|
Комната смеха, в которой не смешно
Российская экономика в кривых зеркалах статистики
Как известно, есть ложь, есть наглая ложь, а есть статистика. Эти бессмертные слова как никогда актуальны и сегодня. Россияне «своим карманом» чувствуют масштабы пропасти между той реальностью, которую им рисуют чиновники, и теми трудностями, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни.
Особого рода головную боль эта ситуация вызывает в экспертном сообществе — год от года становится все сложнее анализировать социально-экономическую ситуацию в стране в силу постоянно совершенствующихся технологий манипулирования статистикой. Складывается такое ощущение, что статистика превращается в криптонауку, призванную не показать истинное положение дел в экономике и социальной сфере, а скрыть объективную картину реальности.
Политкорректная инфляция
Разговор о манипуляциях со статистическим учетом имеет смысл начать с рассмотрения вопроса об инфляции — то есть об изменении уровня цен в экономике. Ведь именно инфляция является своего рода краеугольным камнем при оценке ключевых макроэкономических индикаторов: начиная от динамики ВВП, промышленного производства, розничного товарооборота и капитальных вложений в основные фонды и заканчивая изменением реальных доходов населения, уровня жизни, прожиточного минимума и т.д.
Методов оценки изменения цен в экономике огромное множество, и в зависимости от того, каким образом и по какой методологии оценивается динамика цен, зависит изменение всех остальных макроэкономических индикаторов, содержащих стоимостной компонент. Именно по этой причине манипуляции с оценкой индекса цен стали излюбленным и наиболее широко распространенным инструментом статистического искажения действительности как в России, так и в большинстве других стран.
Для понимания масштабов перекосов и разброса только официальных оценок роста цен в российской экономике имеет смысл привести официальные данные Росстата (таблица 1).
За период 2001–2012 годов накопленный рост потребительских цен в России составил 350,4%. Другими словами, потребительские цены, о замедлении темпов роста которых (с 10–13% в год в середине 2000-х до «рекордно низких» 6,1% в 2011 году и 6,6% в 2012 году) с гордостью заявляют чиновники, выросли в 3,5 раза.
Если принять во внимание тот факт, что за аналогичный период времени среднедушевые денежные доходы россиян выросли в 10 раз (с 2281 до 22 821 руб.), средний размер назначенной пенсии увеличился в 10,9 раза (с 823,4 до 9041 руб.), а размер заработной платы в 12 раз (с 2223,4 до 26 690 руб.), то с формальной точки зрения поводов для беспокойства нет. Если оперировать «валидольными» и хорошо «причесанными» официальными оценками инфляции, то в реальном выражении (то есть с учетом инфляции и снижения покупательной способности рубля) душевые денежные доходы граждан России выросли в 2,85 раза, пенсии — в 3,13 раза, а средний размер заработной платы и вовсе подскочил в 3,42 раза.
Однако столь радужная картина складывается только в том случае, если в качестве индикатора роста цен в экономике принимать официально публикуемый Росстатом индекс потребительских цен, который имеет крайне далекое отношение к изменению стоимости жизни для подавляющей части россиян.
Для сравнения: за рассматриваемый период 2001–2012 годов официальный дефлятор ВВП, отражающий общее изменение цен на производимые внутри России товары, оказываемые услуги и выполненные работы, составил 4,96 раза. То есть оказался почти в полтора раза выше, чем официальный индекс потребительских цен накопленным итогом. Фиксированный набор потребительских товаров и услуг подорожал в 4,43 раза, тарифы на грузовые перевозки выросли в 6,34 раза, цены на жилую недвижимость на первичном рынке выросли в 5,3 раза, а цены на услуги (оказываемые населению) подскочили в 6,83 раза.
Разные инфляции — для богатых и для бедных
В любом случае совершенно очевидно, что официальные и крайне политкорректные оценки темпов роста потребительских цен, которые на еженедельной и ежемесячной основе публикует Росстат, имеют весьма слабое отношение к действительности.
