Холод, как и голод, — не тетка. Поэтому государство, заботясь о здоровье студентов, отпустило их по домам до весны — платить за отопление и электроэнергию столичным вузам нечем.
— Закрытие на зиму крупнейших украинских вузов — явление симптоматичное, отражающее не только нынешнюю социально-экономическую ситуацию в стране, но и общие перспективы государства, — считает профессор Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры, член-корреспондент НАН Украины Лариса Скорик.
Для разговора об этих перспективах мы встретились с ней на кафедре архитектуры, где Лариса Павловна преподает без малого 50 лет. Один из самых ярких политиков первых лет независимости, она все так же экспрессивна, категорична и принципиальна. В этой хрупкой, миниатюрной женщине по-прежнему чувствуется стальной стержень и то, что русские называют внутренним благородством, а ее земляки-галичане — словом «шляхетність».
Прикоснувшись к холодным батареям просторного помещения кафедры, я сокрушаюсь по поводу неожиданно нагрянувших холодов, но вижу, что «маму» Народного руха, закаленную в парламентских баталиях первых лет украинской независимости, не пугают стынущие стены. Ее пугает будущее страны. Опыт событий последних лет подсказывает, что делать прогнозы об этом будущем — занятие неблагодарное и бессмысленное. Но у кого еще, как не у архитектора, спросить: что же мы построили за 27 лет независимости и что продолжаем строить?
Архитектура Киева: який пан, такий і крам
— Лариса Павловна, как всякий творческий человек вы имеете возможность видеть мир сквозь призму своей профессии. Архитектура всегда выражает вектор развития страны, ее планы. Не случайно во все времена диктаторы вмешивались в проблемы архитектуры, стремясь придать облику своей страны имперское величие. Символом устремленности Китая в будущее, думаю, стал мост через морские просторы длиной 55 км! Понятна и символика моста, который сейчас Россия прокладывает в Крым. А какие смыслы несет в себе современная украинская архитектура?
— Все цари и императоры придавали огромное значение архитектуре, и если б это было не так, то что бы мы с вами сегодня видели? Эти люди были умны, образованны, знали в градостроительстве толк, отличались государственным мышлением и потому приглашали к себе лучших зодчих. Строили они для удовольствия и красоты, на века, оставляя для последующих поколений памятники эпохи. И так было всегда.
Архитектура — очень дорогое искусство, самое дорогое из всех возможных, и она была делом государевым с давних времен. Я считаю, что Ярослав Мудрый был одним из самых первых настоящих урбанистов, не просто градостроителем, а именно урбанистом. Он понимал, что и как строить в Киеве, и нанимал тех, кто понимает. Вообще наши князья не просто брали зодчих с хорошим вкусом и опытом, давая свободу их творчеству, но и сами в этом творчестве ориентировались.
Что же касается облика сегодняшнего Киева, если на него смотреть, как вы говорите, сквозь призму моей профессии, то можно просто потерять последние нервы, если они еще сохранились.
— И тем не менее какие символы вы видите? Что мы строим и к чему стремимся?
— По-моему, мы ничего не строим. Во всяком случае для страны. Каждый из власть имущих строит что-то для себя и так, как он это понимает в силу собственного убожества. В этой сфере — царице всех искусств — архитектуре мы сегодня видим совершенную безвкусицу и полное невежество. Откровенно говоря, это эстетическая и этическая катастрофа.
Великий экзистенциалист Кьеркегор еще в середине ХIX в. говорил о трех основных началах человеческой деятельности, творчества и интуиции: эмоциональное, эстетическое, затем высокое этическое, т. е. нравственное, и третье — это самое высокое творчество — трансцендентное состояние, подъем к Господу. В архитектуре эти три начала замечательно всегда отражались, как ни в одном из искусств. Об этом каждая смена стиля говорит: когда захлестывает эмоциональное, когда эстетика превращается в маньеризм (угасание стиля, манерничанье. — Е. В.). Это всякий раз происходило — когда барокко сменялось более строгим стилем, когда готика переходила в период Ренессанса... И вот когда этическое начинает возобладать над эстетическим, говорят: «Стоп, хватит — это безвкусица!»
