Кинопродюсер Дмитрий Куликов: «...Нельзя на своей земле чужим умом создать собственное государство»
Недавно в Киеве побывал Дмитрий Куликов — один из продюсеров фильма «Матч», который просто взорвал украинскую националистическую «спільноту» и стал для нашего Минкульта нешуточным испытанием на склонность к политической цензуре.
Местные неонацисты разразились заявленими протеста, угрозами в адрес промоутеров «Матча». В Киеве, Ровно и Запорожье — попытки сорвать показы. Минкульт и Киноагентство до-о-лго изучали «проблему» и позволили показ при существенных прокатных ограничениях по времени сеансов и возрасту публики.
Тем не менее «Матч» за несколько недель показов в мае собрал приличный для Украины бокс-офис в $242,8 тыс. (по данным Box Office Mojo). Для сравнения: самая свежая отечественная агитка «патриотов» — «ТойХтоПройшовКрізьВогонь» Михаила Ильенко — в условиях максимального протежирования при внутреннем прокате за полгода (!) собрала по Украине на треть меньше — всего $174,3 тыс. Кроме того, у «Матча» были еще кинозалы России и СНГ, где общие сборы составили $2,2 млн., тогда как нашу потешную байку про украинца-ирокеза за пределами страны-производителя никто в мире, насколько мне известно, широко прокатывать не захотел.
В чем мораль? Да в том, что лишний раз на свежем примере доказано: в сфере культуры любые ресурсные затраты националистов в принципе неокупаемы. Вот напакостить «врагу» по мелочам — по схеме «борщ ваш — керосин наш» — они еще могут. Но выстроить собственные творческие достижения, которые были бы интересны другим народам, они не в силах. Ибо вдохновляются остро выраженной неприязнью к тому, что дальше их собственной этнической «шкуры». Карма такая. Бог шельму метит, и поэтому та, как правило, бездарна. Это единственное, что ей к лицу.
Конечно, фильм «Матч» Андрея Малюкова оказался не первой проверкой на «национал-вшивость» украинского киносообщества, нашей культурной среды и правительственной арт-администрации. С десяток лет тому назад подобную миссию невзначай выполнил фильм «Огнем и мечом» Ежи Гоффмана, а совсем незадолго до «Матча» — «Август восьмого» Джаника Файзиева и «Белая гвардия» Сергея Снежкина. Спасибо же «санитарам» из Москвы за периодическое освидетельствование украинской киножизни в упомянутом смысле.
Именно в этом ракурсе меня и заинтересовала возможность побеседовать с продюсером Дмитрием Куликовым, представляющим компанию «Рекун-синема», которая наряду с «Пронто-фильм» обеспечивала работу над картиной режиссера Андрея Малюкова. В досье из 54 реализованных проектов у «Рекун-синема» такие имевшие бесспорный зрительский успех качественные телесериалы, как «Каменская» и «Курсанты», а также успешные крепкие экшн с идейно-политическими сверхзадачами — «Охота на пиранью» (2006) и «Кандагар» (2010). И из этой же мастерской превосходная обойма талантливого артхауса. В частности — стильные, граждански ангажированные и в то же время весьма «зрительские» работы Валерия Тодоровского: «Страна глухих» (1998), «Любовник» (2002), «Мой сводный брат Франкенштейн» (2004), «Тиски» (2007), «Стиляги» (2008) и др.
...Итак: Киев, июль, на дворе — лицемерная голодовка у Украинского дома, визит президента РФ на Украину и нескончаемая политическая чесотка (языками) по поводу «языкового» же закона. А мы в разговоре с г-ном Куликовым возвращаемся к недавнему тестовому раздражителю нервных окончаний наших «патриотов» — фильму «Матч», который будто предвосхитил их нынешние экстремальные беснования.
— Как вы прекрасно знаете, Дмитрий Евгеньевич, ваша картина «Матч» вызвала на Украине довольно бурную общественную реакцию. Причем не столько в плане эстетики, сколько по историко-политической линии. Хотелось бы узнать, насколько это прогнозировалось создателями ленты? Простите, но, откровенно говоря, мне привычнее говорить на такие темы с главным автором фильма — с режиссером. Хотя известно, что «приличный» продюсер просто обязан на содержательном уровне тесно взаимодействовать с творческой группой и нести полную ответственность за сделанное. Если иное специально не оговорено. Так в какой мере вы, продюсер, участвовали в формировании замысла и художественного результата фильма «Матч»?