Как минимум у 70% россиян, чьи официальные душевые доходы не дотягивают до среднего показателя по России (22,8 тыс. рублей), от 60% до 80% расходной части семейного бюджета приходится на оплату товаров и услуг первой необходимости. Речь идет об оплате счетов за безудержно дорожающие газ, воду, электроэнергию, тепло, транспортные перевозки, ЖКХ, а также продовольственные товары.
Как показывает опыт не только последних 10–12 лет, вошедших в историю в качестве периода «тучных нулевых» или эпохи «упущенных возможностей», но всех 22 лет пресловутых «рыночных преобразований», цены на услуги естественных монополий и продукты питания в среднем растут в 1,5–2, а в ряде случаев и в 2,5–3 раза быстрее, чем официальный индекс потребительских цен.
Неудивительно, что реальные темпы роста стоимости жизни для подавляющей части россиян в 2–2,5 раза превышают официальные оценки Росстата. Так называемая «социальная инфляция» для большинства граждан России, которые оказались лишними в рамках российской деиндустриализированной экономики, составляет не 6–8%, как это демонстрируют отчеты Росстата, а все 12–15%. Именно такие оценки роста цен в экономике дает большинство не связанных с правительством экспертов — начиная от ученых РАН и заканчивая независимыми экономистами. А бывший руководитель НИИ статистики Василий Симчера оценивает реальную «социальную инфляцию» для 70–80% россиян в диапазоне 15–20% ежегодно.
Для сравнения: при общей накопленной за период 2001–2012 годов официальной потребительской инфляции в 3,5 раза цены на водоснабжение и водоотведение выросли — только по официальным оценкам Росстата — в 16,47 раза (таблица 2). Отопление подорожало в 15,44 раза, плата за жилье в домах государственного и муниципального жилищных фондов — в 13,72 раза, газ вырос в цене в 9,78 раза, абонентская плата за услуги связи — в 7,54 раза, электроэнергия — в 6,87 раза, посещение детского сада и яслей — в 6,71 раза, а проезд на городском общественном транспорте подскочил в цене в 6–6,5 раза.
Даже умирать в России стало крайне накладно и невыгодно — официальная плата за рытье могилы ручным способом на новом месте захоронения подскочила за 12 лет без малого в 8 раз. Неудивительно, что все большее число граждан России, находящихся в пенсионном и предпенсионном возрасте, откладывают «гробовые», — ритуальные услуги и похороны становятся непозволительной роскошью и тяжким бременем для существенной части россиян, практически у 45% которых средние душевые доходы не дотягивают до отметки 15 тыс. рублей.
Другими словами, есть разные виды инфляции. Есть инфляция для богатых, которых в России не более 5% населения. Есть инфляция для среднего класса, размер которого в зависимости от используемой методологии оценки варьирует от 15% до 25% россиян. А есть инфляция для бедных, которых в России вместе с нищим и полунищим населением подавляющее большинство — порядка 60–70%. Для них победные реляции Росстата о «замедлении темпов роста потребительских цен до минимальных отметок за последние 22 года» звучат не как повод для оптимизма, а как оскорбление и издевка. 85–90 млн россиян не становится легче от того, что стоимость жизни у 10–15 млн наиболее состоятельных соотечественников, которые могут позволить себе не тратить подавляющую часть семейного бюджета на товары и услуги первой необходимости, растет совместимыми с нормальной человеческой жизнью темпами.
Складывается такое ощущение, что в правительстве рассчитывают рост цен в лучшем случае для 20% наиболее состоятельных россиян, чьи душевые доходы превышают 35 тыс. рублей в месяц. Здесь уместно напомнить, что, по оценкам Росстата, на долю 20% наиболее зажиточных граждан России приходится более 47,6% совокупных денежных доходов россиян. В то время как в руках 60% наименее социально защищенных россиян с низким уровнем доходов сконцентрировано менее 29,9% всех денежных доходов.
Все это показывает несостоятельность используемых Росстатом методов расчета индекса потребительских цен — он не учитывает реалии жизни критически значимой части российского общества в условиях усиливающейся дифференциации населения по доходам и уровню жизни.
