Дмитрий Выдрин, писатель, философ, политический консультант, бывший депутат Верховной Рады Украины, бывший заместитель секретаря СНБО Украины, советник всех четырех украинских президентов от Кравчука до Януковича. Он за несколько лет предсказал победу Обамы, а затем и Трампа на президентских выборах в США, за десять лет предрёк лидерство С. Аксенова в Крыму.

Мы встретились с Дмитрием в крымском заповедном лесу, в доме нашего общего друга — российского журналиста-международника. Мы условились, что наш разговор будет иметь больше философский характер, так сказать, анализ ощущений от происходящих процессов в Украине и России.


ВО: Дмитрий, сразу же прямой вопрос: мы потеряли Украину?

Д.В.: Есть соблазн ответить на том уровне, на котором дискутируются похожие вопросы — ответы на российском телевидении, на европейском, на украинском. Но поскольку мы договорились, что мы работаем в уникальном формате — формате лесных философов, дервишей, то у меня ощущение, что вопрос немножко преждевременный.

Я вспомнил историю. Был известный персонаж. Я к нему несколько раз изменил отношение. Владимир Ильич Ленин. От горячего сторонника до горячего противника, а потом опять до сдержанного сторонника.

Была попытка поставить оперу о Ленине, называлась опера «Ленин в 18 году». И опера, насколько я помню, оглушительно провалилась. Вроде все — исторический материал хороший, грамотный, советники хорошие, тогда еще были живые соучастники многих процессов, а вот опера не пошла. Тем более не пошел балет, была попытка поставить балет на эту тему.

И оказалось, что существует некий мистический закон, который говорит, что любую историю, любой процесс можно осмыслить на разных уровнях искусства, науки, просто осмысления — только через какой-то логически выверенный отрезок времени.

Вот фильм можно снять через несколько лет послей событий, роман можно написать через несколько десятилетий после событий, как «Война и мир», например, а оперу или балет поставить через несколько сотен лет после того, как произошли события. Это закон жанра, его обмануть невозможно.

Так вот историю взаимоотношений государств, или народов, или одного народа разделенного изнутри, видимо, можно на разных уровнях проникновения в материал осмыслить или подать более менее достоверно через какие-то лаги времени.

Нужны десятилетия, чтобы отстоялась пена, осадок стал уже прочный, в виде донного песка, а не взвеси ила. Но мы столько не проживем. Поэтому я могу только, как человек, который пытается вернуться к своей первой исконной профессии, философии, может быть, попытаюсь дать советы для самостоятельного поиска. Но вряд ли я смогу сформулировать какой-то готовый, четкий, лапидарный ответ.

Так вот, какие мои советы. Это касается России, Украины, это будет касаться в ближайшее время России и Европы, потому что я чувствую большие тектонические процессы. Это будет касаться России и Китая, потому что зреют и здесь какие-то колоссальные подвижки в ту и другую сторону. Россия и Америка — это тоже, безусловно.

Когда будете анализировать взаимоотношения громадных тектонических плит, не пытайтесь использовать некий сиюминутный, мелкий, неважный фактор. Процесс будет обретать рельефность, четкость, когда мы забудем имя шаманов, которые шаманили с той и другой стороны.

И когда мы не будем говорить, что с российской стороны Сурков что-то нашаманил, с украинской стороны Петр Порошенко, главный шаман, с главным бубном, который называется АТО, администрация президента. Вот когда мы забудем имена этих людей, вот тогда, мне кажется, появится более-менее реальная картина, объективная, много объясняющая.

Но запроса на эту картину, мне кажется, пока не существует. Не дай Бог, если бы мы были сейчас с вами на центральном телевидении, например, российском, не важно, какой канал, нас бы сразу выгнали из студии, потом что сказали бы: «Ребята, нам не важны ваши долбаные тектонические плиты, вы лучше скажите, что вчера Петр Порошенко говорил Авакову и как на это отреагировали в Кремле на уровне главы администрации или хотя бы замглавы администрации, который курирует украинское направление!»



