Хотя европейские политические тузы уже начали поздравлять друг друга с успехом на саммите в Вильнюсе, не следует забывать, что решение Киева явилось не столько результатом действий стран ЕС, сколько политики России

©  РИА Новости Сергей Гунеев

В Москве и Брюсселе найдется мало тех, кто не разделяет мнение, что подписание Украиной соглашения об ассоциации с ЕС — это крупнейшее поражение современной России, которое завершает период геополитической трансформации «серой зоны» Восточной Европы, появившейся после распада СССР. Если политическая и экономическая ориентация стран Балтии, Белоруссии или Молдавии не столь сильно влияют на баланс сил в регионе, то решение Украины меняет не только российско-украинские отношения, но и характер контактов России со всей Европой. Выбор Киева — вовсе не свидетельство воплощения в жизнь конкретной последовательной стратегии внешней политики: стратегией Украины было как раз отсутствие ясного определения собственной политической принадлежности и экономической ориентации. Находясь между двумя центрами интеграции — Россией и объединенной Европой, Киев собирался извлекать выгоду от сотрудничества с ними обоими и выступать посредником в их взаимоотношениях. Ведь в ситуации, когда ЕС и Россия видели друг в друге соперников, улучшение сотрудничества с кем-то одним могло бы повлечь за собой резкое ухудшение сотрудничества с другим. Между тем, в реалиях, когда укрепление связей в рамках интеграционных проектов ведет к повышению барьеров для тех, кто остается вне сообщества, сидеть на двух стульях становилось все сложнее.

Например, Европа

Середина президентского срока была для Виктора Януковича, пожалуй, самым неподходящим моментом для осуществления резких поворотов во внешней политике, которые (принимая во внимание раздробленность украинского общества) могли привести к эскалации негативных эмоций как в народе, так и в кругах элит. Тем не менее, президент решил порвать с «многовекторной» политикой Кучмы и сблизить страну с Западом. Напрашивается вопрос: что склонило Януковича принять такое рискованное для всей страны и его самого решение?

Самый очевидный ответ, который наверняка дадут многие представители ЕС, — это привлекательность предложения Брюсселя в адрес переживающей кризис Украины. Дело, однако, в том, что в интересах Януковича было бы затягивание переговоров, чтобы завершить «реструктуризацию» бизнес-активов в стране (то есть «добить» днепропетровских и передать их доходы донецким) и «подготовить» украинскую политическую систему к своему новому президентскому сроку.

Поскольку занимаясь этим, Янукович прибегал к методам, далеким от европейских стандартов демократии и прав человека, соблюдение данных стандартов было связано с риском дестабилизации его власти внутри страны. Вероятнее всего, без давления со стороны России украинский президент затягивал бы переговоры бесконечно долго (по крайней мере, до переизбрания), стараясь выторговать как можно более выгодные условия соглашения, как можно меньше отдавая взамен. Решающим импульсом для принятия решения развернуть страну в сторону интеграции с Европой была таким образом не европейская политика, а действия Кремля, который видел в контроле над Киевом ключ к восстановлению роли России в мире, и поэтому предпринял массированную атаку для втягивания Киева в свою евразийскую интеграцию. Эти действия были настолько хаотичными и заметными, что в итоге не только не возымели желаемого эффекта, но и помогли украинской элите и обществу обнаружить относительные плюсы сближения с Европой.

Над собой смеетесь

Основным политическим фактором, сыгравшим не в пользу Кремля, было непонимание россиянами, что на Украине интеграционные процессы воспринимаются совершенно иначе, чем в Белоруссии и Казахстане. Если в Минске и Астане политическая и экономическая власть сосредоточены в руках одного человека, без согласия которого «ни у кого в кошельке не прибавится денег», то разделение Украины на конкурирующие друг с другом кланы создает риск, что кто-то из них вступит в сговор с коллегами из России (или напрямую с Кремлем) и приведет к смене власти в Киеве. В отличие от Лукашенко и Назарбаева, которым Москва гарантирует пребывание на их постах, участие в московских интеграционных проектах (при отсутствии реальных юридических и институциональных рамок сотрудничества) видится украинской элите попыткой подчинить себе взбунтовавшуюся окраину бывшей метрополии.

Существенное значение имеют также риторика и символические жесты. Самым выразительным примером была встреча двух президентов в Ялте в июле 2012 года: сначала Януковичу пришлось несколько часов ждать, пока Путин закончит свою встречу с российскими мотоциклистами-националистами, а потом наблюдать, как тот отправляется на дачу его соперника Виктора Медведчука. Даже если действия российского лидера были вызваны простым стечением обстоятельств, украинские элиты восприняли их как пример «братских» отношений, которые ждут Киев в будущем Евразийском Союзе.

Среди экономических факторов ключевое значение имело, в свою очередь, диаметрально различающееся понимание харьковских соглашений 2010 года: Украина сочла их предвестием к снижению цен на газ по белорусской модели (геополитические активы в обмен на дешевые энергоресурсы), а Россия (в особенности Газпром) видела в них шаг в сторону приведения принципов продажи голубого топлива в рыночное русло, то есть постепенного повышения цен. Когда выяснилось, что газ в любом случае останется дорогим, украинские олигархи и их политические представители утратили мотивацию к торговле независимостью. Дополнительным элементом стали угрозы парализовать предприятия, которые базируют свою деятельность на международном сотрудничестве, закрыть российскую границу для шоколада Порошенко, а также прозрачные намеки на то, что после «развода» такая участь ожидает все остальные украинские товары, поставляемые в Россию.

Ход и итоги российских парламентских и президентских выборов в 2011 и 2012 году показали, что если в Кремле и происходят подвижки, то это, скорее, не сближение с Европой, а дрейф в сторону китайской модели. Если бы Москва повернулась к Европе, Киев мог бы рассмотреть вариант совместного марша в этом направлении, однако когда она выбрала азиатскую модель (вопреки заверениям о формировании независимого центра силы к такому выводу приводит простое сопоставление потенциалов), украинцам пришлось принять окончательное решение. И оно было принято: в пользу Европы.

Все шаги, которые Россия предприняла в отношении Украины, оказались контрпродуктивными: они углубили недоверие «русоскептиков» и показали многим «русоэнтузиастам», как могло бы выглядеть развитие страны в рамках «братского союза» с троицей постсоветских сестер. Беспрецедентное давление Москвы превратило чисто материальную дилемму «кто больше даст» в экзамен на независимость, который украинцы не планировали в очередной раз провалить. Когда российское телевидение показывает кремлевских сановников, которые кривятся в язвительных улыбках и презрительно заверяют, что, подписывая соглашение с ЕС, Украина на наших глазах совершает акт самоуничтожения, это напоминает слова гоголевского Городничего: «Чему смеетесь? Над собою смеетесь!»