В последних числах ноября 2013 года Украину ожидает серьёзное испытание – саммит «Восточного партнёрства». На нём решится вопрос, будет ли подписано Соглашение об ассоциации Украины с ЕС. То или иное решение по этому вопросу может стать для Украины судьбоносным: цена вопроса – жизнеспособность Украины как самостоятельного государства. По условиям Соглашения только на перестройку экономики Украины под европейские стандарты и технические регламенты понадобится 160 млрд. долл. При этом никто не создаст украинским товарам эксклюзивных условий работы на европейском рынке – речь пойдёт лишь о беспрепятственном (якобы) доступе на этот рынок. А на самом деле и доступ этот будет далеко не полным: от наиболее конкурентоспособных украинских товаров Евросоюз условиями Соглашения надёжно защитился…

Подобные проекты даже для богатого государства требуют колоссальных усилий и могут на годы отбросить его экономику назад. Что говорить об Украине, которая практически находится на грани дефолта. Финансовые стервятники уже кружат над страной – на днях американский инвестиционный            фонд Franklin Templeton выкупил 20% украинского внешнего долга. Само обслуживание внешних долгов превратилось для Украины в проблему национального масштаба, пенсионный фонд страны живёт только за счёт новых внешних кредитов, дамокловым мечом висят потенциальные санкции за невыполнение газовых контрактов. Именно в этот крайне сложный для экономики страны момент различные лоббистские группы настойчиво подталкивают украинских и европейских руководителей к проведению эксперимента с Украиной – подписанию соглашения о зоне свободной торговли (ЗСТ) с ЕС.

Между тем в самом Евросоюзе на этот счёт единодушия нет.

Отчётливо видны противоречия по «украинскому вопросу» между брюссельской бюрократией и европейскими правительствами. Первые рассматривают ситуацию с точки зрения «Большой игры», где Украина - это приз, который должен быть получен если не любой ценой, то близко к тому. В тоже время, судя по риторике официального Брюсселя, добиться этого хотят так, чтобы а) Украина оказалась полностью зависимой от экономической помощи ЕС и/или международных финансовых структур, б) в плане политического руководства Киев был бы абсолютно подконтролен Брюсселю.

Линию евробюрократии с энтузиазмом пропагандируют страны «новой Европы», которые больше ориентируются на Вашингтон, чем на общеевропейские интересы. Именно Вашингтон, играющий в большую геополитику, становится тем  союзником Брюсселя, который настаивает на скорейшем принятии Украины в ЕС и нейтрализации её тесного сотрудничества с Россией.

Подавляющее большинство национальных правительств, аккуратно поддерживая линию Брюсселя, выступают против того, чтобы Киеву дали какие-то преференции в ассоциации с Евросоюзом. Они справедливо опасаются, что Украина окажется вариантом «второй Греции», за проблемы которой Евросоюз всё ещё расплачивается. На самом деле для большинства стран-членов ЕС существующий статус-кво в отношениях с Киевом, где одни делают вид, что выполняют требования, а другие – что строго проверяют их,  оптимален.

Поэтому ведущие страны Евросоюза, они же доноры ЕС, фактически пытаются затормозить подписание Соглашения и по возможности трансформировать его в нечто более приемлемое с точки зрения их интересов и более расплывчатое в плане обязательств по отношению к Украине. «Дело Тимошенко» в данном случае очень удобно: позволяя формально оставаться в рамках тематики «прав человека», оно не пропускает в европейское экономическое пространство нового игрока, который создаст совершенно не нужные никому сложности. Ещё одним путём решения этой задачи на случай, если «дело Тимошенко» не сработает, должен стать недавно утверждённый механизм ратификации Соглашения каждой страной ЕС в отдельности, что может отодвинуть начало реальной работы ЗСТ на бесконечно далёкий срок.

Кроме того, обострение украинско-российских отношений не могло не усилить опасения европейцев. Как отмечают обозреватели New York Times, в случае дальнейшего осложнения двусторонних отношений между Украиной и Россией Евросоюз должен быть готов поддержать Киев не просто «добрым словом», но и масштабным финансированием: «...европейцы должны быть готовы к тому, чтобы обеспечить Украине аварийные поставки газа и, возможно, кредиты при участии МВФ».

Однако экономика Евросоюза не в том состоянии, чтобы взвалить на себя бремя «спасения Украины». Усугубляется деление на бедные и богатые страны, налицо нехватка доступных финансовых средств. Существенные проблемы есть и в бюджете Евросоюза – там образовалась внушительная «дыра» в 20 млрд. евро. При этом только в 2011 году ЕС недосчитался 193 млрд. евро доходов. У Евросоюза достаточно своих, сугубо внутренних проблем, чтобы вникать ещё и в сложности Украины.

Однако при этом Брюссель фактически требует от Украины в спешном порядке уничтожить свою промышленность и остатки высокотехнологического производства, перейдя полностью на довольствие европейцев, то есть на иждивение налогоплательщиков стран-членов ЕС.