Я обещал какие-то советы о том, где искать. Я бы искал на стыках противоречий сельского и городского класса. То, что произошло на Украине и в России, во многом описывается через столкновение сельского и пролетарского класса.

Я, как простой телезритель, несколько лет не отрывался от экранов, но меня интересовало не то, что интересовало других людей — их интересовали какие-то оговорки по Фрейду лидеров, какие-то заявления, декларации, обещания. А я искал некие для меня сакральные вещи, по которым я, может быть, пойму тот срез конфликта, который не виден людям, для которых фамилии, имена, явки, пароли важнее, чем сакральные знаки.

Я, например, смотрел на перчатки. Почему на перчатки? Потому что я не нашел более объединяющего, объясняющего образа, чем перчатки. Я пытался по одежде сравнивать, но одежда была с той и другой стороны одинаковой — это постсоветский камуфляж.



Для мужчины перчатки — продолжение тела, продолжение его функции. И вот я обратил внимание, что с украинской стороны большинство людей, которых я видел в телевизоре, были одеты в такие овощные перчатки, знаете, есть белые перчатки, с одной стороны они нитяные, а с другой стороны резиновые пупырышки, которые продаются в основном для овощных баталий — это переборки картофеля, селекции капусты и т.д.

А со стороны донбасских ополченцев это были тактические кожаные перчатки. Которые очень удобны для каких-то технологических дел, с ними можно работать в кузне — где горячее, ты закрываешь закрытой частью перчатки, а где тонкие работы, ты работаешь открытыми пальцами. Их удобно использовать в военных баталиях — палец, который нажимает на курок, открыт и чувствителен к курку, особенно если он настроен на мягкое нажимание. (От редакции: да, мы всей Россией постарались.)

И потом, когда я стал смотреть интервью с той и с другой стороны, все эти интервью были привязаны к перчаткам. Спрашивают на украинском посту: «Хлопці, як ся маєте?» Они говорят: «Да погано, картоплi не завезли!» Показывают картинку — они перебирают в этих перчатках картошку. И это абсолютно идентично генотипу тех ребят, которых, к сожалению, завезли на войну. И это идентично их жизненному опыту, потому что жизненный опыт заключался в том, чтобы перебирать картошку. И это важная, обязательная работа, потому что не переберешь зимой, пропадет урожай. И вот в этих нитяных перчатках идеально перебирать картошку.

А показывают донецкую сторону, они говорят — ну вот плохо, условно говоря, патроны не того калибра, или техника, которая была на поле боя, не поддается восстановлению. Они уже этими своими голыми пальцами прощупали карданный вал, свечу зажигания и поняли, что годится, что не годится.

Поэтому для меня сакральность этого противостояния заключалась в противостоянии глобального сельского и глобального городского мира.

Мало кто знает, в чем отличие маленького города от большого села. Когда в большом селе на центральной площади, или на майдане, вешают часы, село превращается в город. Потому что город живет по часам — в 8 утра встал, первая плавка или перекличка, а село живет по биологическим законам — ну вот пора уже выйти, а как не хочется, в зимний туалет, который в 30 шагах от дома, но уже биологические часы звонят, или петух прокукарекал, или собака подралась с кошкой, ты уже понимаешь, что время вставать.

И вот это столкновение сельского и городского происходит в душе каждого человека, потому что мы разорваны: с бабушкой жили в селе, с папой выросли в городе, получили образование в городе.

Я думаю, что эта разорванность души и индивидуальная, и коллективная, и национальная. Я написал большую концептуальную статью, она называлась «Майдан — план побега из мегаполиса». В этой статье описывались столкновения сельских и городских архетипов.

Одни хотят быть, если не сложилась жизнь, босяками на окраинах индустриального города, со всеми вытекающими рисками, но и прелестями. Легкие доступные городские девчонки, городские риски — взломать во время моей юности телефоны-автоматы, потом, наверное, какие-то банкоматы, это отдельные криминальные истории.

И сельская история — у соседа стырить гусака, или крупнее, может быть, увести корову или лошадь. Разные типы мышления сельско-криминального и городского криминального, сельско-культурологического и городского культурологического. Потому что это пока разные культуры.