— Андрей Игоревич Малюков — замечательный мастер, с которым на самом деле удается работать командно. Таких режиссеров очень мало. Хотя понятно, когда фильм уже запущен в производство, главным человеком для этого фильма становится режиссер. Но и тогда очень важно, чтобы и другие участники творческой группы продолжали вносить свой вклад в успех будущей картины. Тем более что в этом случае речь идет не о сугубо режиссерском кино, а о фильме жанровом, рассчитанном на массового зрителя. Командная работа здесь невероятно важна, и, к счастью, Малюков талантлив и по этой части. Это нам очень помогло. Тем более что я не единственный продюсер этой картины. Также продюсерами являются мои многолетние друзья и партнеры Тимофей Сергейцев и Илья Неретин. Они также и соавторы сценария.
— Имея в виду достаточную меру вашей творческой «репрезентативности», я теперь и стану формулировать вопросы к вам по этой части. Скажите, а у вас в «команде» обсуждались только концептуальные параметры сюжета или конкретные творческие решения тоже? Например, мне кажется, что по жанру «Матч» можно было бы определить как «патриотический комикс с элементами лирического плаката». Жанровые вопросы у вас командно обсуждались?
— Конечно! Была общая задача: снять жанровое кино, которое было бы понятно и «приятно» (т. е. охотно принималось бы) для широкого зрителя. В этом смысле ваше определение «комикс» мне не нравится. Понимаете ли, за последние 20 лет у нас в кино возникли определенные проблемы с восприятием. С одной стороны, оно сильно искорежено сериалами, которые приучили массового зрителя к тому, что в фильме все предельно разжевывается и шаг за шагом ведет к определенному финалу. Там недопустимы какие-то пропуски в развитии действия, по мотивациям или еще в чем-либо. И массовый зритель страшно этим избалован. А с другой стороны, у нас есть артхаусное кино, которое тоже грешит избыточной детализацией, подробностями, созерцательностью и т. п. Наш фильм противостоит обоим этим типам кино.
— Чего-чего, а известной «мыльной» размазанности в вашем «Матче» на самом деле нет. Действие живо перескакивает через малоинформативные связки и излишние мотивации и активно продвигается от одной яркой кульминации к другой. Движется как бы по гребням волн. Но ведь именно так, по-моему, и строится изоповествование в комиксе — по картинкам узловых событий...
— Ну если вы это имеете в виду, говоря о комиксе... Мы просто хотели сделать фильм, интересный для массового зрителя, но очень важно и то, что мы хотели, чтобы наша работа несла в себе отчетливо выраженное утверждение, содержательное авторское высказывание. А это совсем не характерно для комикса. В том-то все и дело. Мне кажется, если авторы не могут в нескольких словах передать, что они хотели сказать своим произведением, то такую вещь не стоит и снимать...
— Вы как продюсер с такими проектами не работаете?
— Нет. Мне это неинтересно. Я считаю, что кинематограф — это прежде всего высказывание. Именно поэтому так высоко его значение в культуре. Кино — как ничто иное — непосредственно формирует наше сознание, дает образцы и стереотипы поведения. Кинематограф делает это лучше литературы, театра и других культурных жанров. В этом его сила и его величие.
Пропаганда любви и ненависти
— Дмитрий Евгеньевич, мы с Владимиром Ильичом с этим вашим утверждением категорически согласны и готовы слушать оду «важнейшему из искусств» вечно. Однако у меня невольно возникает и вопрос: а зачем это надо — «формировать сознание» публики при помощи кино под одну гребенку общих «стереотипов поведения»? Ведь есть зрители, которые предпочитают выстраивать свое мировоззрение и «мироповедение» максимально самостоятельно.
— Я говорю о том, что люблю только тех авторов, которые хотят сказать нечто свое, и, что немаловажно, им действительно есть что сказать...
— И вы любите их только за одно лишь намерение высказаться, или суть высказывания тоже имеет значение? А эстетическая форма учитывается? Ведь можно высказаться умно и оригинально, и такое кино называют авторским — т. е. артхаусом. А можно высказаться тривиально, без изысков, и такое кино зовут массовым мейнстримом. Вы признаете такое разделение?
