Философия и общество: точки соприкосновения
Ситуация в духовно-культурной сфере является для человека определяющей, именно по ней выстраивается его политическая и экономическая жизнь, создавая либо благоприятные, либо негативные внешние условия его развития и бытия. На том же самом материальном фундаменте мы способны как к развитию, так и к деградации – все зависит от уровня сознания личности.
Вместе с тем, и сам этот уровень, в точном соответствии с формулой марксизма, определяется текущей жизнью человека. Однако полной взаимозависимости и нерасторжимости здесь нет: материальные внешние условия детерминируют бытовое поведение индивида, если же он хочет и в состоянии выйти за их рамки, прекратить жить одними социальными инстинктами, то он всегда в состоянии разорвать эти поведенческие стереотипы и начать мыслить более самостоятельно, более масштабно, более конкретно, более четко и последовательно, с вниманием к самим предпосылкам своей мысли. Отсутствие реализации последнего требования характеризует мышление несамостоятельное, навязанное, зависимое, которое никогда не дойдет до истинных причин событий, до понимания логики их развертывания.
Но мыслить конкретно означает мыслить философски. А вот этого многие адепты либеральных взглядов боятся как буржуй пролетария. Свое пренебрежение к философии, считая ее делом совершенно никчемным, они подчеркивают всеми силами, не уставая ерничать по этому поводу. Поскольку же от собственного мышления деться им все равно никуда не удается – ведь надо излагать свое понимание!, то оно грешит многими несуразностями. Но правильную направленность истинной мысли люди разных культур знали давно. Так, мы читаем в «Книге самурая» Ямамото о том, что мыслить надо безличностно.
Отчужденный же человек, тот, о котором говорят, что он – «совокупность социальных связей» и ничто больше, живет в разорванном времени, выпадая из своего настоящего своими мыслями либо в прошлое, либо заносясь мечтами в будущее, как это любят делать многие депутаты и министры, бесконечно рассказывая нам, что они собираются сделать то-то и то-то. И хорошо бы, чтоб было так-то и так-то. И при этом ровным счетом не делая ничего хорошего, сопровождая все это неслучившееся преамбулой «к сожалению…».
Прошло 20 лет украинской государствообразующей самодеятельности. Результат не просто нулевой, он просто обескураживает. Особенно это видно в сравнении с советским периодом, что очевидно для людей, помнящих то время и знакомых с цифрами статистических данных. Я не буду перечислять все пропасти, в которые упала наша и экономическая, культурная, и общественная жизнь. Видимо, в какие только могла, в те и упала. Нет таких провалов, которые бы ни осуществила генерация политических махинаторов, загнав страну на много лет вперед в долговую яму международного капитала, продав все и вся, пустив на ветер – для нас, а для себя – переведя в оффшоры все общественное достояние, созданное поколениями наших отцов и дедов. Остались земля и воздух, но и их черед не за горами.
Является ли Украина проектом, как об этом много говорят? Я думаю, да, как проектом являлся и Советский Союз. Проективность здесь означает, что государство строится не стихийно, на протяжении многих веков, а в короткие сроки и по плану. Таким образом, все упирается в качество проектного бюро, а оно на Украине было наспех собрано из политических двоечников. Хотя эти двоечники могли быть и неплохими студентами в свое время, но теперь они работали не по специальности. Многие наши народные избранники явно не в себе, они просто невменяемы. Надо говорить им об этом, может, кто-то из них задумается по этому поводу. Этой невменяемостью отличаются все власти, независимо от их цвета. Разница между ними непринципиальна. Нынешние даже хуже прежних, поскольку продолжают то же самое безалаберное правление с евроинтеграционными маниями и полным пофигизмом в гуманитарной сфере (один Табачник дело не исправит), но умея вуалировать при этом свою антинародную сущность.
К настоящему моменту Украина является не переходным государством, как ее некоторые аналитики определяют, а только квазигосударственным образованием с неопределенной историей, с доминированием лишь внешних атрибутов, к которым приковано все внимание националистически озабоченных граждан. Своей политики, ни внутренней, ни, тем более внешней, она не имеет, движется как броуновская частица под действием случайных толчков извне. Она никуда не переходит, она движется деградирующим образом на запасе еще советской прочности, оказавшейся поистине колоссальной.
