёжь, стали усердно распространять среди неё мысль малорусского сепаратизма. С этой целью Dziennik Literacki и другие польские издания напечатали малорусские стихотворения, дышащие ненавистью к «Moskwie», т.е. к России и выражающие сожаление по поводу судьбы несчастной «Украны-Руси»».
И процесс пошёл.
Как свидетельствует Мончаловский, «украинофильское движение усилилось значительно после восстания 1863 года. В Галичину нахлынули толпами польские эмигранты из России и, замечательно, все они оказались ярыми украинофилами».
В итоге, созданная в Галиции польскими русофобами украинофильская партия «избавила отчасти польских политиков от необходимости бороться с русской партией. Польские политики только решали возникающие споры между галицко-русскими партиями, конечно, в пользу покровительствуемой ими партии, борьбу же с русской партией предоставили украинофилам. Эта тактика… выражается очень метко фразой: pusoic Rusina na Rusina».
В конечном итоге, борьба украинофилов с теми, кто не желал превращаться в «украинцев» и по любому поводу и без оного проклинать Россию, приобрела предельно сюрреалистические формы.
Как отмечал Мончаловский, «желая раз и навсегда сломить силу русской партии и окончательно впрячь украинофильство в колесницу ягеллонской идеи в Червонной Руси, граф К.Бадени выдумал «соглашение» русинов с поляками. Гр. К. Бадени обещал разные блага украинофилам и поддержку со стороны правительства, под условием, «что они откажутся от политического союза с русской партией и отрекутся от всякой связи с великорусским народом и с православной церковью»».
Украинофилы восприняли предложение Бадени с радостным трепетом Иуды, и в ноябре 1890 года депутат г. Ю. Романчук провозгласил «программу» в которой и выразил всё то, что гр. К.Бадени требовал. Так как эта «программа» означала отречение от племенной связи с остальным русским миром, а даже отделяла галицких малороссов-униатов от православных малороссов Буковины, не говоря уже о малороссах в России, то естественно русская партия не смогла её принять в основу своей политически-национальной и религиозной деятельности. […] Одновременно возникла настоящая травля на всех, кто оказался противником «программы»».
В 1890 году в Галиции поляками и австрийцами была провозглашена так называемая «Новая Эра». С этого момента укранофильские политические группы получили не только поддержку от австрийских властей, но и разрешение официально говорить от лица всех «рутенов». Естественно, что в основном «свидомые» говорили о своих верноподданнических чувствах к австрийской короне, любви к католической церкви, ненависти к русским и России, а также нерусском происхождении «рутенов».
Уже тогда можно было воочию увидеть подлинную суть ментальности и нравственный облик тех галичан, которые, отказавшись от имени своих предков, по указке поляков и австрийцев нарекли себя «украинцами». «До какого умоиступления доходили украинофилы, - писал Мончаловский, - доказывает следующий факт: На одном собрании во Львове, созванном для одобрения и принятая новоэрской программы, никто Иванъ Рудницкий, помощник нотариуса, публично заявил: «Отныне не нужно будет жандармов, так как мы сами будем за ними (т.е. членами русской партии) следить и их истреблять!». И в целом многолюдном собрании не нашелся ни один человек, который бы воспротивился добровольной записи целой партии в «цивильные жандармы» польской политики.
Впрочем, эту роль исполняли некоторые «добровольцы» на практике так добросовестно, что даже на холостяков и бездетных поступали доносы, что они своих детей воспитывают в «москвофильском» духе. Вообще, кто хотел отличиться или поправить свою репутацию перед начальством, тот достигал цели доносом на своего сослуживца, принадлежащего к русской партии».
Как же всё это похоже на то, что творится в изнасилованной украинофилами Малороссии уже не первый год. Ведь «стучат» таки бдительные «свидоми патриоты» на каждого кто не такой как они, кто наперекор массовым истерикам «свидомой» общественности и государственной политике тотальной принудительной украинизации сохраняет свою русскую идентичность, язык и культуру.
После того, как политические позиции украинофилов в Галиции под покровительством поляков и австрийской власти существенно усилились, они смогли ввести во все учебные заведения и издательское дело фонетическое правописание, дополнив им принятую ранее т.н. «желеховку» - алфавит Желеховского с нерусскими буквами Ґґ, Єє, Іі и Її.