— Я признаю такое разделение, но... Знаете, если на экране присутствует сильное и яркое высказывание, такая граница начинает пропадать. Ее значение исчезает.
— Вспомним, например, Тарковского и Гайдая. Каждый по-своему был отличным режиссером. Каждый умел и любил «высказаться» на экране, но они изначально все равно были культурными явлениями как бы разного класса.
— Это еще и вопрос конкретного произведения. Ведь сам Тарковский в разных работах бывал разным. Как и Гайдай. Скажем, я принимаю одну часть наследия Тарковского и не принимаю другую. Я — фанатик «Андрея Рублева» и «Сталкера», но совершенно не понимаю и не принимаю «Ностальгию». То же и с Гайдаем. Есть Гайдай советский и есть «перестроечный». Второго я просто не могу смотреть. Это не смешно и не интересно. Поэтому когда мы говорим о каких-то именах, то следует, по-моему, называть и конкретные произведения. А главный критерий оценки фильма для меня — это правдивость авторского высказывания. В том смысле, что автор показывает: я хотел это сказать, и я смог это сказать. Ведь всегда есть разница между тем, что задумывается, тем, что реализуется, и тем, что потом понимает зритель. Это вообще практически всегда три разных текста и три разных высказывания. Но если эти три разных субстанции максимально близки друг другу, тогда можно говорить, что кино удалось.
— Я думаю, что и комикс, и плакат могут оказаться на уровне искусства. Разве «Потемкин» не плакатен? А под «комиксовостью» «Матча» я понимал суммарность и беглость стилевых решений.
— А вот Андрей Малюков, режиссер нашего фильма, убежден, что он снимал фильм о любви. Для него это было главным во всей этой истории. Причем понятие любви режиссер предполагал интерпретировать сразу в нескольких смыслах: любовь между мужчиной и женщиной, любовь миллионов к футболу как к некоей отдельной сущности и любовь к Родине. Примерно такую сюжетную структуру мы все вместе и имели в виду. И при этом, когда о нашем кино говорят: «Но это же пропаганда!» — я даже готов согласиться с этим, так как не вижу смысла спорить. Хотите называть это пропагандой? Называйте! Только давайте уточним: «Матч» это пропаганда чего? На это я совершенно спокойно и прямо отвечаю: «Тогда наш фильм — это пропаганда любви к тем трем сущностям, которые я назвал».
И еще наш фильм — это пропаганда ненависти к такому явлению, как нацизм. Если вам слово «пропаганда» так уж дорого, говорю я нашим критикам, то считайте «Матч» пропагандой. Мне это безразлично, потому что суть дела от того не меняется. Да, мы искренне высказались об этих вещах. И высказались так, чтобы зрителю, широкому кругу зрителей, было совершенно понятно, что мы этим хотим сказать.
Война и мир абстракций
— И что же вы, как говорят в Одессе, «имели нового сказать», обращаясь к столь вечным темам, как любовь к женщине и любовь к Родине?
— Да, это в общем-то простые и очень важные вещи... Мы хотели говорить о том, что любовь поверяется готовностью к жертве. Что любовь — это высокое и всеобъемлющее чувство, и люди способны жертвовать собой ради самых разных видов любви. Ради любимого человека. Ради футбола. Потому что за спортом может оказаться много других крайне важных вещей — спортивная честь, (и не только спортивная), человеческое достоинство, верность призванию и т.д. Наконец, мы хотели высказаться о таком явлении, которое сегодня может казаться непонятным для поколений, выросших после Советского Союза. Для них часто любовь к Родине — это такая большая и бесполезная абстракция.
Мы же в фильме утверждаем, что человек тем-то и отличается от животного, что способен совершать поступки, будучи мотивированным абстрактными ценностями. А реальными ценностями мотивируются даже животные. Как собака защищает миску с едой. Понимаете? И детенышей своих животные способны защищать. А вот чем-то жертвовать ради абстракций они не способны — на это способен только человек. И это очень важно для понимания природы человека. Особенно это близко тем людям, которые по-настоящему религиозны в широком смысле слова: наша истинная сущность проявляется в способности жертвовать всем ради чего-то абстрактного, идеального, того, во что мы по-настоящему верим.