Поэтому первое глобальное столкновение я бы искал на стыке той культуры, которая победила в Украине, а в Украине победила глубоко сельская культура, с сельскими архетипами, с сельскими сакральными вещами. Столкнулись две культуры — одна хочет жить по часам, другая по петухам. Не мне судить, какая культура возобладает в мире.

ВО: Что нужно делать, чтобы победила городская культура?

Д.В.: Конечно я, как городской человек, болею за городскую культуру. Я был лесорубом на БАМе. Для меня самое страшное было — в сорокаградусный мороз выходить за сорок метров, извиняюсь, в туалет. Если кто-то скажет, что на БАМе мечтали о каких-то свежих газетах, это ложь, там мечтали о городском туалете.

Извиняюсь за туалетный уровень, но я городской человек, начиная от этого уровня и кончая уровнем доступа информации, к прессе, к бытовой чистоте. Наверное, я испорчен городом, наверное, я несправедлив в своем желании доминирования городской культуры, но у меня ощущение, что город — это восходящая ветвь эволюции. Мне бы хотелось, чтобы эволюция не обрушалась вниз, а восходила вверх. Поэтому я за город.



ВО: Как вы считаете, как долго будет длиться это противостояние?

Д.В.: Мы с вами заговорили о первом совете — ищите противостояние города и села. Второй мой совет — ищите тип личности, который производится на базовых производственных институтах города и села.

Почти все забыли знаменитое положение, формулу Маркса, которую пока никто не опроверг о том, что любое производство создает два вида продукта. Первый продукт — ради которого оно, вроде, специализированно. Вот что производит молочная ферма? Она производит молоко. Но попутно она производит тип работника, который работает на этом предприятии.

Когда-то я читал лекции на заводе в Германии, который делает спутники. Там работают рабочие, не только инженеры. Громадное производство на озере Бодензее, красивое озеро. И когда меня стали знакомить с работниками, я попросил, чтобы это были не топ-менеджеры, а рабочие, оказалось, что у них есть своя оперная студия и яхт-клуб. Я говорю: «Извините за грубость, а на фига рабочим, людям без высшего образования, яхт-клуб и оперная студия?» Они говорят, что они задействованы в таком тонком производстве, где человек без хобби и быта, который соизмерим с его тонкостью производственных процессов, не сможет потом функционировать, поэтому он должен выйти из цеха и пойти не в кабак, а в оперную студию, должен пойти в яхт-клуб и научиться завязывать яхтенные узлы на озере Бодензее.

Оказывается, это единый замкнутый процесс. Производственный процесс определяет не только квалификацию работника на производстве, а определяет его квалификацию в быту: как он отдыхает, как относится к детям, где его дети учатся, что он читает, как он читает — все вместе дает производственного работника.

Так вот, почему я против села — потому что те люди, которые победили на Украине, они пытаются сделать из Украины страну, где доминируют какие работники? Ну вот, свинопас. Я обожаю свинину, но я знаю, что свинопасы мои книги никогда не будут читать, так они устроены. Я знаю, что мои книги читали инженеры авиационных предприятий, читали работники атомного производства. И сейчас на Украине, как мне говорили, погибает последнее НИИ, где готовят атомных специалистов, мне жалко, потому что у меня там были друзья, они читали мои книги.

Я когда-то проводил занятия в одном небольшом центре на юге Украины для детей, 9-10 класс. И когда они меня начали спрашивать: «Вот скажите, геополитика Хаусхофера адекватна тому, что происходит?» Я говорю: «Ребята, в Украине 10 человек знают Хаусхофера, откуда вы, каких вы кровей?» Оказывается, что это дети инженерного состава с верфи. А чтобы сделать на верфи, видимо, какой-то красивый корабль, нужны такие тонкие расчеты и нужны такие умные дети, которые знают, что такое геополитика Хаусхофера и как она может отразиться на будущем их страны. А вот сейчас страна Украина, с большим потенциалом, изумительно красивая, она идет в ту нишу, где не будет таких детей, они не будут знать не только Хаусхофера, они не будут знать слова «геополитика». А всё начиналось с невинного — конфликта города и села, с конфликта сложных и простых производств.



