...Как это казалось некоторым лингвистам, слишком жестко увязывавшим политические события с языковой реальностью. Меру и степень состоявшихся и происходящих языковых изменений показывает также их сравнение с некоторыми предшествующими эпохами изменений русского языка. На современном этапе системные процессы и конструктивные явления, имевшие место, во многом продолжают развиваться в прежних параметрах.

Языковой вкус сегодняшнего общества характеризуется, с одной стороны, ориентированностью на разговорную и просторечную экспрессивность, а с другой стороны, стремлением к книжности. При неочевидной изменяемости языка как системы и структуры изменилась речь. Отчасти изменилось общение в политической сфере, изменилась речь газет и журналов, речь публичная, речь радио и телевидения. Изменения касаются разных уровней языковой практики.



Язык средств массовой информации. Дмитрий Сергеевич Лихачев однажды заметил, что о нравственном здоровье нации можно судить по состоянию ее библиотек. Сюда можно добавить: об экономическом здоровье нации можно судить по состоянию дорог (к примеру, в Германии дороги лучше, чем во Франции, а во Франции лучше, чем в Польше, соответственно можно судить и о состоянии экономики), о моральном здоровье нации можно судить по отношению к инвалидам, а вот об умственном здоровье этноса и социума, народа и общества можно судить по состоянию его языка – чем язык беднее, тем, к сожалению, ниже умственное развитие его носителя.

В самом деле, что объединяет нацию, укрепляет государство и одновременно является неотъемлемой и важнейшей частью нашей национальной культуры, отражающей историю народа и его духовные искания? Это – русский язык. Без чего невозможно существование развитого общества? Без точной, богатой, образной, живой, но юридически корректной и этически выверенной нашей родной русской речи.

Язык СМИ играет важную роль как в распространении русского языка, так и в повышении грамотности населения. И хотя имеются некоторые результаты по формированию уважительного отношения к русскому языку в средствах массовой информации, по-прежнему в газетах большое количество ошибок, а с экранов телевизора часто звучит далеко не образцовый русский язык.



На уровне грамматики проявляются конкретные качества современной публичной речи. Это, во-первых, тенденция к ослаблению падежных функций, что, с точки зрения культуры речи, нарушение нормы русского литературного языка. Например, случаи неправильного выбора падежа: «подтвердил о своем намерении», «стратегия об уничтожении».

Анализируя современную лексику и ее пополнение, следует отметить, что ряд новых слов сопровождает освоение нового опыта, новых явлений и понятий. В русском языковом пространстве уже существовали иностранные слова. Но сегодня осваиваются и другие иностранные лексемы. Например, уже давно было освоено русским языком слово «прейскурант»; еще Владимир Даль толковал его как «роспись товарам с расценкою их». Но сейчас в некоторых кругах говорят и пишут «прайс-лист». Почему? 1) для броскости, 2) в соответствии с переменой лингвокультурных ориентаций. Не будь этого, вполне могло бы служить освоенное «прейскурант». К тому же пригодилось бы и исконно русское – ценник. А «прайс-лист» и подобное являют сейчас еще и орфографическую неустойчивость: прайс-лист, прайс лист, прайслист, офшор, оффшор, офф-шор.

Обновление языка состоит не только в появлении новых слов, но и в развитии новых значений слов. Например, в прессе у таких слов, как «агрессивный», «аналитик». Аналитик – не только тот, кто «анализирует, занимается анализом и склонен к нему», но и «комментатор, обозреватель при властвующих структурах». Видимо, происходит калькирование лексико-семантических вариантов, и иностранный источник кальки свидетельствует о направлении инокультурных ориентаций. В лексической картине современной речи очень заметен наплыв сленговых, арготических, уголовных слов, что подрывает стилевую и эмоционально-стилистическую систему русского языка. А так как устоявшаяся стилистическая система языка служит не только целям эстетики, но и наиболее экономной и точной передаче информации, то разрушение стилистической системы невольно способствует понижению информативности общения. Кроме того, арготическая, уголовная лексика оказывает влияние не только на эмоциональный, эстетический уровень общения, но и на интеллект индивида и нации.