— Тогда понятно, почему по этой логике у вас в фильме тем, кто доказывает любовь жертвой, противостоят те, кто, напротив, жертвует всем ради собственной шкуры. Не могу не отметить, что у вас в теории понятие абстрактного идеала как критерия человечности выглядит, на мой взгляд, не вполне беспроблемно. Ибо даже в «шкурном» по сути мировоззрении фашистов и наци(онали)стов есть вполне абстрактные по форме императивные идеалы. Как, скажем, «светлая» мечта о расовой чистоте любимой Родины — у гитлеровцев. Или идея имманентного превосходства европейских-де «укров» над якобы азиатскими «москалями» — у наших местных «патриотов». Или, обратите внимание, как уже в наши дни был глубоко мотивирован в плане «высоких патриотических абстракций» террорист-практик Брейвик...
— Понимаете, в чем дело, мне кажется, что ХХ век достаточно жестко ответил всем сторонникам теорий национального и расового превосходства относительно их места в истории. И хотя многие в ХХI веке так или иначе пытаются к тому возвращаться... Впрочем, если говорить об этом до конца искренне, то надо признать, что европейская цивилизация по сути своей довольно расистская. В той или иной степени идеи национального или расового превосходства в европейской среде циркулируют постоянно. Это не монопольное изобретение, скажем, немецкого народа. И все дело в самоопределении. Я бы сказал — в историческом самоопределении. Кто-то выбирает в качестве программы «Майн кампф», строит соответствующее общество и пожинает соответствующие плоды своего выбора. Другие выбирают другое.
Вопрос в том, что мы с вами выбираем. Я считаю, что теории расового и национального превосходства исторически проблематизированы и должны уйти с «арены истории».
Дискурс предательства vs языки народов
— Дмитрий Евгеньевич, а вы в курсе, что прямо сейчас, когда мы с вами беседуем, на Украине разворачивается что-то вроде языковой гражданской войны и в центре столицы из уст националистов уже открыто прозвучал призыв к оружию?
— Да, конечно, я знаю об этом.
— А ведь ваша картина незадолго до того тоже была использована нашими «патриотами» как повод для обвинений России в антиукраинском умысле. На уровне Минкульта стоял вопрос о запрете «Матча» в нашем прокате. Однако, как известно, все в итоге обошлось возрастными ограничениями аудитории и правом на публичные показы только после 21.00. То есть до 21 года по возрасту публики и до 21 часа по сеансу на вашу «антиукраинскую» пропаганду было наложено табу. А после того, мол, гуляй и веселись украинофоб! И главное обвинение «Матча» было как раз языковым: дескать, там все отрицательные персонажи говорят по-украински, а «хорошие» — по-русски.
— У нас есть и русскоговорящие мерзавцы. Не считая «плохих» фашистов, которые и сами иногда говорят по-русски и требуют того от «настоящего» украинца Баразия.
— А вот в голливудском кино педантично прослеживаются балансы между белыми и чернокожими как позитивными и негативными персонажами. Если по сюжету среди главных злодеев есть хоть один негр, то и среди главных «хороших парней» всенепременно должен быть черный. Во избежание обвинений в расизме. А в вашей картине есть пара обратно-симметричных по смыслу эпизодов, в которых «фактор собственной шкуры» предателя продемонстрирован на языковом поле: в одном случае украиноязычного коллаборациониста немцы заставляют перейти на более удобный для них русский язык, а в другом русскоязычный иуда начинает угодливо «балакать» по-украински, когда от того зависят его интересы. Очень актуальная для нынешней Украины тема. Реалистичный образ базовой аморальности интернационала подонков-коллаборационистов. А в самом деле учитывали ли вы при работе над «Матчем» эдакие этнонравственные балансы в подаче русских и украинцев?
— Для нас этого предмета не было. То есть мы как-то специально это не вычисляли. А если в фильме возникло что-то подобное, то оно появилось само собой. Мы не вели такой калькуляции: на одного «плохого негра» — один «хороший негр». Нет, таких расчетов мы точно не вели. Но, видите ли, есть вещи исторически однозначные, а есть неоднозначные. По крайней мере, на мой взгляд. Поэтому когда у нас оуновский мэр Киева встречает хлебом-солью немцев и говорит по-украински, то за этим стоит исторически доказанный факт принятия проводом ОУН «Акта о возобновлении украинской государственности» от 30 июня 1941 года. Есть сомнения? Читайте этот документ. Там все черным по белому написано. Как и в последовавшей за этим т.н. «Декляряции правления Украинского государства». Что здесь обсуждать? Бандеровцы прямым текстом провозгласили, что они вступают в войну против «советов» и «москалей» на стороне гитлеровского фашизма и благодарны Гитлеру за освобождение. Здесь — их полное самоопределение в истории!