— Мне кажется, то, что понастроили за 27 лет в Киеве, сложно описать, оперируя философскими категориями. Некоторые специалисты утверждают, что архитектура майдана вызывает в людях негативную энергию, которую хочется выплеснуть наружу. Если говорить на языке обывателя, современный архитектурный облик Киева — это?..
— ...китч, безвкусица и редкие случаи удачного плагиата.
Когда начался период постмодернизма — я его не люблю, считаю, что это и есть тот самый маньеризм — угасание стиля и поиск чего-то обновленного, — вот тогда и появился безумный китч в Киеве, который назвали «постмодерн». Тут тебе и капители*, и металлические кариатиды**, которые почему-то держат стеклянный козырек, нелепые арочные ансамбли. Постмодернизм — это не искусство, это переходный период. Посмотрите хотя бы на урочище Гончары и Кожемяки, где с начала 2000-х началась застройка — это же чудовищная безвкусица! И таких примеров в Киеве великое множество.
Все эти надстройки, пристройки, мансарды трехэтажные. У нас ведь сплошные мансарды, даже там, где их представить себе нельзя! Исторические здания, вполне заслуживающие хотя бы статуса памятника местного значения, захламили этими чудовищами! Но в то же время Юрий Александрович Хорхот — замечательный человек и архитектор (он преподавал в нашей академии) осуществил прекрасный проект. В нем чувствовалась интеллигентность, эстетический вкус — то, что необходимо для архитектора, — он сделал очень хороший дом за парком киевского Политехнического института.
Там была страшная трехэтажная облезлая баня. Эту руину выкупил банк и заказал ему проект. Хорхот сохранил фронтон и вписал его в здание абсолютно пропорционально и эстетично. По сей день этот объект можно назвать эталоном вкуса, примером того, как старое здание можно привести в божеский вид. Но это редкий талант отдельно взятого человека.
Закон китчеватых пространств
— На днях стало известно, что Кабмин утвердил проект постройки второй очереди Мемориала жертвам голодомора стоимостью 772 млн. грн. Правильно ли было выбрано само место для строительства? Ведь мемориал сооружается в Киеве, где в те годы ситуация была более-менее терпимой — в отличие от украинского села, где и разворачивалась та жуткая трагедия. Решает ли мемориал свою главную задачу или дискредитирует ее, поскольку, как мы знаем, к этому строительству было много замечаний?
— Я даже думать об этом объекте не хочу, потому что это нонсенс! Взять и уничтожить святой рельеф, который окаймлял Печерские холмы, на которых стояла и, слава богу, еще стоит Киево-Печерская лавра! Это же место совершенного, великолепного единения ландшафта с архитектурой — той, что нам оставили наши предки. Они, конечно, не ожидали, что у них будут такие недостойные, невежественные потомки, которые не понимают, что самым большим достоинством Киева — урбанистическим, архитектурно-пластическим — является его ландшафт и рельеф.
И сам мемориал ужасен. Этот натурализм, эта похожая на хлопушку безумная свеча, пламя из позолоченной жести. Полная безвкусица! Единственное, что там впечатляет, это скульптура девочки, которая прижимает к груди колоски. Но она была сделана давно, ее просто туда добавили. А все остальное — бутафория, театральная мишура.
— Не думаете ли вы, что создание таких, повторю ваши слова, бутафорских образов мистически влияет на все последующие события в стране?
— Оно эти события отражает и влияет на них. Это все взаимосвязанные вещи. Как говорится, який пан, такий і крам. Очень печально, что бутафория уродует настоящее историческое лицо города.
В Киеве не сохранилось так много ансамблей, как, например, во Флоренции или в других всемирно известных городах. Остались только Лавра, София, фрагменты киевского модерна конца XIX — начала XX в., несколько улиц — та же Костельная вполне элегантной была, но сейчас и она мансардами и достройками изуродована так же, как изуродован Андреевский спуск.