Таким образом, на глазах у Мончаловского, «ридна мова» наспех слепленная из польских, немецких, латинских слов, а также остатков церковнославянских и выдуманного новояза, стала в австрийской Галиции официальным языком «украинского народа». Этот шаг стал одним из факторов политического возвышения обласканных польской шляхтой и австрийским правительством украинофилов, и дал «свидомым» возможность создать социальную базу для «свидомизма». Сельские учителя, которым в школах польские наставники-украинофилы тщательно промыли мозги, несли вирус «свидомизма» - ненависть к России и всему русскому, в прозябавшие долгие столетия во мраке забитости, неграмотности и невежества крестьянские массы. Таким образом, при помощи новосозданной «мовы» и старых польских баек о древних «украх» и злых «москалях», начался процесс трансформации русского населения Восточной Галиции в «украинцев»-русофобов. С этого момента правительство австрийской империи могло спать спокойно, и больше не переживать по поводу того, что когда-нибудь русины могут захотеть воссоединиться с Россией.
«Трудно допустить, - писал Мончаловский, - чтобы люди, имеющее притязание считаться образованными, не знали и не видели органических связей, соединяющих разные наречия русского языка в одно целое, неделимое. Но тут выше всяких языкословных очевидностей и доказательств и выше действительной жизни стоит политика, которой подчиняются даже филологическое и этнографическое познания. Ради этой политики украинофилы и пытаются создать из малорусского наречия особый язык. Раз поставлена теория об отдельности малорусского народа, её необходимо обосновать и доказать».
А потом были страшные годы тотального террора. Был Талергоф и Терезин. Но до физического истребления русин, не пожелавших становится «украинцами», слава Богу, Осип Мончаловский не дожил. Ведь тогда только за одну фразу «я – русский» в Галиции отправляли на виселицу, в концентрационный лагерь или просто сразу нещадно убивали на месте.
И весь террор, все зверства над теми русинами, которые не отреклись от самих себя, которые не предали своей веры и языка, осуществлялись мадьярами и австрийцами по наводке «свидомых украйинцив», стремившихся любой ценой уничтожить тех своих братьев, которые не предали Русь. Заваливая доносами на «кацапов» австрийские органы власти, и наблюдая за тем как уничтожаются их жертвы, галицийские «украинцы» в те страшные годы весело пели свои «сичови» песенки:
Украiнцi п`ють, гуляють,
А кацапи вже конають.
Украiнцi п`ють на гофi,
А кацапи в Талергофi.
Де стоiт стовп з телефона,
Висить кацап замiсть дзвона
Уста йому посинiли,
Чорнi очi побiлiли,
Зуби в кровi закипiли,
Шнури шию переiли.
Удивительно, но, начавшись как безобидное увлечение родным местным наречием и этнографией, украинофильство за несколько десятилетий смогло выродиться в политическую секту тоталитарного толка с кровавыми гекатомбами. Литературные эксперименты малороссийских украинофилов с южнорусским наречием сперва трансформировались в культурно-языковой, а потом и этно-политический сепаратизм галицийцев, усеявший свой исторический путь сотнями тысяч убитых и миллионами духовно искалеченных. Так ложью, предательством и убийствами враги Руси создавали галицийскую Анти-Русь в облике «Украины».
«Печальная роль выродившегося украинофильства есть в действительности несчастье галицко-русской интеллигенции, несчастье русского населения Австрии, несчастье всего русского народа. Мы уже теперь видим в Галичине и Буковине печальные плоды украинофильства, порождённые плохо понятым местным патриотизмом, извращённого невежеством и поддерживаемого политической хитростью противников русского народа из боязни перед его грозным единством, именно – национальное обезличивание вольных или невольных сторонников украинофильства. Мы видим, как гибнут не только бесплодно, но даже вредно, силы, по природе хорошие, но увлечённые примером или материальными расчётами и как отклонение от твёрдой национално-исторической почвы приводит заблудших к рабскому подчинению чужим идеям, чужим планам».
Сейчас эти слова галичанина Осипа Мончаловского для всех нас звучат как набат.
Андрей Ваджра,
Скачать книгу Осипа Мончаловского «Литературное и политическое украинофильство» можно ЗДЕСЬ