— Помнится, в сентябре 1941 года и митрополит Шептицкий в тех же верноподданнических выражениях поздравлял фюрера со взятием Киева...
— Да! Тут не о чем спорить! Все это — факты, на которых и строится наше именно такое, а не иное образное решение в картине.
Национализм как вывих сознания
— И все же в плане историко-психологических фактур у меня к «Матчу» есть немало претензий. Например, мы увидим, как простая советская девушка в 1941 году перед первой ночью близости с возлюбленным демонстрирует ему нечто вроде стриптиза. Не верю! В принципе не могло быть тогда и у подобного персонажа такого намерения. Нормой было целомудрие. Хотя, конечно, документально я не могу подтвердить эту свою уверенность. А ваша творческая группа при работе над картиной сверяла подобные фактурные мелочи с документальными фактами? Скажем, сама торжественная церемония встречи оккупантов киевскими властями происходила так, как это у вас показано?
— Понимаете, речь идет не о документальном, а о художественном кино, а значит, в «Матче» есть место для авторских вольностей. Так что специальное мероприятие в честь взятия Киева, конечно же, в реальности имело место, но не сразу после отступления из Киева советских войск, а через неделю после прихода немцев. И это событие специально организовывалось в пропагандистских целях. Взятие столицы Советской Украины и население, радостно встречающее немцев, — прекрасный материал для кино- и фотохроники. Надо сказать, пропаганда тогда работала не хуже, чем сейчас. Поэтому парад и радостная встреча «визволителів» — это тоже документальный факт...
— И вы изучали перед съемками картины соответствующие фото- и кинодокументы?
— Да, конечно. Смотрели.
— И что, на рукавах все тогдашние киевские полицаи действительно носили повязки цветов нынешнего государственного флага Украины?
— Да! Это факт. В интернете вы можете легко найти соответствующие фото военного времени. Но дело совершенно не в самих повязках, а в нашем отношении к сути таких фактов. У власовцев тоже были повязки и кокарды цветов современного российского флага. И что из того? Вся проблема не в том, как мы относимся к флагу, а в том, как мы относимся к власовцам. Если я считаю, что они предатели, а Власова повесили за дело, то у меня нет никаких проблем с цветами власовского флага. Ну носили они такой флаг. И что? Я же к ним все равно однозначно плохо отношусь. Верно?
— Но вы могли бы априори учесть, что украинским гиперпатриотам эта деталь не понравится. И с их стороны будут протесты, обвинения...
— В этом нет смысла. Проблемы украинских националистов, критикующих нашу картину, по-моему, в принципе неразрешимы. С одной стороны, они хотят обмануть всех и создать впечатление, что никакого сотрудничества ОУН-УПА с германским нацизмом в те годы вообще не было. А с другой — они пытаются доказать, что только бандеровцы тогда были истинными украинцами, а небандеровцы украинцами не были. Ведь в чем «Матч» упрекали ваши «свідомі» критики? Да в том, что, дескать, у нас «всі українці погані, а всі росіяни хороші». А кого в нашей картине можно считать украинцем и кого — русским? Только вывихнутое националистическое сознание может считать украинцами тех, кто «розмовляє виключно українською мовою» и молится на портрет Бандеры. А тот, кто этого не делает, тот, по их мнению, не украинец.
Украинцы разных сортов
— Да, сегодня на Украине есть не один «культуролог» из тех, кто открыто разделяет и все население страны, и всю отечественную культуру именно так — на три сорта: первый — «бандеровское», второй — «украинское», третий — «хохляцкое». Или: «украинское», «креольское» и «москальское». В начале 2000-х об этом не раз писал компрадорский альманах «Критика».