— Как вы отреагировали на появление там нового здания театра на Подоле?
— Это циничное отношение к историческому наследию города, плебейство, которое выдают за модерн. Сама коробка выглядит, как мини-крематорий. Там и помещение похожее есть на то, где урны выдают. Зато «Рошен» в фойе вовсю торгует своей продукцией.
— Вы участвовали в протестных мероприятиях? Там ведь и митинги, и петиции были против этой постройки.
— А какой смысл в них участвовать?! Все, что случилось в 2013—2014 гг., не предполагало никакого участия, поскольку все уже было предопределено. Даже если бы святой апостол Петр спустился сюда, чтобы поучаствовать в каких-то протестах, его бы в упор не заметили. Я когда-то написала, что лицо майдана Незалежности, к которому приложил свою руку бывший главный архитектор Бабушкин, — это глобальный китч XX в., бездарная провинциально-помпезная смесь архитектурных и монументальных «шедевров» во всех немыслимых псевдостилях. И вполне закономерно, что из эпицентра реконструкционного китча майдан стал эпицентром китча революционного. Это закон — китчеватые пространства всегда привлекают китчеватые действия. С той только разницей, что первая революция была бескровным китчем, а вторая — страшным, кровавым, трагическим фарсом.
«Мыльные пузыри» от элиты
— Существует ли в нынешней ситуации возможность спасти страну от диктата посредственности? Вы ведь всегда были оптимисткой...
— Не знаю, можно ли ее спасти, потому что как таковой государственности я не наблюдаю. Мы обнажили такие стороны своего «менталитета», своих «абсолютных возможностей», что я уже перестала быть оптимисткой. Когда случился первый майдан, и потом все схлынуло — у меня еще были надежды. Но оказалось, что это только репетиция. А в 2013 г. я сказала себе: «Это конец!» По моему глубокому убеждению, мы наблюдаем необратимый процесс, и надеяться можно только на чудо. Логика и анализ здесь неуместны.
— Вы по-прежнему заместитель председателя Украинского общества охраны памятников истории и культуры?
— Что вы, боже упаси! Как только начались все эти волюнтаристские забавы, а в руководство ввели каких-то подозрительных личностей наподобие Богдана Кожушко — банального карьериста, не имеющего никакого отношения к архитектуре, я оттуда ушла. А вскоре ушел и Петр Толочко. И судя по тому, что творится в Киеве, этого общества просто не существует.
— Что сегодня у вас вызывает особенную боль и тревогу — не как у известного ученого и общественного деятеля, а как у человека, живущего в Украине?
— Сегодняшний день у меня вызывает стойкое чувство стыда. Пронзительного стыда за то, что у этого народа, микрочастицей которого я являюсь, нет не просто никакого государственного мышления, но даже желания выработать в себе хоть какой-то иммунитет государства. Потому народ и выбирает себе таких поводырей, которые им манипулируют.
Конечно, есть и вполне адекватные люди, но они, как и я, не могут найти оправдания случившемуся. Есть один только довод — очень хотелось власти, денег и очень хотелось получить во владение эту вотчину, которая как бы называется Украиной, но которую они не любят. Я испытываю стыд за то, что у нас такая «элита» — это слово не предполагает низость и ничтожность.
— Недавно эта элита приняла закон о реинтеграции Донбасса. Что вы думаете о самом законе и его возможном влиянии на ситуацию в стране?
— Никак он не повлияет. Все делается ради того, чтобы создать иллюзию деятельности. Подобная реинтеграция нереальна, невозможна и совершенно бесперспективна. Они постоянно делают вид, создавая «мыльные пузыри». Разве то, что они проводят, можно назвать реформами? Это совершенно бредовые действия, которые не входят ни в одну классификацию реформ. Потому что реформы предполагают улучшение. А где мы видим улучшение, в какой сфере?