ВО: Если на Украине победило село, какая сила, на ваш взгляд, победила в России?

Д.В.: В России победил пока один человек, интуитивно, не логистически, я пока не вижу логистики, я вижу интуитивные колебания, интуитивные метания, интуитивные поиски.

Он пытается втянуть страну в те вещи, в которые страна втягивается с большим трудом. Потому что вектор развития по восходящей намного драматичнее, намного сложнее, даже намного ужаснее, чем вектор обрушения по нисходящей. Я вижу драму одного человека, который пытается тащить Россию, вести вверх. Я вижу громадное горящее желание громадного количества россиян идти вниз. Потому что вниз идти намного проще, намного быстрее.

Я вижу, как не логика, а интуиция подсказывает ему, что делать на первом этапе, втором, на третьем. Всего восемь этапов, по моему философскому взгляду, он должен пройти. И каждый этап драматичен.

Я помню первый этап, когда он попытался российских олигархов заставить не расчленять Россию, а сшивать. Я помню, как это было драматично, потому что олигарх — это не персона с именем и фамилией, это громадное количество челяди, собственные телеканалы, собственные интернет-империи уже в то время. И когда он сказал, что не будет на Руси олигархов, а будут только те богатые люди, которые работают на сшивание, а не разрушение России. Это была первая драма.

Вторая драма — когда он национализировал суды. Раньше каждый имел свой карманный суд. Когда он стал крушить карманные суды, он против себя настроил миллионы людей. Я помню, когда он стал создавать единую вертикаль. Поэтому я вижу драму человека, который тянет этот какой-то нереальный воз, который составляет 1/6 по территории человечества и 1/3 экономику мира. Пока на Россию работает только один человек.

Почему я его называю «золотая игла»? В Турции «золотая игла» — это игла из почти 100%-ного золота, с которой сравнивают другие ювелирные украшения, чтобы понять насколько они близки к идеалу. Пока он один «золотая игла». Есть ощущение, что у него очень-очень мало помощников. Это драма страны, это драма этого человека.

ВО: Крым в данный момент определяется с выбором пути развития. По вашему мнению, в какую сторону развивается Крым?

Д.В.: Я, когда пытался создавать в Советском Союзе политологию, так получилось, что мне довелось стоять у ее истоков, замечательный папа замечательного режиссера Шахназарова был президентом ассоциации политических наук Советского Союза, а я был его замом. Мы создавали с нуля науку. И мы тогда друг другу подсказывали. У каждого из нас есть куча советов в голове. Советов для жены, для друга, для соседа и для народа, если ты политолог. Главное достоинство политолога — это уметь сказать совет после того, как выскажутся люди, на которых ты работаешь, на деньги которых ты получаешь гонорар. Поэтому о будущем Крыма я бы спросил у нескольких людей.

Я бы спросил у крымского таксиста. Когда я ездил на такси из Симферополя в Ялту, у многих таксистов висела табличка «В моем такси разговаривают по-русски». Это было до всех перипетий, до всех потрясений. И я понимаю, что таксист, который вывешивал табличку, понимал, что с него могут спросить, лишить лицензии, как-то наказать, или можно нарваться на какого-то стрёмного пассажира, который может дать чемоданом по голове. Но он рисковал, он шел на риск. Видимо, он понимал, ради чего он рискует.

Я бы спросил у тех людей, которые отстаивали названия крымских улиц. Многие же улицы переименовывались при Украине. В Донецке переименовывали улицы, в Луганске, а крымчане не дали улицы переименовать. Но вот когда я жил там, где обычно я останавливался — улица Грибоедова в Ялте, — я шел к морю каждое утречко, спускался на Ломоносова, шел по Пушкинской и выходил на набережную Ленина, кстати. Так вот, кто сохранил эти названия, те главные участники этого процесса. Те, кто не дал переименовать улицы, они и выступили главными соавторами геополитических процессов. Вот эти люди и создают будущее Крыма, у них спрашивайте…



Продолжение следует…