Возвращаясь к тому, что Украина есть проект и строиться он должен разумными действиями, направленными не на обогащение олигархической и криминальной прослойки, а на создание нормальных условий жизни всему народу, ясно, что ключевым фактором здесь является именно качество разумности. Хватает хитрости в финансовых манипуляциях, в схемах ухода от налогов, есть умение проводить тендеры с заранее установленным победителем, придумывать различного рода ничего не производящие посреднические структуры, кидать граждан волокитой в судах, вести смехотворные многолетние разбирательства резонансных криминальных дел, где даже для ребенка объявленный результат выглядит неубедительным, хватает наглости систематически и беззастенчиво оскорблять ту часть народа, которая более терпелива, более выдержанна, больше работает, в конце концов, и ей просто некогда митинговать и проводить шествия… Вместе с тем, морализаторство также нам мало поможет, хотя и такой совокупный портрет пресловутой самозваной «элиты» нужен хотя бы для того, чтобы не терять моральных ориентиров, не воспринимать существующее как в целом нормальный порядок вещей.
То, что разумно, писал Гегель, то действительно, и наоборот, то, что действительно, то и разумно. За это суждение его долго и нудно критиковали все кому не лень, каждый считал своим долгом просвещенного человека указать мыслителю на несуразность его афоризма. При этом критики нисколько не задумывались о том простом факте, что для самого Гегеля все эти соображения были яснее ясного. Дело в том, что критикующий, тот, который уловил только обрывок смысла, да еще истолковал его вкривь и вкось соответственно своей малообразованности, должен ведь показать свою ученость, что вот он самому Гегелю указал на ошибку. Вот так философия и воспринимается в обществе: продукт получается с точки зрения обывателя совершенно ненужный, он и зрелища не дает, и количество пищи не увеличивает.
Однако если мы воспримем Гегеля должным образом, то приходится констатировать, что, поскольку разумности у нас серьезный дефицит, то и действительность как таковая отсутствует. Вместо нее видим бесконечную калейдоскопическую имитационную картинку реальности в виде политических ток-шоу, танцевальных, кулинарных и прочих телеизысков совершенно в духе постмодернизма. За любыми практиками мышления постмодернисты видели проявление стремления к власти. И в нашем случае мы видим проявление двух начал в любом общественно значимом дискурсе – это власть и деньги. Все к этому и сводится. В «Аспектах» № 20 от 20-26 мая Александр Клименко, «художник, эссеист и мыслитель», как его отрекомендовали, весьма доходчиво, умно и последовательно объяснил, что современное искусство взыскует внимания лишь денежных мешков, олигархов, а весь простой народец может идти лесом, его вечный удел – пахать на хозяина и молча копошиться в бытовой грязи. Художник указал, что этот народец в лице «люмпенов, пролетариата, продавщицы из овощного магазина» никогда не являлся потребителем искусства – ни интеллектуальным, ни коммерческим, ни духовным. Ключевое слово здесь – коммерческий, а все остальное – для наведения тени. Хорошо конвертировать капитал в «высокое и вечное», да еще, как ему втолковывают, интеллектуально-духовное, и считать себя «тонким знатоком», приобщенным к высшим сферам. Все «современное» искусство с такой финансовой подоплекой стремится лишь к одному – хорошо и дорого продаться, оно, таким образом, по своей сути есть чистая продажность, обслуживание крупного капитала.
Так какой же разумности нам не хватает? Об этом я уже отчасти сказал, заметив, что человек живет в разорванном времени, а это означает чуждость его самому себе. Он у себя самого в гостях, а где свой дом – забыл. Разорванность здесь не метафора, а констатация распада культурной исторической ткани общества. Поиски подлинной реальности сопровождали человека всю его сознательную историю. Аристотель формулирует в «Метафизике»: «Вопрос, который издревле ставился и ныне и постоянно ставится и доставляет затруднения, – вопрос о том, что такое сущее, это вопрос о том, что такое сущность» (Метаф. VII 1, 1028b 2-4). Характерно здесь уточнение, что вопрос этот задается «издревле».
Спустя два с половиной тысячелетия наш современник, Алексей Лосев говорит: «Вся философия сводится к одному вопросу: что есть действительность? …Всякая разумная человеческая деятельность сводится к одному исканию – исканию подлинной действительности» (Лосев А.Ф. Вещь и имя//Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 805).