Для абсолютного большинства россиян тот самый широко разрекламированный в СМИ рост уровня жизни россиян, который в качестве своей главной заслуги ставят себе чиновники в финансово-экономическом блоке правительства, практически целиком и полностью оказался «съеден» аналогичным по масштабу ростом цен на товары и услуги первой необходимости. По большому счету поступающие в страну нефтедоллары транзитом через карманы бюджетников и простых россиян перетекали на счета естественных монополий, ЖКХ и перекупщиков.
Инфляцию традиционно называют «налогом на бедных» — больнее всего она бьет именно по наименее социально защищенным слоям общества: пенсионерам, рабочим, учителям, врачам, инвалидам, безработным, многодетным и неполным семьям и т.д. Как вполне резонно указывал Салтыков-Щедрин, «то не беда, если за рубль дают полрубля; а то будет беда, когда за рубль станут давать по морде». Для большинства россиян публикуемые Росстатом 6–7% инфляции выглядят изощренной формой издевательства.
Именно для того, чтобы снизить градус недовольства в обществе и продемонстрировать свои «успехи», сотрудники статистических ведомств и занимаются поиском «инновационных» подходов к статистическому учету цен. Как показывает опыт не только России, но также большинства экономически развитых стран, в которых финансовая глобализация, деиндустриализация и офшоризация экономики, а также загнивание монополий усилили масштабы имущественной поляризации общества, в этом направлении «модернизация» идет полным ходом.
Манипуляции со структурой потребления
Откровенное недоумение вызывает структура потребительских расходов населения, используемая Росстатом для расчета индекса потребительских цен (таблица 3). Как уже отмечалось ранее, складывается такое ощущение, что это структура потребительских расходов 15–20% наиболее состоятельной части российского общества. Совершенно непонятно, каким образом сотрудники основного статистического ведомства страны пришли к выводу, что в структуре расходов личного бюджета среднестатистического россиянина всего лишь 37% затрат приходится на оплату продуктов питания, а 25,8% — на оплату безудержно дорожающих услуг.
Согласно данным Росстата, за период 2006–2013 годов удельный вес расходов среднестатистического россиянина на услуги (в том числе ЖКХ, газ, воду, электроэнергию, транспорт, связь, здравоохранение, образование, культурные мероприятия и досуг и т.д.) увеличился с 23,5% до 25,8%. Однако принимая во внимание тот факт, что в среднем по стране цены на услуги растут в 2 раза (а в ряде случаев и в 2,5–3 раза) быстрее, чем на продовольственные и непродовольственные товары, объяснить столь несущественное увеличение вклада сферы услуг в затратах домашних хозяйств просто невозможно. Тем более на фоне увеличившегося с 33,7% до 37,1% вклада непродовольственных товаров в структуре затрат семейных бюджетов — цены на импортируемые непродовольственные товары, особенно текущего потребления (прежде всего, из таких развивающихся стран, как Китай, Турция, Вьетнам и т.д.), растут в разы медленнее, чем тарифы и услуги приватизируемой бюджетной сферы.
Такого рода оценки не увязываются не только со здравым смыслом, но и с результатами социологических исследований, согласно которым практически две трети россиян находятся в состоянии бедности и нищеты. Даже сам Росстат в своих статистических отчетах вынужден признать, что практически у половины россиян подавляющая часть затрат приходится на оплату товаров и услуг первой необходимости.
В связи с колоссальной по своим масштабам имущественной пропастью и чрезмерной поляризацией общества происходит резкое искажение картины потребительской активности и структуры расходов домашних хозяйств. Чем, насколько можно судить, активно пользуются в своих целях органы государственной статистики.
Эпическая борьба статистики с нищетой
Весьма показательно, что «обострение» в деле статистических манипуляций, как правило, начинается в так называемый «высокий политический сезон» — в разгар предвыборных кампаний в Государственную думу и на пост президента страны.