Дикторов и ведущих зачастую упрекают в преднамеренной англизации своей интонации. Думаю, упрек этот вряд ли обоснован. Объяснение этому факту, действительно имеющему место, надо искать, по-моему, в ином. В последние годы на радио и телевидение пришли в большом количестве люди, не получившие специальной подготовки в области устной русской речи, но люди образованные, изучавшие в вузах иностранные языки, в наших условиях – в подавляющем большинстве язык английский.

Надо сказать, что исправить этот порок устной речи дикторов и ведущих не очень просто, но можно: необходимо, с одной стороны, осознание ими английской интонации в своей речи на русском языке именно как ошибки (а ведь осознать ошибку надо еще и захотеть), с другой стороны, им надо учиться подготовленной устной речи на русском языке так же, как они учились английской речи, то есть используя образцовые записи и следуя им (и на это нужна добрая воля и к тому же немалое время и специальные пособия, которых, увы, я что-то в последнее время не видел).

Другие особенности языка СМИ последнего десятилетия, по-моему, наоборот, зачастую оцениваются менее строго, чем они того заслуживают. Так, многие не видят особой беды в обилии неоправданных заимствований из иностранных языков, в первую очередь, конечно, из английского, а еще точнее – из американского английского. Дескать, язык сам отсеет ненужное, оставив только необходимое. Тем более что в истории русского языка такие периоды экспансии иноязычной лексики были, и ничего страшного не случилось. Достаточно вспомнить Петровское время с мощным потоком заимствований. Действительно, в нашей экономике, в нашей науке, в нашей повседневной жизни появляются новые явления, новые вещи, и вместе с ними приходят новые слова. Кто станет всерьез возражать против «маркетинга», «брокера», «дилера» или «пейджера»? Кто станет требовать, чтобы вместо компактного «компьютер» мы произносили громоздкое словосочетание «электронно-вычислительная машина», в котором, кстати, первый и последний элементы – тоже заимствования?



Но есть, как говорится, заимствования и заимствования. И многие из них совсем не безобидны. Приведу лишь один пример. В язык СМИ прочно вошло заимствованное из английского слово «киллер» в значении «наемный убийца». Казалось бы, его появление вполне оправдано: во-первых, им обозначено новое явление – действительно, о наемных убийцах в нашей повседневной жизни лет двадцать назад нам говорить не приходилось. Во-вторых, оно более компактно по сравнению с двухсловной номинацией «наемный убийца», что тоже удобно в наше время ускорения темпа жизни и речи. Но все же, все же... Ведь назвать человека наемным убийцей – это одновременно и вынести ему самый суровый нравственный приговор, а назвать его киллером – это как бы просто определить род его профессиональных занятий: «Я дилер, ты киллер, оба вроде делом занимаемся».

Никак нельзя забывать, что слово не просто называет вещь – оно и «встраивает» ее в определенную, веками складывающуюся картину мира. Понятно, что пришедшее в русский язык слово «пейджер» закономерно и безболезненно «встроило» в нашу картину мира новую вещь – удобный и дешевый прибор для облегчения общения между людьми на расстоянии. «Чужак» киллер же как бы «прикрыл» собой жуткое и дикое для русской картины мира явление – наемного убийцу, худшего из убийц, убивающего не в ярости, не в ослеплении страстью или безумием, даже не в порыве непреодолимой жажды наживы, а хладнокровно, обыденно, в порядке, так сказать, исполнения своих служебных обязанностей. Окольное втаскивание в сознание людей «нормальности» этого жуткого явления нашей современной жизни под прикрытием оценочно-нейтрального для русского уха заимствованного слова «киллер» – безнравственно. Хотелось бы, чтобы работники СМИ не забывали об этом: слово не только называет, но и оценивает. Используя то или иное слово, они не только информируют читателя или слушателя о том или ином событии или явлении, но и выражают свое личное отношение к нему, одновременно транслируя это отношение и в сознании читателя или слушателя.

Именно об этом писал Лев Толстой: «Слово – дело великое. Великое потому, что словом можно соединить людей, словом же можно и разъединить их, словом служить любви, словом же можно служить вражде и ненависти. Берегись от такого слова, которое разъединяет людей».