Здесь надо сказать и о наличии у многих стран-членов ЕС своих особых отношений как с Киевом, так и с Москвой.  Часто именно эти отношения, а вовсе не линия «ЕС - Украина» или «ЕС - Россия» определяют выработку окончательных внешнеполитических решений. Те же Германия или Франция отчётливо понимают, что, приняв участие в такой авантюре, как «подписание Соглашения об ассоциации с Украиной», они могут существенно потерять в более важных для них двусторонних отношениях с Кремлём.

Впрочем, опасения правительств стран ЕС лишь частично волнуют политиков из Брюсселя, которые играют в старую добрую «Большую игру» и рассматривают втягивание Украины в ассоциацию с Евросоюзом как самоцель, во имя которой многое может быть принесено в жертву. Попытки Берлина «взбрыкнуть» уже натолкнулись на отпор брюссельской бюрократии. Случайно или нет, но на днях Европейская комиссия огласила планы проведения «углубленной проверки немецкой экономики из-за опасений, что слабый внутренний спрос у самого большого члена ЕС угрожает подорвать восстановление еврозоны». И хотя эта проверка вряд ли закончится чем-то серьёзным для немецкого правительства, однако нервы потреплет.

При такой диспозиции многие в Евросоюзе начинают всерьёз задумываться, не пытается ли брюссельский евро-атлантический центр за счёт экономик ключевых стран ЕС решить задачи, которые от интересов самих этих стран далеки, зато близки Вашингтону.

Если вся эта авантюра под названием «ассоциация Украины с ЕС» удастся, Вашингтон  решит сразу две задачи: а) продолжит реализацию геостратегий, сформулированных в своё время З.Бжезинским, и б) повесив на экономики ключевых стран-членов ЕС такую обузу, как Украина, ослабит их, убрав с мирового рынка сильных конкурентов (как показывает «дело Сноудена», именно так в Вашингтоне и воспринимают Германию и Францию).

Надо сказать, что и официальный Киев всё с большим сомнением относится к им же выбранному курсу на евроинтеграцию. Нет, формально всё остаётся по-прежнему, однако ряд шагов и заявлений украинских чиновников, политиков и бизнесменов показывает постепенное осознание ими того, что положительное решение в Вильнюсе вопроса об ассоциации с ЕС может обернуться экономической катастрофой,  которой на самом деле не хочет никто – ни сама Украина, ни большинство стран ЕС. Ведь помимо возрастающего на страны-доноры ЕС финансового давления, они рискуют получить на своих границах не крепкое буферное государство, а политически рыхлое, экономически неустойчивое образование, которое в перспективе ещё больше осложнит непростые проблемы Евросоюза.

Этим фактом, вероятно, объясняется радикализация позиции украинской стороны по «делу Тимошенко». Официальный Киев, вероятно, рассчитывает, что это позволит ему взять «паузу» и разобраться с приоритетами: формально «быть в Европе» или построить нормальную, конкурентоспособную экономику. Аналогичная радикализация подходов к отношениям с Украиной наблюдается и со стороны ЕС.

На сегодняшний день подписание Соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом выглядит как большой проект Вашингтона, Брюсселя и группы международных финансовых стервятников, где каждый, решая свою проблему, помогает другому. Тем более что есть цель, по отношению к которой их интересы сходятся; эта их цель, как известно, лежит восточнее Украины. Зачем это нужно Украине? Похоже, только сейчас украинское политическое руководство задумалось об этом всерьёз. И выводы, к которым оно приходит, уводят Киев от того, чтобы поспешно продавить положительные решения Вильнюсского саммита…

После публикации закарпатским сайтом «Трибуна» проекта венгерско-русинской автономии, власть в которой будет принадлежать поровну венграм и русинам, разразилась бурная полемика. Пока она не вышла за пределы Интернета, и украинские политики не спешат обнаруживать своё беспокойство по поводу нового проекта, не желая, видимо, делать ему рекламу. Однако факт остаётся фактом: немалая часть закарпатских венгров и русинов хотят сами определять свое будущее и даже выбрали столицы будущей автономии, которых будет две – Берегсас (Берегово) в венгерской её части, и Мукачево – в русинской…

Сторонники венгерско-русинской автономии заявляют, что все венгерское должно быть отделено от украинского, как и русинское, которое (по мнению венгров) ничего общего с украинством не имеет. Они считают также, что выживание закарпатских русинов как народа возможно только в Подкарпатской Руси с центром в Мукачево, при этом Подкарпатская Русь должна быть составной частью автономного дуумвирата венгров и русинов.  Законодательные полномочия будут принадлежать местному парламенту – венгерско-русинским Национальным сборам. Уже родилось и рабочее название будущей автономии – Закарпатская региональная конфедерация венгерского и русинского народов.