Так, осенью 2011 года, то есть в самый разгар думской и президентской гонки, в правительстве умудрились буквально на ровном месте без каких-либо серьезных усилий добиться беспрецедентного за долгие годы снижения уровня нищеты в России. Для этого не потребовалось бороться с коррупцией, наступать на карманы монополистам, стимулировать развитие малого и среднего бизнеса, создавать 25 млн инновационных рабочих мест, повышать заработные платы врачам, учителям и прочим бюджетникам.
Рецепт оказался прост — сотрудники главного статистического ведомства по какой-то совершенно непонятной с точки зрения здравого смысла причине снизили размер прожиточного минимума в четвертом квартале 2011 года на 4,1% по сравнению с первым кварталом того же года — с 6,473 тыс. до 6,209 тыс. рублей. Благодаря пересмотру стоимости минимально необходимого набора товаров и услуг первой необходимости правительственным чиновникам удалось без лишней суеты выкинуть из состава нищего населения России более 9,2 млн человек! Волшебным образом численность населения, находящегося за чертой бедности, сжалась с 22,9 млн в январе-марте 2011 года до 12,7 млн в октябре-декабре того же года.
Не вызывает удивления тот факт, что чиновники поспешили обрадовать электорат без малого 40-процентным сокращением численности россиян, чьи трудовые доходы не дотягивают до величины прожиточного минимума. Не каждый год выпадает возможность во всеуслышание заявить о «снижении» доли нищего населения с 16,1% до 9,7% населения страны.
Манипуляции с экономическим ростом
Однако искажения в связи с манипулированием статистическими оценками темпов роста цен в экономике характерны не только для оценки показателей уровня жизни населения, динамики заработной платы, уровня бедности и т.д.
При желании даже в условиях спада производства продукции в физическом выражении, затухания инвестиционной и потребительской активности благодаря искусственному занижению индекса цен можно достичь требуемого результата и обеспечить «рост экономики на бумаге» на любую величину. При этом никаких уникальных способностей и талантов для подобного рода «инноваций» не требуется: все, что нужно, — при помощи манипуляций с оценкой индекса цен в производственном секторе (в том числе благодаря махинациям с отраслевыми дефляторами, удельными весами и структурой создания добавленной стоимости) занизить вклад ценовой компоненты в росте ВВП, промышленного производства, инвестиций и т.д.
Исходя из официальных данных, если за период 2001–2012 годов в номинальном выражении ВВП России вырос в 8,56 раза (с 7,305 до 62,599 трлн рублей), то в постоянных ценах (то есть в реальном выражении) — лишь в 1,728 раза (с 24,799 до 42,895 трлн рублей). Таким образом, реальный рост составил 1,728 раза (прирост на 72,8%), а рост цен (накопленный дефлятор ВВП) — 4,961 раза (прирост на 396,1%). Другими словами, российская экономика на увеличение номинального спроса реагировала на 85% повышением цен и лишь на 15% — реальным приростом производства.
Однако если официальный среднегодовой размер дефлятора российской экономики за период 2001–2012 годов составлял 17,8%, то, по экспертным оценкам ряда экономистов, он не опускался ниже 23–25%. При этом в силу того, что Росстат не предоставляет в открытый доступ информацию, касающуюся методологии расчета дефлятора ВВП (в том числе формулу и удельные веса) ни в целом по экономике, ни в отраслевом срезе, то целиком и полностью доверять его оценкам было бы, по крайней мере, недальновидно. Тем более принимая во внимание то политическое давление и «груз ответственности», которые, насколько можно судить, испытывает на себе главное статистическое ведомство страны.
И если предположить, что дефлятор ВВП либо осознанно и целенаправленно, либо в силу несовершенства статистического учета все эти годы занижается сотрудниками Росстата хотя бы на одну четверть (а основания для таких предположений имеются), то окажется, что тогда с учетом сложных процентов дефлятор ВВП составил 7,15 раза (таблица 4). В таком случае практически ни о каком реальном росте российской экономики не может быть и речи — почти целиком он окажется «съеден» снижением покупательной способности рубля и ростом цен.