Шариковы и швондеры нашего Пьемонта
— Близкий к Администрации Президента политтехнолог Тарас Березовец так высказался в отношении Донбасса: «Наша стратегия должна быть четкой. Это регион, который уважает силу. И этим людям силу надо показывать. Если мы зайдем и скажем, что всех прощаем, — мы уважения не заслужим. Мы должны наказать тех людей». Вы три года жили на Донбассе. Какие впечатления остались о нем?
— Да что они вообще знают о Донбассе? А я очень много знаю о нем. Я попала туда по распределению после Львовского политехнического института, и мне отлично там работалось и спокойно жилось на среднестатистическую зарплату молодого специалиста. Прежде всего потому, что там не было стукачей, и благодаря людям, которые были в истинном смысле слова интеллигенцией. Я говорю не о каких-то абстрактных дончанах, а о культурно-научно-технической интеллигенции «Гипрограда», специалистах в сфере архитектуры и технологий, с которыми мне довелось работать. Таких открытых, образованных и надежных людей я не встречала нигде. Тот же Фима Звягильский был тогда горным инженером на шахте — прекрасный специалист, большой умница.
А какие потрясающие архитекторы 30-х там были, какие прекрасные конструктивистские строения они создавали! Если вы знаете, вся западная современная архитектура началась с советского конструктивизма 30-х годов, который сначала был «бумажным», потому что у молодого государства не было денег это воплощать. Но создавались прекрасные проекты, которые разлетались по всему миру, их перепечатывали в журналах.
— Лариса Павловна, вы коренная галичанка. Некоторые ваши земляки считают именно галичан носителями «духовного кода нации», истинными борцами за Украину...
— ...а что они понимают в Украине?! Мне стыдно за родителей, воспитавших таких детей, которые сейчас бегают по улицам, называя себя «активистами», а сами не знают, кто они, откуда и чего хотят. Этим детям можно вбить в головы любую мерзость, заставить кричать какие-то дикие кричалки или пролить чью-то кровь — и все это при попустительстве родителей. У меня чувство брезгливости к этому дремучему невежеству и невероятной провинциальности.
Вы мне говорите Галичина? Да что вообще знают о Галичине так называемые радикалы, которые оттуда сейчас порасползались по всей Украине? И в Харькове их уже полно, и в Одессе, ну и, конечно, в Киеве.
Волею судеб случилось так, что большинство коренных галичан — тех, для кого такие понятия, как честь, благородство и совесть, всегда были основополагающими, оказались изгнаны или уничтожены. Их расстреливали, высылали, вытравливали с родной земли. Еще в 30-е годы Василий Стефаник писал, что наша интеллигенция там, в Галичине, «така маленька і миршава». Она просто не успевала подняться — ей сразу сносили голову.
В 1939-м после польской «пацификации» начались новые чистки на землях, присоединенных к Советскому Союзу, и местная интеллигенция сразу оказалась под прицелом НКВД. Потом началась кровавая мясорубка войны, а после победы и массового выезда городского польского населения Галичина стала заселяться новым контингентом — туда направляли с востока врачей, учителей, научных специалистов. Активно подтягивались в города и массы главным образом местного гегемона. Но своей элиты там уже практически не было. А те крупицы, что оставались, растворились в среде шариковых и швондеров, которые укоренились на этой земле, стали самоназываться «украинской интеллигенцией», а потом возомнили себя украинским Пьемонтом.
Что они сделали с моей Галичиной, во что ее превратили?! Это даже не хуторянство. Это тяжкая, самоуверенная провинциальность, которая расползлась по всей Украине.
— Боюсь, такую точку зрения разделяют немногие ваши земляки. Когда вы в последний были во Львове?
— После второго майдана я не езжу туда, не могу. Молчать у меня не получится, а приехать и высказать им в лицо все, что я думаю, — бесполезно. Да и рвать остатки сердца не хочется. У меня там есть единомышленники, но их мало, и они затравлены, говорить об этом открыто боятся.
«Нам потрібні танки, а не пензлі!»