— А мы снимали «Матч», исходя из того, что все наши главные герои — украинцы. И русскоязычные и украиноязычные. А кто же они еще?! Вся футбольная команда города Киева, игравшая и победившая врага. И все остальные герои нашего фильма, включая евреев, погибших в Бабьем Яру, — это тоже украинцы. Киевляне еврейского происхождения. Но такое не может уложиться в сознании националиста. Ему доступны только одномерные критерии: не говоришь по-украински, значит, неукраинец. И самое страшное, по-моему, в том, что украинское государство сегодня все это терпит. Пропускает «мимо ушей»...
А дальше что происходит? Имея такие предубеждения, некоторая политическая сила — конкретно «Свобода» — избирает фильм «Матч» объектом свого политического действия и на этом строит свой политический пиар. Им совершенно неважно, что мы на самом деле в картине утверждаем. Их не интересует, что у нас украинцами являются и Раневич, и Баразий. Для них Раневич — «москаль» или «жид», но не украинец, поскольку он не говорит по-украински.
— Еще один априори болезненный для украинского зрителя пункт вашего «Матча». Скажите, сцены расстрелов в Бабьем Яру, где гитлеровцы действуют фактически руками украинского «персонала», — эти эпизоды основаны на каких-то достоверных документах? Есть ли неоспоримые свидетельства участия в экзекуции именно украинцев?
— Непосредственной опоры на какие-то документы не было. Но мы опирались на работы серьезных авторов, которые ссылаются на такие документы. В основе списка — известный роман-документ Анатолия Кузнецова. А если вы обратите внимание на то, как мы показали участие местных полицейских в казнях Бабьего Яра, то вы увидите, что мы по сути ушли от излишне жесткой трактовки этого...дела.
— Да, я обратил внимание в частности на то, как это подано актерски: полицай-мерзавец Дещеня в сочном исполнении Остапа Ступки поначалу как бы сам не верит в реальность ужаса происходящего и в свое участие в этом...
— Ну, не только актерски это выражено, но и напрямую, в диалогах. Помните, у нас в фильме еще до начала расстрелов есть диалог двух немецких офицеров: «Не годится местная полиция для этой тонкой работы...» — «Да, я с вами согласен. Я уже вызвал две команды наших профессионалов...» По этой теме мы решили оставить некоторую недосказанность.
Пока историки по этому поводу еще спорят, мы не хотели однозначно становиться на ту или иную сторону. В конце концов это не дело художественного фильма. Что точно известно? Известно, что т.н. «походные роты» ОУН-УПА двигались вместе с фронтом, первыми входили в города и готовили встречу основных сил. И местная полиция, созданная на базе этих «походных рот», сразу же принимала участие в деятельности оккупационной власти. Известно также, что в создании атмосферы предощущения еврейских погромов определенная «заслуга» принадлежит украинским националистам, которые вошли в город вместе с германскими войсками и уже имели за спиной репутацию погромщиков по опыту в городе Львове. Это и заставило киевских евреев поверить в обещание немцами якобы мирной эвакуации из Бабьего Яра. Потому они безропотно собрали свои вещи и организованно явились на казнь.
Однако все мы видели знаменитую листовку от 29 сентября 1941 года («...Всім жидам міста Києва і околиць...»), где за неявку в Бабий Яр прямо грозилось расстрелом на месте без какой-либо переадресации угроз к украинским националистам. Хотя лексика той листовки сама по себе была явно галицкого происхождения...
Да и о львовских массовых еврейских погромах сразу после входа в город немцев мы тоже хорошо знаем.
«Под кем» возможна украинская свобода?
— Оставим спорные исторические мотивации, обратимся к проблеме правдоподобия деталей, которые в кино очень важны. Например, в начале фильма мы увидим, как девчата в национальных нарядах зашли в общественную уборную, чтобы привести себя в порядок перед торжественной церемонией, посвященной входу в Киев германских войск. И ритуальный хлеб-соль для немцев девчата пристроили на перегородке между «посадочными местами». Могло ли такое быть на самом деле чисто психологически?
— В данном случае совершенно ясно, что перед нами художественный ход авторов. Проявление авторского отношения к происходящему. Нас уже с украинской стороны упрекали: «Як це можна! Щоб ото українці поклали хлібину в туалеті?! Такого не може бути!». И я им уже отвечал: «Вы хотя бы задумайтесь над тем, что это символически обозначает! Это может значить лишь то, что украинцы не уважают оккупантов! И отношение к хлебу, который достанется оккупантам — соответствующее». И вы знаете, до этого «озабоченного» националистического сознания такой довод не доходит!