И лишь в секторе оказания финансовых услуг (продемонстрировавшем официальный рост добавленной стоимости в 5,5 раза за последние 12 лет), а также в оптово-розничной торговле (рост в 2,8 раза), на рынке недвижимости и в строительном секторе (рост в 1,9–2,1 раза), а также в металлургическом комплексе, нефтехимии, производстве удобрений и транспорте (рост на 50–80%) будет зафиксирован хоть какой-то прирост добавленной стоимости. Тогда как в наукоемкой обрабатывающей промышленности (станкостроение, приборостроение, тяжелое машиностроение, ракетно-космическая и авиационная промышленность и т.д.), сельском хозяйстве, а также в системе образования и здравоохранения будет зафиксирован полный провал.
Заметим, что даже с учетом официального и весьма сильно заниженного дефлятора в указанных несырьевых секторах экономики, без которых не мыслимы ни модернизация, ни инновации, ни технологическое перевооружение производств, ни диверсификация промышленности, ни прочие благие пожелания правительства, было зафиксировано либо снижение добавленной стоимости в интервале 15–20%, либо едва заметный рост на 10–15%.
В подобного рода ситуации становится совершенно не понятен оптимизм российских чиновников, которые за последние 12 лет не смогли толком воспользоваться крайне благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой и построили самовоспроизводящуюся модель проедания нефтедолларов. Неудивительно, что средние темпы роста потребления и импорта в 3–4 раза превышали темпы роста промышленного производства и создания добавленной стоимости в производственном секторе.
Если принять во внимание тот факт, что реальные темпы роста цен в производственном секторе российской экономики в силу высоких издержек производства (стоимость кредитных ресурсов, рост цен на ГСМ и услуги естественных монополий, высокая степень монополизированности большинства сфер экономической деятельности, коррупция, высокий моральный и физический износ основных фондов, издержки подключения к объектам инфраструктуры и т.д.) заметно выше официальных оценок Росстата, а динамика цен на импортируемые товары не сильно отличается от этих оценок, то масштабы перекосов и структурных дисбалансов становятся еще более существенными.
Странные расхождения
Ставшая традиционной за последние более 20 лет «рыночных преобразований» критика экспертов и ученых в адрес Росстата в связи с используемой им методологией расчета дефлятора ВВП и завышения реальных темпов роста экономики имеет под собой целый ряд веских аргументов. На протяжении многих лет видные отечественные ученые указывают на несоответствие официальных оценок роста российской экономики целому ряду вспомогательных макроэкономических индикаторов. Прежде всего, если речь идет о динамике физического выпуска товаров, оказываемых услуг и выполненных работ, то нужно понимать, что этот показатель должен в большей или меньшей степени совпадать с изменением целого ряда других индикаторов, характеризующих ситуацию в производственном секторе экономики.
Одним из наиболее репрезентативных и объективных показателей, характеризующих уровень производственной и, косвенно, инвестиционной активности, является изменение перевозки грузов на транспорте общего пользования. Если речь идет о реальном секторе экономики, то есть добывающей и обрабатывающей промышленности, а также сфере естественных монополий, то практически неважно, о какой отрасли идет речь. В любом случае изменение выпуска товаров скажется на динамике грузовых перевозок — невозможно расширить выпуск продукции и оказание большинства услуг (не считая спекулятивных финансовых операций), не повлияв на динамику грузооборота транспорта. И даже такая во многом спекулятивная по своей сути сфера экономики, как оптово-розничная торговля, на долю которой в последние годы приходится 27–29% всех финансовых прибылей, создаваемых предприятиями в российской экономике, не может демонстрировать рост без соответствующего увеличению розничного товарооборота расширения грузовых перевозок.