— Вы — депутат Верховной Рады, что называется, «первого призыва». Это было время эйфории, надежд, зарождения Руха, грандиозных планов. Кого тогда в Раде было больше — искренних романтиков, которые хотели и умели строить, или стяжателей и конъюнктурщиков, почуявших запах власти и денег?
— Романтиков там было минимальное количество. Остальные маскировались под романтиков, но на деле оказались гнусными прагматиками. Спустя два года пребывания в Раде я сделала для себя четкую сегрегацию, осознав, что искать там романтические идеи просто не у кого. Практически все выполняли «заказ», все сидели на грантах и совершали «оборудки».
Был, правда, там человек, о котором у меня до сих пор душа болит, Богдан Котик. Единственный из всей львовской депутации, он совершенно не вписывался в общий формат, может, потому так рано и ушел из жизни — сердце не выдержало. Было еще пару человек, но я не буду называть имена, потому что их заклюют.
— А если сравнить парламент образца 90-го с нынешним? Не в плане е-деклараций, а в плане качественного, так сказать, состава? Произошли какие-то трансформации в сознании людей, идущих во власть?
— Я вам такой эпизод расскажу. Когда уже стоял майдан, сюда, в академию, приходили агитировать студентов. Я вышла к ним, смотрю, знакомый депутатик с косичкой стоит и агитирует. Как только увидел меня, сразу ретировался. Одна девчурка рядом с ним держала плакат: «Нам потрібні танки, а не пензлі!» Я подошла к ней, спрашиваю: «Ти звідки?» — «Я з майстерні Стороженка». Моих студентов там не было, потому что я им всегда говорила: «Если вы хотите стать патриотами, станьте хорошими профессионалами». Остальным собравшимся я сказала: «У вас есть возможность сделать свой выбор: или майдан — или учеба в академии». Были там и эмоции, и стычки.
И вот когда это произошло, мне один из депутатов — он родом из Ивано-Франковска — сразу прислал эсэмэску: «Ларисо! Я дякую вам, що є хоч одна людина в цьому суцільному потьмаренні мізків». Я ответила: «Вони руйнують державу і зрозуміють це дуже швидко, але буде пізно». Это к вопросу о трансформации в депутатском сознании.
Придя в парламент, я была потрясена количеством стукачей и агентов госбезопасности в Демократическом блоке — почти 90%! Количеством людей непорядочных и нечестных, которые через депутатскую комнату ездили с большими клетчатыми сумками в Турцию. Когда я все это увидела, мне скверно стало! Более того, они все брали ссуды, собственный бизнес заводили и мне постоянно предлагали, говорили: «Ты что, собираешься сидеть на этой нищенской зарплате?!»
— Это правда, что вы какое-то время вообще не получали зарплату в Верховной Раде?
— Депутатство тогда воспринималось мной как общественная нагрузка. Я ведь пришла строить независимое государство, Украину спасать! Мне стало ясно, что с Горбачевым, с Ельциным ничего хорошего у нас не получится, надо быстренько от них уходить, и тогда, возможно, мы спасемся на этом порыве. Я была слишком доверчива и наивна, верила в возможность что-то изменить. А когда увидела изнанку происходящего, вышла из Руха — через полтора года пребывания в нем, хотя стояла у его истоков. Ушла, когда поняла, что под предводительством приспособленцев ничего не будет, никаких перемен и никакой перестройки.
— Все ваши последующие разочарования стали причиной того, что вы дальше не пошли во власть?
— Нет, я пошла, потому что меня очень уговаривали. Особенно Леся Гонгадзе, с которой мы до последних ее дней очень дружили. Она просила: «Ляля, ти повинна йти! Не можна лишати країну на цих спекулянтів!» В Киеве мне тогда устроили аутодафе — особенно ополчился Демблок. Конечно, им не нравилось, что я все вещи называла своими именами и открыто говорила, что о них думаю. И я решила баллотироваться во Львове, имея все шансы победить. Но там получилась весьма интересная ситуация.