При этом есть у нас эпизод, в котором Баразий (бургомистр) разочарованно признает: «Не вийшло під німцями вільної України!» Мы этим не хотели ни кого-то обидеть, ни с кем-то примириться. Это отсыл к свого рода болезни националистического украинства, которая несколько раз уже воспроизводилась в истории: с помощью внешнего союзника установить власть над территорией, которую они называют Украиной. Такова, по-моему, особая черта националистического сознания. Оно совершенно особенное. Последний раз этот поиск опоры во внешнем союзнике проявился именно тогда — во время Великой Отечественной войны, которую у вас на Украине уже принято называть исключительно Второй мировой...
— Ну, упования на внешнюю опору у наших «патриотов» ярко выражены всегда и сегодня тоже. Только ныне они видят свою свободу «под США»...
— Лично мне это кажется дикостью. Я искренне убежден, что нельзя на своей земле с помощью чужого ума создать собственное государство. Это в принципе невозможно.
— Я тоже так думаю: государственную структуру всякий народ должен «выделять» из себя органически. Как моллюск только из своего внутреннего материала выстраивает вокруг себя идеально подходящую ему раковину-дом. И только вместе со своим вместилищем он способен расти. А чужие раковины — вечная чужбина. И признание чужого закона на территории «себя» — это предательство собственной сущности...
— Точно. Между тем в украинской политической истории можно не раз наблюдать такие упования на внешний «державообразующий промысел»: Мазепа, Скоропадский, Бандера... Вот и совсем недавно некоторые деятели вашей «оранжевой революции» следовали подобному же курсу. Я имею в виду не всех, кто был на Майдане, а только тех, кто этот Майдан создавал и им руководил. Поэтому для нас в картине так важна эта идея: если вы хотите создать свою страну и установить в ней свою власть, не прибегайте к помощи иностранных захватчиков. Это во все времена и во всех странах — неправильно.
— Очень современная мысль. Прямо из актуальной геополитической повестки дня. Но тут не все столь однозначно. Скажем, уникальная ситуация сейчас сложилась у нас. Избранный под обязательство решить «русский вопрос» президент Украины фактически не выполняет обещанного. И получается, что Владимир Путин имеет шанс действовать в духе своеобразного и.о. Януковича. В смысле принуждения «регионалов» к выполнению их собственных же обещаний. То есть «русский вопрос» у нас может получить русский же «ответ», а сугубо внутренние культурные запросы большинства украинцев могут быть удовлетворены извне...
— Нет, только не надо этого «извне»!..
— А что делать, если иначе не видно путей исполнения воли реального народного большинства? Что делать, если независимая Украина за четверть века так и не проявила независимого характера? Если все это время речь шла только о «буридановом» выборе между двумя геопокровителями? Если царит острый дефицит в объединительном, государственном типе мышления? И каждый тянет одеяло на себя. Такое уже было в нашем общем прошлом, когда всяк холоп заботился лишь о своей шкуре, а всяк удельный князек — только о наращивании личного надела. И была перекрестная вражда интересов, междоусобица, разброд, и тогда естественным образом возникла мысль о третейской державообразующей подмоге извне. Так что спасибо «товарищу» Рюрику за нашу родную державу русскую! И отдельное украинское спасибо ему же за т.н. «тамгу Рюрика», которая легла в основу современного герба Украины...
Тоталитарная «демократия»
— Между тем, еще не придя к власти по всей стране, но уже воцарившись кое-где регионально, «свободовцы» уже не раз агрессивно навязывали свою волю культурным процессам в нашей стране. Например, инициировали запреты на «Матч» и на показ телефильма «Белая гвардия». На расовых основаниях оспаривали участие певицы Гайтаны в «Евровидении». А о призывах к оружию в ходе нынешних беспорядков по языковому вопросу и говорить нечего. Так и вспоминается знаменитое «Кабаре» Боба Фосса, где именно с «легких» художественных жанров, именно с мелочей и под самыми популярными лозунгами начинает наползать на общество коричневая чума.