Это аксиома, которая достаточно строго соблюдается не только в динамично развивающихся экономиках и так называемых новых индустриальных странах, но и сохраняет свою силу в крупнейших экономически развитых странах, вошедших в постиндустриальную фазу своего развития. Тесная взаимосвязь между ростом экономики и грузовыми потоками, даже несмотря на усиление процессов деиндустриализации экономики и ускоренного развития сферы услуг (так называемого «третичного» сектора экономики), продолжает наблюдаться в Японии, Южной Корее, Германии, Франции и даже США. Однако в России наблюдается разрыв многолетней взаимосвязи между официальным экономическим ростом и грузооборотом.
Согласно официальным данным Росстата и Центрального статистического управления СССР, вплоть до начала 1990-х годов, ознаменовавших переход к глубоко порочной и псевдонаучной «шоковой терапии» и «катастройке», в РСФСР и ее преемнике в лице России наблюдалась крайне тесная взаимосвязь между динамикой экономического роста и грузооборотом на транспорте. На протяжении 1940–1991 годов изменение ВВП (в советское время — произведенного национального дохода) практически целиком и полностью совпадало с динамикой перевозки грузов на транспорте.
Это отчетливо видно на графике 1. Если принять 1940 год за точку отсчета, то к 1990 году размер произведенного РСФСР (на нее приходилось больше половины создаваемой стоимости в СССР) национального дохода вырос в 18,86 раза. При одновременном увеличении объема грузоперевозок в 18,96 раза.
Затем, в результате разрушительных социально-экономических преобразований, по своему содержанию и последствиям больше похожих на политику целенаправленного демонтажа финансово-экономического суверенитета, деиндустриализации и превращения России в сырьевую колонию экономически развитых стран, за период 1991–1998 годов размер ВВП сжался на 42,5%. При одновременном спаде объем грузооборота транспорта на 49,4% — с 6,122 до 3,107 млрд тонно-километров.
За период 1999–2012 годов размер ВВП увеличился в 2,01 раза, тогда как грузооборот транспорта в физическом выражении вырос менее чем на 63% — с 3,107 до 5,055 млрд тонно-километров. Столь существенный разрыв между стоимостным приростом российской экономики в целом и увеличением физического индекса перевозки грузов (разрыв достигает полутора раз!) сложно объяснить одним лишь изменением структуры российской экономики и переходом России в стадию постиндустриального развития. Именно к этому тезису апеллируют российские чиновники и представители доктрины «рыночного фундаментализма», которые не хотят брать на себя ответственность за результаты своих действий и упадок российской экономики.
Да, действительно, за последние 10–12 лет произошли весьма заметные изменения в структуре российской экономики, которые были обусловлены процессом деиндустриализации отечественной экономики и деградации научно-технического потенциала при одновременном стремительном росте добавленной стоимости в целом ряде спекулятивных по своей сути секторов экономики: финансовом секторе, оптово-розничной торговле, торговле автотранспортными средствами, рынке недвижимости и т.д.
В результате реализации политики «роста без развития», в рамках которой осуществлялся переток капитала и сбережений из производственного сектора экономики в наиболее высокорентабельные, быстро окупаемые и низкорискованные операции (ТЭК, нефтехимия, финансовые операции, оптово-розничная торговля и т.д.), за период 2002–2012 годов с 2,92% до 4,37% увеличился удельный вес финансового сектора в ВВП России. Доля операций на рынке недвижимости выросла с 10,64% до 11,79%, ресторанно-гостиничного комплекса — с 0,91% до 0,96%, здравоохранения и социальных услуг — с 3,35% до 3,9%, системы государственного управления и социального страхования — с 5,1% до 6,6%.
Да, опережающий рост сферы услуг налицо — по оценкам Росстата, при росте ВВП России за 10 лет с конца 2002 года на 57,1% добавленная стоимость в финансовой сфере подскочила в 4,23 раза, в оптово-розничной торговле — в 2,09 раза, а в операциях с недвижимым имуществом на 82,8%. Тем не менее за аналогичный промежуток времени удельный вес добычи полезных ископаемых в структуре создания добавленной стоимости увеличился с 6,66% до 10,88%, а строительного комплекса — с 5,36% до 6,46% ВВП. И это отчасти компенсировало снижение удельного веса обрабатывающих производств (с 17,1% до15,1%), сельского хозяйства (с 5,98% до 3,66%), рыболовства (с 0,3% до 0,2%), а также транспорта и связи (с 10,2 до 8,16%).