Вечером, накануне выборов, позвонил мой доверенный: «Ляля, включи телевизор!» А это была суббота — день тишины, когда любая агитация запрещена. И вот я вижу на экране — сидят красавцы: Вячеслав Чорновил, Лесь Танюк, Ярослав Кендзьор и Михаил Косив. Сидят и дружно агитируют население Львова, чтобы, не дай бог, за меня не отдали голос, потому что Скорик — это человек деструктивный, который придет и развалит парламент. Можете себе это представить?! Когда мой отец их увидел, он сказал: «Оце і є наші люди. Не дивуйся, дитино!» Я проиграла тогда своему сопернику всего около процента. Но была очень рада этому. Потому что всегда точно знала: есть только одна сфера, которая меня в этой жизни греет, — искусство.
Тотальная галичинизация всей страны
— «Я очень раскаиваюсь, что вернулся из Америки. Сегодня Украина — это худшая страна в Европе для жизни, где правды нет, законов нет, порядка нет. А если нет законов и порядка — нет и государства. Почему бегут люди из Украины? Потому что жить хотят...» Знаете, чьи это слова?
— Знаю, это Иван Марчук сказал, когда пожил здесь, вернувшись из Америки, и прозрел. Он, конечно, очень талантливый и оригинальный в технике исполнения художник. Но всегда был очень амбициозным человеком, и я его пыталась просветить по поводу происходящего.
Во время первого майдана он просто с ума сходил от радости. На мое удивленное: «Ну чого ти так радієш?» — восторженно отвечал: «Так прийдуть же свої люди!» Тогда мне не удалось его переубедить, но я предупредила: «Ти ще побачиш своїх людей і те, що вони нароблять для твоєї Батьківщини!»
Когда пришел Ющенко, он сделал Марчука своим приближенным художником, пообещав создать ему музей. Иван действительно очень работоспособный человек, у него тысячи работ. Но чем плох такой же лауреат Шевченковской премии Валерий Франчук? Или прекрасный художник Дмитро Стецько? Или Александр Дубовик? Их творчество разве не заслуживает музейного статуса?
— Тем не менее именно Иван Марчук называет нашу страну «антимузейной» и «антикультурной»...
— Ну... Ющенко же ему музей не создал! Не сдержал обещание. Художники ведь эмоциональные и доверчивые, как дети. Пообещали игрушку и не дали. А вот насчет «антикультурности» страны Иван прав.
— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, эта излишняя доверчивость и импульсивность в ментальности ваших земляков. И этим умело пользуются политики.
— Это не доверчивость, а желание подняться на дурнячке — с криками, воплями, патриотическими лозунгами. Хотя в Библии написано: «В поте чела будешь есть хлеб свой...» Но им не хочется в поте чела. Поэтому они так быстренько покинули свою черноземную Тернопольщину с великолепными маслянистыми грунтами, где были богатейшие хутора, где хозяин со своей большой семьей и парой наемных рабочих обрабатывали огромные участки земли и собирали отличный урожай. Теперь эта земля стоит пустая, потому что они бросили ее и рванули за границу получать доляры. Мамы поехали туда домработницами, а дети здесь подрастали — мальчики на их доляры наркотиками баловались, девочки — еще кое-чем. И так постепенно все разрушалось.
А потом появился новый способ, революционный: придем и заберем, завоюем и присвоим! Вы же посмотрите, как глубоко это все пустило корни — происходит тотальная галичинизация всей Украины. Но самое ужасное, что все это творят люди невежественные, ничего не знающие об истории Галичины и ее возвращении в украинское «тело». У меня вызывают чувство глубочайшей брезгливости те, кто сейчас себя называет украинской интеллигенцией, галицкой в первую очередь. Да нет ее, нет! Осталось то «миршаве», которое что-то возомнило о себе. Потому что интеллигент — это прежде всего человек чести.