— Вот вы затронули языковую ситуацию, и я скажу свое мнение. Вообще-то, по-моему, это за пределами добра и зла. Ведь если посмотреть на дело со стороны, то видно, что на самом деле идет нормальный демократический процесс: Партия регионов обещала своим избирателям решить проблему русского языка. Эта партия в большинстве в парламенте, и что они могут решить, то они и делают. Большинство собралось, проголосовало. Спрашивается, кто имеет право в демократической стране с действующими законами блокировать трибуну, срывать голосование, устраивать непонятные шабаши... Эти люди называют себя демократами, а на самом деле по своей сути являются весьма тоталитарными диктаторами. Их действия и близко не имеют никакого отношения к демократии. Они хотели бы навязать свое видение того, кто такие украинцы, какой должна быть Украина и т.д. всем остальным гражданам. Но в конце концов это ваше внутриукраинское дело.
— Отнюдь! Вовсе не только украинское...
— Почему?
— Да потому, что этим уже давно и активно занимается Запад, которому далеко не безразлично, по какую сторону «языковой проблемы» окажется выбор такого большого сопредельного государства, как Украина. И там далеко не безразлично, каким будет у нас юридический статус языка едва ли не самого главного геополитического соперника США. Методика рутинна и давно отработана. Вы только представьте себе, сколько своих агентов влияния подготовили «евроатланты» за 20 лет грантовой подкормки украинцев из творческих, научных, журналистских, религиозных, гендерных, правозащитных и проч. кругов. Могучий кадровый резерв активистов! Наш Майдан был их блестящим показательным выступлением. А недавно в Москве тот же процесс аукнулся «болотными» событиями...
Во всем виноват постмодерн?
— Не скрою, мне ваш фильм показался любопытным еще и этими символическими параллелями прошлого с настоящим. Ибо, мне кажется, что сегодня у нас без всякой «горячей» войны жива классическая «оккупационная» проблематика. Частному гражданину надо выбирать между гражданским сопротивлением агрессивному панамериканизму и коллаборацией с ним неважно под каким соусом: правозащитным, медийным, национал-культурным, гендерным и т.д. — смотри разделы, по которым предоставляются западные гранты. И ваш фильм «работает» как раз в актуальной ныне проблематике гражданского самоопределения: кто ты? с кем ты? какой ты? И т. д. Так, по авторской позиции, выраженной в «Матче», видно, что вы вряд ли были в составе «креативного класса» на Болотной площади.
— Не был. Я считаю, что само определение «креативный класс» — это фикция, за ней ничего не стоит. Думаю, на самом деле перед нами проблема т.н. постмодернистского сознания, исходящего из того, что никакой реальности якобы вообще не существует, а есть условный значок «реальность», и вся проблема в том, что мы этим словом назовем. Однажды можно назвать одно, в другой раз — другое. И уже выросло несколько поколений, способных легко жить в мире фикций. Мне не по пути с теми, кто называет себя «креативным классом», потому, что они как раз и не способны сформулировать действительную программу создания чего-либо. В ситуации, где «реальностью» может быть признано, а точнее названо, что угодно, немыслимо и невозможно что-то проектировать, сделать какой-то вклад в будущее. И ничего стоящего этот т.н. «креативный класс» в принципе создать не в состоянии.
— Да у них на Болотной никакой программы и не было. А выступали они не против общественного «порядка вещей», а против конкретной личности.
— Программы развития у них никогда не будет! Потому что способ их мышления и самоопределения таков, что не позволяет составлять какие-то программы. Если вы не определяете для себя, что такое «реальность», а просто хотите переставлять значок «реальности» согласно своим собственным предпочтениям, вы ничего не можете создавать. У вас нет мира, который вы хотели бы преобразить. И любая конкретная программа, любой позитивный текст будет входить в противоречие с вашим непрерывно меняющимся эгоцентричным сознанием. Всегда! К сожалению, эта техника игры на постмодернистском сознании с помощью СМИ способна оболванить сегодня немало народу. Но меня здесь успокаивает известное высказывание Авраама Линкольна: «Можно все время обманывать некоторых, можно некоторое время обманывать всех, но нельзя все время обманывать всех». Поэтому я оптимист и считаю все такие проблемы временными.
Александр РУТКОВСКИЙ
Данная статья вышла в выпуске №32 (616) 10 – 16 августа 2012 г.
Еженедельник 2000
Источник: ruska-pravda.com.
Рейтинг публикации:
|