Языковая подготовка журналистов начинается в школе, где ученики мало занимаются русским языком, мало читают русскую литературу, и это, по мнению выступающего, причина известной болезни сегодняшней молодежи – они больше черпают из уличного жаргона, чем из общения с учителями. Языковую палитру вещания определяют не журналисты, а рекламодатели. И по времени, и по степени влияния язык рекламы оказывается чрезвычайно сильным. Важно, чтобы и руководители вещания обращали больше внимания на качество языковой рекламы. Речь многих сегодня – это не газетные, а новые, рекламные штампы, и это уже показатель широкого внедрения рекламы.

Культура речи и языковая критика. В недавнем президентском указе есть такая формулировка: «Военнослужащие не могут увольняться из армии, не получив всех причитающихся им выплат...». Я обращаю ваше внимание на форму глагола «увольняться». Она может иметь два смысла: пассивное значение, то есть «военнослужащего не могут уволить»; возвратное значение, то есть «военнослужащий не может подать заявление об увольнении».

Смыслы разные, я бы даже сказал, противоположные: либо начальство не может его уволить, либо он сам не может уйти. Какой из них имеется в виду – непонятно. Это типичная примета советского языка тоталитарных времен, когда пишущий и говорящий стремится спрятаться за туманной формой пассивной конструкции или безличного предложения, в которых агент, субъект, действующее лицо не названы. Сравните также (из газет 1960-х): «Сколько раз, например, говорилось, что огромное количество металла расходуется у нас нерационально?» (Кто говорил? Кем расходуется?).



Из недавних высказываний: «Обсуждение бюджета в Госдуме отложилось». Или возьмем такой документ нашей эпохи, как Конституция РФ. В ее тексте 17 раз употреблен глагол в пассивной форме «гарантироваться»: гарантируется свобода экономической деятельности, местное самоуправление, свобода совести, свобода массовой информации и т.д. Но нигде не сказано, кем гарантируется, каков механизм соблюдения этих гарантий, и далеко не всегда ясно, кому гарантируется то или иное демократическое благо.

Две эти силы символизируют две разнонаправленные тенденции – эволюцию и диссолюцию (деградацию) современного языка. Демократизация и либерализация эфира под влиянием разговорной стихии дают не только положительные результаты, способствуют не только прогрессу. Вместе с освобожденностью литературного языка от скованности тоталитарными канонами увеличился поток искажений правильной и красивой русской речи. Отступления от литературных норм, характеризующие современное состояние русского языка, укладываются в три группы фактов разного порядка: системные, культурно-речевые и этические.

Нарушения фундаментальных системных закономерностей вызываются влиянием «другой системы» (родной язык говорящего – не русский или в его речи сохраняются элементы диалекта: земля пахать, картошка сажать, к сестры, у вдове, много урожая собрато). Подобные нарушения не встречаются в речи комментаторов и телеведущих. Наибольшее число языковых ошибок связано с несоблюдением культурно-речевых норм, освященных литературной традицией, норм, закрепленных кодифицированными правилами, норм, рекомендуемых авторитетными изданиями словарей и различных справочников (сравните: одеть и надеть, чулок и носков, ложить и положить, и т.п.).



Языковые ошибки и нарушения норм культуры речи совершаются бессознательно, представляя искажения правильности, которые обусловлены не только незнанием, но и законами спонтанного речепорождения. Этическая же составляющая речевой культуры нарушается осознанно, целенаправленно, и эти нарушения возникают тогда, когда экспрессивная сторона высказывания преобладает над смысловой. Экспрессия, если она достигается за счет употребления жаргонных или бранных выражений в ущерб смыслу и красоте речи, не увеличивает эффективность общения (я имею в виду публичное общение), а скорее, делает его менее успешным.

Спонтанное речепорождение подчиняется законам разной природы – языковой, психологической и социальной. Чисто языковой закономерностью является аналогия, которая требует от говорящего, например, выравнивания ударения в словоформах одного и того же слова (начАть – нАчали – началА – началсЯ); или обусловливает ошибочное распространение конструкции «о том, что» с глаголов речемысли (рассказал о том, что; рассуждали о том, что; думал о том, что) на все глаголы передачи информации (объяснили о том, что; увидели о том, что; убедились о том, что).