Украинские националистические СМИ разразились по этому гневной риторикой, пренебрежительно называя будущую автономию Угрорусинией. Отмечается, что ситуация выходит из-под контроля Киева. Однако те же СМИ умалчивают о том, насколько правомочны претензии закарпатских венгров к Киеву. Умалчивают, потому что вопрос этот довольно щекотлив.

С момента провозглашения независимости Украины Киев не придумал ничего иного, как строить «украинскую политическую нацию». Политическая нация – это поглощение всех национальностей одной «украинской нацией» без учёта этнической мозаики проживающих на Украине народов. Вместе с украинским гражданством всем присваивалась официальная национальность – украинцы. По сути, это проект медленного уничтожения этнического разнообразия Украины. Взявшись за создание радикальной украинской нации, Киев  попытался настолько накачать ее националистическим угаром, насколько это необходимо для предотвращения сближения между народами Украины и России. 

Естественно, что жители Закарпатья почувствовали себя ущемлёнными. К русинам Киев особенно не благоволил из-за их упрямого нежелания превратиться в украинцев. К венграм тоже не прислушивались, утверждая, что на Украине всё, от Закарпатья до Луганска, – украинское.  На самом деле Закарпатье – это бывшая Угорская Русь. Украиной она стала лишь после того, как на протяжении многих веков была Русью.  Стала в результате административного давления на местное население, которое в приказном порядке переименовали из русинов в украинцев. Причём наибольшей прытью отличалась здесь отнюдь не советская власть, а идеологи так называемой Карпатской Украины – профашистского псевдогосударства, исчезнувшего так же нелепо, как и появившегося. Сегодня история прогитлеровской Карпатской Украины является, увы, частью патриотического дискурса официального Киева, а первому и единственному «президенту» Карпатской Украины Августину Волошину указом Леонида Кучмы в 2002 году было присвоено звание Героя Украины. В качестве президента Карпатской Украины Августин Волошин успел неумело повоевать с хортистской Венгрией и заняться притеснениями русинского населения.  Фигура Волошина – одинаково чужая и венграм, и русинам. И закарпатские  венгры недоумевают, почему им постоянно напоминают о нацистском прошлом Венгрии, но при этом вешают медальку на грудь Августина Волошина - не меньшего нациста, чем Миклош Хорти.

Между официальной государственной идеологией независимой Украины и народной историей закарпатских венгров и русинов нет преемственности. И венгры, и русины всегда считали украинский официоз чем-то наносным, идеологически фальшивым, исторически необоснованным.  Со временем наметилась тенденция к венгерско-русинскому сближению, поскольку венгры и русины были теми двумя этническими элементами, которые присутствовали в истории Закарпатья на протяжении последних десяти веков после захвата края Венгерским королевством.

В отличие от Киева Будапешт автохтонность русинов под сомнение не ставил. И в эпоху Австро-Венгерской империи, и сейчас Венгрия признает за русинами статус самобытного народа. Этнический ландшафт Закарпатья, где присутствуют и русины, и венгры, для этих народов является привычной картиной. Сторонники венгерско-русинской автономии подчеркивают, что  «закарпатские венгры не имеют ничего общего с Украиной, от которой они были отделены на протяжении столетий».

Можно с успехом оспаривать правомочность стремления венгров политически интегрировать Закарпатье в состав Венгрии, но трудно отрицать факт наличия общего культурного (языкового, религиозного) венгерско-русинского пространства, которое существовало до появления Украины и никуда не исчезло после её появления.

Оказалось, что евроинтеграционной риторикой закарпатские венгры умеют пользоваться не хуже украинских политиков. Так, проект Закарпатской региональной конфедерации венгерского и русинского народов предполагает:

-  венгерская её часть может быть создана исключительно как самостоятельная автономная область в рамках региональной политики Евросоюза;

- Закарпатская венгерская автономия – это мост между Венгрией и Украиной, между Украиной и НАТО, между Украиной и ЕС;

- Закарпатская венгерская автономия может превратиться в экономического лидера региона;

Венгры Закарпатья в чём-то вдохновляются примером поляков в Галиции, которую  Киев признаёт оплотом украинства и одновременно  средоточием польской культуры наравне с Великой Польшей. Признавать Закарпатье оплотом русинства и средоточием венгерской культуры киевские политики не хотят. Польский культурный облик Галиции трудно поставить под сомнение (как он возник, это другой вопрос). Полякам в Галиции предоставляются широкие возможности удовлетворить свои культурные запросы (они отмечают свои патриотические праздники, активно участвуют в общественно-политической жизни края, ставят памятники своим героям). Подобные же действия закарпатских венгров вызывают у украинских властей резкую реакцию. Вся причина в том, что поляки признают существование украинской нации, а венгры относятся к этому не так однозначно. Вопрос о венгерском Закарпатье остаётся для местных венгров актуальным, и на фоне попыток Киева ассоциироваться с Евросоюзом вопрос этот приобретает всё большую злободневность.