Иван Франко писал: «народ без провідної верстви — німий». «Провідна верства» — это лучшие из лучших, честнейшие из честных. А где сейчас эти интеллигенты? Покажите мне их! Сплошь и рядом — одни приспособленцы, дрожащие твари, извините, но это библейское выражение. И они еще называют себя христианами?! Это псевдохристианство, не имеющее ничего общего с христианскими ценностями. Какие ценности они принимают сейчас, на что они нацелились?
— Ну почему, вот сейчас они украинский язык спасают. Закон об образовании приняли, языковые квоты ввели на радио и телевидении, российским фильмам и книгам барьеры выставили. Вы разве не согласны с этими мерами?
— Их мова меня доводит иногда до состояния глубокой депрессии. Потому что это не тот литературный украинский язык, на котором я разговаривала всю свою жизнь и на котором говорили мои родители. Коренные галичане, педагоги, они очень блюли чистоту языка и считали, что ни в коем случае нельзя засорять свою родную речь диалектами, но можно использовать в обиходе иностранные слова, взяв их в кавычки. Родители часто употребляли в разговоре отдельные немецкие, польские, чешские или латинские фразы, отлично владея этими языками. Это обогащало их речь.
— Так нужно нам сейчас украинский язык спасать или нет?
— Покажите мне страну, которая считается цивилизованной, культурной и которая ввела бы запрет на ввоз какой-либо литературы. Или запрещала бы вещать на том языке, на котором в этой стране разговаривают. Это немыслимо! Многоязычие, знание языков — это не красивая фраза. Так же, как мелкая моторика развивает мозг, так знание языков развивает интеллект и дает дополнительную информацию, обогащая личность.
Вот сегодня сопляки, которым по 15 лет, устраивают блокаду Лавры, проводят какие-то антицерковные акции. Скажите, что они в религии понимают?
Отношения с Россией: дьявол бдит
— Скандал вокруг Лавры способен перерасти в священную войну канонической и неканонической церквей или вся эта история — очередная попытка власти отвлечь народ от насущных проблем?
— Заметьте, все это происходит в большие церковные праздники. Как говорится, дьявол бдит. Есть, конечно, и внутренние причины, и внешние спонсоры, которые люто ненавидят каноническое православие. Об этом очень точно сказал один весьма известный журналист, имени которого я не буду называть: «А вам не кажется, что это бесконечное шпыняние православной церкви — что-то из ряда вон выходящее? Если бы подобные выпады осуществлялись против ислама, магометанства или против иудаизма, вы представляете, какой протестный крик стоял бы во всем мире? А против православной церкви это только поощряется».
Я не могу себе представить, как может священнослужитель призывать к оружию или говорить, что Донбасс должен заплатить своими страданиями. За что?! Если он христианин, который обязан любить ближнего, как он может поощрять убийства этих граждан, убийства детей?
— Как вы считаете, Киев сможет договориться с Донбассом?
— Этот Киев? Нет. Надеяться, что придут другие? Откуда? Из этой же обоймы, где сегодня меряются рейтингами, а не способностями что-то решать для пользы своей страны?
— Что вы думаете о восстановлении отношений с Россией, которую признали агрессором?
— Сложный вопрос. Если бы в нем не увязло столько рук, и не было завязано столько интересов всех этих прагматиков... Самый прагматичный сегодня — Запад, и самый циничный — тоже он. Та же Азия — верующая, и она гораздо духовнее сейчас. Японцы каждый выходной день поднимаются в горы к своим трепетно хранимым тысячелетним храмам — для них это важно, это их внутренняя потребность. А в Европе этого нет. Там в церквях — кафе со стриптизом, у них однополые браки разрешены и уже церковно освящаются. Православная церковь всего этого не приемлет, так как же им ее принимать?
Но я убеждена, что с Россией нам необходимо искать компромисс. Потому что невозможно разорвать все то, что складывалось столетиями, где существует такое смешение, такая связь и ближайшее соседство. Мы же не можем посадить этих соседей на звездолет и отправить в другую галактику!
— Я не задаю вам любимый вопрос моих коллег «чей Крым?», но как в этой ситуации можно найти компромисс?