Таким образом, мы видим, что этот вопрос из разряда вечно сопровождающих человеческую историю, он представляет принципиальную проблему, которую надо воспроизводить каждому поколению и давать собственный ответ. Найти действительность и жить в ней означает стать подлинно разумным. Вместе с тем, здесь есть сложность, также постоянно сопровождающая человека в его самопознании – забвение этого вопроса. Оно проявилось, видимо, вместе с самим вопросом как его тень, в которой сознание просто отдыхает. Наличие этой тени выразил Сократ, деятельность которого состояла в постоянном напоминании афинянам того, что они ничего не знают так, как надо знать. Расплата с ним со стороны царящего незнания афинских обывателей была поистине жестокой и несправедливой. Но в постоянном побуждении к возобновлению вопроса о действительности и состоит задача философии.
Реально то, что достигает сознания человека, что им понимается и на что он реагирует. Но действительно в полной мере далеко не все из реального, а только то, что достигает самого сердца человека, что затрагивает самое глубинно-сокровенное, непререкаемо значимое и близкое. В простой реальности много недействительного и неверного, фальшивого и неистинного. И мы с этим вовсе не должны считаться как с некой неотменяемой необходимостью, не стоит полагать всю эту неистинность объективным фактором, «суммой обстоятельств», от которых никуда не деться. Напротив, эту сумму ложных обстоятельств можно поменять достаточно легко, поскольку эти «факты» коренятся только в сознании человека, в качестве его мышления. Многие вещи можно изменить простой сменой мысли об этих вещах. Для этого не требуется ни инвестиций, ни каких бы то ни было материальных затрат, не нужно даже времени. Но здесь начинают проявляться иные сложности. На мой взгляд, они неявно, но симптоматично выражены в статье А. Леонтьева «Реформирование уходящего мира» (2000, Свобода слова, № 25(563) от 24.06.11). В своей в целом очень интересной статье автор пишет: «Реформировать… переходное состояние…- занятие…бесполезное. Вот закончится кризис… Определится новая ситуация… Возможно, прояснится и новая экономическая (и метафизическая) парадигма мира. Вот тогда станет понятным и поле для реформ и модернизации, Сформируются цели и содержание реформ. Сложится иное целеполагание общества, иная шкала ценностей. И обозначится общественная технология достижения целей, соответствующая новой парадигме. А она устанавливает и новый уклад».
Что же получается? Надо подождать в сторонке, пока сложатся – сами по себе? – эти новые цели, прояснится парадигма, шкала ценностей, содержание реформ…
Но при таком подходе тот новый уклад, который неизбежно придет на смену прежнему, однозначно будет не в нашу пользу, он будет отражать усилия тех стран и сообществ, которые не стали ждать спонтанного прихода новых благоприятных обстоятельств, а сами активно влияли на их формирование в своих, разумеется, интересах. Понять ту пассивность мышления, выраженную в приведенной цитате можно только при одном условии: нам неизвестны собственные интересы, и помимо общих расплывчатых контуров мы ничего не в состоянии обрисовать и сформулировать.
Проявившаяся симптоматика бессильной мысли свидетельствует о коренном неблагополучии в гуманитарной сфере, об укоренившейся пассивности, о постоянной оглядке на разного рода авторитеты – от стран до личностей, о согласии быть на вторых ролях, на подхвате у ведущих стран. Иными словами, налицо общественное согласие быть не субъектом, а объектом истории. Если субъект руководит и определяет, то объект только претерпевает и используется. Такая проигрышная парадигма должны быть преодолена, прежде всего – в образовательном процессе, с которого начинается становление человеческой личности. В противном случае всё проводимое реформирование никогда не достигнет декларируемой цели блага народа, а сведется к неизбежной утилизации ментального мусора в головах реформаторов, к материализации давно обветшалых представлений, воспроизведению раз за разом исторически тупиковых ситуаций.
На мой взгляд, на страницах уважаемого еженедельника была бы плодотворной дискуссия о способах понимания и путях развития истории и общества, взятых не в локальном, не в местечковом, а в максимально широком контексте. А для этого я предлагаю высказаться, прежде всего, философам. Их голос практически не звучит в СМИ. Ощущение такое, что вся философская когорта прочно заняла место на трибунах, в виде болельщиков наблюдая за происходящим. Таким видел роль и место философа великий Пифагор. Однако его метафору стадиона нельзя понимать чересчур буквально, поскольку он сам, и выпускники его знаменитой школы играли весьма серьезную роль в политической жизни полиса.
Андрей ГИЖА
Источник: 2000.net.ua.
Рейтинг публикации:
|