Но в любом случае удельный вес спекулятивных секторов экономики в структуре российской экономики и их опережающий рост были недостаточны, чтобы сформировать столь мощный разрыв между приростом ВВП и грузооборота на транспорте. Даже ускоренный рост финансового сектора, оптово-розничной торговли и рынка недвижимости, демонстрировавшие наиболее высокие темпы роста на протяжении 2000-х годов, не в силах обеспечить столь стремительный рост российской экономики в отрыве от грузовых перевозок.
Единственное объяснение заключается в искусственном завышении стоимостного показателя ВВП за счет занижения величины дефлятора.
Если, по официальным оценкам Росстата, размер реального ВВП России в 2012 году превысил уровень 1990 года на 16,1%, то объем грузооборота на транспорте по-прежнему на 17,4% ниже отметок 22-летней давности. Весьма показательно, что по итогам 2012 года приблизительно на столько же ниже уровня 1990 года оказались объемы выпуска товаров в обрабатывающей промышленности и секторе естественных монополий — производстве электроэнергии, газа и воды.
Насколько можно судить, правительственные чиновники поняли задание президента Путина «удвоить ВВП» по-своему и, желая отчитаться перед руководством страны, вместо реального развития российской экономики и модернизации производства стали заниматься статистическими манипуляциями и «возгонкой» макроэкономических индикаторов до требуемых величин.
Весьма показательно, что «точка разрыва» многолетней взаимосвязи между ростом ВВП и грузооборота приходится на начало — середину 2000-х годов, а сам разрыв достиг своего апогея в разгар финансово-экономического кризиса 2008–2009 годов и посткризисного «восстановительного» роста.
Это является наглядным подтверждением как масштабных манипуляций со статистической оценкой динамики российской экономики, так и отражает суть построенной за последнее десятилетие модели «экономики трубы» и сформировавшуюся за последние годы пропасть между реальным сектором экономики и спекулятивной «пены» в виде непроизводительных отраслей сферы финансовых услуг, нацеленных на прокручивание поступающих в Россию нефтедолларов и блуждающего «горячего» спекулятивного капитала.
Где мы на самом деле?
Стоит сказать, что одним лишь индикатором грузооборота транспорта расхождения между официально публикуемыми оценками роста экономики и действительной динамикой ВВП не исчерпываются. Помимо грузооборота транспорта можно привести показатель объема перевозки грузов, который за период 1991–2012 годов сжался на 55% (с 19,265 до 8,757 млрд тонн), несмотря на формальный рост ВВП страны на 16,1%. Одновременно с этим объем промышленного производства в России в 2012 году по-прежнему был на 10% ниже отметок 1991 года, в обрабатывающей промышленности — на 12,8%, а в секторе естественных монополий (производстве и распределении электроэнергии, газа и воды) — на 9,8%.
Производство электроэнергии сжалось на 3,7%. Размер среднегодовых инвестиций в основной капитал (даже при явно занижаемой инфляции) как минимум на 25% ниже отметок 1990 года.
Совершенно очевидно, что широко разрекламированные в СМИ «стремительный рост российской экономики» и «вставание с колен» являются плодом фантазии и результатом статистических манипуляций. Если очистить российскую экономику от «пены» спекулятивных операций и перестать занижать темпы роста цен (потребительских цен, цен производителей, дефлятора ВВП и т.д.), то окажется, что в реальном, то есть физическом выражении размер российского ВВП не только не достиг уровней 1990 года, но даже находится ниже отметок 1960–1970-х годов. В той самой ненавидимой либералами эпохе «советского застоя», производственный, научно-технический и инфраструктурный потенциал которой проедается уже второе десятилетие подряд.
http://www.odnako.org/magazine/material/show_25852/
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