— Скажу вам так: Никита был дядька весьма единоначальный и считал себя вправе делать любые подарки. Я видела, как тот же Ельцин, будучи хорошо подшофе, на экономических переговорах в Бишкеке царственно распоряжался: «Дать!»
Но какой смысл был Хрущеву отдавать Крым? Он что, исторически был населен украинцами? Студенткой я часто ездила туда с друзьями на недельку автостопом, и мы облазили на полуострове все уголки. Но у нас и подозрения не возникало, что в Крыму имеет место быть т. н. коренной украиноязычный этнос. Он на 90% был населен россиянами, которые как-то одномоментно оказались в составе Украины.
А потом уже после 1991 г. туда начали возвращаться татары. И работая в Верховной Раде, я занималась вопросами их репатриации. Безусловно, это был гуманный и правильный шаг. Другое дело, как им воспользовались разные люди. Некоторые, как Мустафа Джемилев и иже с ним, получив для переселенцев землю, слишком ловко использовали помощь — от Турции, от Европы и от Украины — с низменными человеческими чувствами, о которых не хочется и говорить.
Вундеркинд на карандаше у КГБ
— Лариса Павловна, вы позволяете себе непопулярные для своей среды высказывания, в то время как многие из ваших земляков на полном серьезе утверждают, что Христос был гуцулом. Не боитесь статуса «врага народа»?
— Это не моя среда. Я не вижу здесь настоящих галичан. Вижу только неуемных горлопанов, которые приезжают сюда качать права. Это не государственники, они пришли за властью для собственного кошелька. Скажите, каким образом экс-министр обороны Украины за четыре месяца пребывания на высоком посту заработал на роскошный особняк в Великобритании? Вот такой у них патриотизм.
А «врагом народа» я была всегда, сколько себя помню. На архитектурный факультет Львовского политехнического я поступила в 14 лет, еще не имея паспорта. Приемная комиссия сомневалась: как брать малолетку? Но когда они увидели на экзамене мои рисунки, и я им рассказала о стилях застройки Львова, сомнения отпали.
А в 16 лет меня уже взяли на карандаш в КГБ за мои высказывания — я иронически относилась ко всему, что происходило тогда. И в институте нашлись студенты-стукачи, которые потом признавались, что были приставлены ко мне. Впоследствии я эту стукаческую и сексотскую деятельность во всей красе наблюдала в Раде.
— У Евтушенко есть стихотворение, которое звучит, как молитва, как предостережение: «Дай бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно, и быть богатым — но не красть, конечно, если так возможно. Дай бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой...» Мне кажется, что вам это удалось. Благодаря или вопреки чему?
— Думаю, что это «нравственные» гены, которые Господь посылает каждому человеку. Я родилась в семье учителей, и жили мы в трудные послевоенные годы очень скромно и бедно. Но я не помню ни единого, даже мельчайшего момента, чтобы кто-то из них оступился и сподличал. И вот это главное, что мне передалось от родителей — отвращение к приспособленчеству.
В нашей семье никогда не делили Украину на «східняків» и «західняків». Папа всегда говорил: «Велика Україна (имея в виду восточную ее часть) має величезний потенціал, і Галичина без неї ні на що не здатна». Мои родители понимали, что если мы хотим стать сильным государством, то без Великой Восточной Украины об этом не может быть и речи. Оба они были образованнейшими людьми, много читали, знали по пять языков. И у них была спокойная уверенность в будущем нашей страны. Но когда отец увидел, как неистово бьются за власть его земляки (отца не стало в 1995 г.), он сказал мне: «Боюсь, доню, що України знову не буде». И сейчас я вижу, что это горькое отцовское пророчество начинает сбываться.
*Капитель (латин. capitellum) — верхняя часть колонны, служащая непосредственным переходом к покрытию.
**Кариатида (греч. karyatides — карийская дева) — архитектурная опора в виде статуи женщины в длинном одеянии, заменяющая колонну.