Действие другого закона психолингвистического характера – закона экономии усилий, являющегося одним из главных факторов развития языка, тоже может приводить к отрицательным последствиям, порождать ошибки. Этот закон помогает объяснить, например, выбор говорящим тех форм выражения, которые требуют от него затраты меньших усилий. Так, «квАртал» русскому произнести легче, чем «квартАл», хотя нормативной является как раз вторая форма. Широкое распространение неправильно построенного деепричастного оборота (типа: проводя эти исследования, нам стало ясно...) тоже вызвано законом экономии, поскольку такой оборот легче артикулировать, чем выстроить более длинное придаточное предложение. Действием того же закона можно объяснить и излишне смелые словообразовательные новации («протестанты – протестующие демонстранты»), и неоправданное подчас употребление иноязычных слов и выражений, транслитерировать которые для знающих иностранный язык проще, легче, чем подобрать правильный и точный русский эквивалент. Объем иноязычных заимствований в наше переходное время существенно вырос, и глупо стремиться поставить искусственные заслоны этому естественному процессу. В условиях глобализации современного мира заимствования неизбежны и необходимы. Они не представляют опасности для национальной самобытности такого богатого языка, как русский, но разумную меру соблюдать здесь тоже полезно.



Три комментируемых мною закона навязываются нам – говорящим – самим языком и механизмами речепорождения, и последствия этих законов должны стать объектом терпеливой и систематической просветительской работы филологов и журналистов, объектом новой линии языкового воспитания общества, а именно – языковой критики. Создание такого направления – одна из главных задач Совета по русскому языку. Формы развития языковой критики могут быть различными, например, книга «Не говори шершавым языком». Иногда приходится слышать такие возражения по поводу культурно-речевой деятельности филологов и журналистов: язык, дескать, это самоорганизующаяся система, а такая система в конце концов сама справится с возмущениями, связанными с нарушениями норм, сама наведет порядок, естественным образом изжив, отбросив все наносное, лишнее, не соответствующее законам ее организации. Те, кто приводят такой аргумент, забывают, что язык, речь – это не только абстрактная система, которая владеет человеком, но это и сам человек, это личность, которая владеет языком. А личность и есть тот пункт, та сторона, которая поддается воздействию, просветительскому воздействию носителей языковой культуры. В условиях доброй воли, конечно. Проведем такой мысленный эксперимент.

Единственным противоядием деградации языка может быть сознательная работа по повышению культуры речи. Культура речи – это та точка, где встречаются наука и жизнь: наука о языке встречается с повседневным языковым существованием русского человека. Я за то, чтобы эта встреча под знаком языковой критики была дружелюбной и плодотворной. Нужно только помнить, что правильное пользование языком требует усилия и отваги.

Пути решения проблемы. Исправление нанесенного русскому языку ущерба в СМИ, вероятно, надо начинать с подготовки и переподготовки кадров журналистов, ведущих программы, комментаторов, дикторов – всех, кто выходит с русским языком в эфир. Высокий уровень культуры русского языка творческих работников в радио- и телевещании непосредственно будет влиять на миллионные массы радиослушателей и телезрителей. Языковая культура творческих работников позволит также уберечь эти массы людей от неизбежной опасности влияния на слушателей ненормативного языка героев «прямого эфира». Только при наличии такой культуры у творческих работников электронных СМИ язык героев «прямого эфира» будет занимать то место, которое всегда занимал язык героев в отечественной классической литературе: он характеризовал их, но не воспринимался как образец для подражания. При всех других профессиональных достоинствах творческих работников электронных СМИ профессиональное умение говорить по-русски с использованием лексического богатства русского языка должно быть определяющим в их профессиональной пригодности.



Восстановить школу великой русской литературной разговорной речи можно, если, во-первых, обеспечить элементарный контроль за печатным словом и эфиром на всех каналах (должны обязательно работать консультанты-специалисты, которые в доброжелательной форме, но строго и объективно выявляли бы ошибки и доводили их до общего сведения). Во-вторых, необходимо организовать систематические занятия по ораторскому искусству и мастерству исполнения. И третье. На одном из каналов добиться уровня, близкого к эталонному...

Фото с Международного фестиваля «Великое русское слово» в Крыму Владимира Скачко