Резюме: Почему Россия будет прирастать Крымом и Севастополем
9 октября оба новых субъекта Российской Федерации — Крым и Севастополь — наконец-то обретут своих законных руководителей. Законодательное собрание Севастополя и Государственный совет Крыма изберут одного из трех предложенных кандидатов на пост главы региона, и можно сделать предположение, что в одном случае им останется Сергей Меняйло, а в другом — Сергей Аксенов. Политический пейзаж полуострова едва ли изменится, несмотря на все проблемы, которые были и остаются неразрешенными.
Может быть, главная из этих проблем — проблема не хозяйственная и даже не социальная. Конечно, мы все в феврале и марте нынешнего года были поражены степенью единодушия крымчан и севастопольцев в их стремлении вернуться в Россию. Тем не менее при первом же знакомстве со многими крымчанами, и в первую очередь с самыми пламенными активистами Русской весны, было легко убедиться, насколько сильно они отличаются от россиян РФ. Отличаются, пожалуй, в лучшую сторону.
Я дважды в этом году был в Крыму — до и после всем известных событий — и, конечно, много раз общался с некоторыми из тех людей, кто на свой страх и риск выступил против киевских мятежников и не дал местным элитам, грубо говоря, лечь под майдан, что благополучно сделали те же элиты, скажем, в Одессе. Как мне уже доводилось писать, я увидел в этих людях тот несколько утраченный нами в 1990-х тип русских интеллигентов, принципиальных, непродажных, не гнущихся ни под какую власть и вместе с тем готовых к активному участию в общественной жизни. В наших обеих столицах стал утверждаться и доминировать несколько неприятный тип активиста-профессионала, своего рода интеллигента по вызову, для которого приоритет из приоритетов — не выпасть из обоймы, не скатиться на обочину жизни, остаться в игре, часто даже не важно, на чьей стороне выступая. Меня всегда удивляли радикальные трансформации вроде бы умных и порядочных людей — от лояльности к оппозиционности и наоборот. Еще вчера вечером он работал на Кремль и давал экономические советы президенту, а сегодня утром после отставки он уже прорывает цепи ОМОНа на Болотной площади.
И в этом поведении есть своя, конечно, логика — если ты просто отходишь в сторону, выбываешь из игры, о тебе могут и позабыть — и враги, и друзья. Нужно постоянно напоминать о себе. Принципы, убеждения — это, в отличие от того, что считал известный герой анекдота, похожий на Карла Маркса, как раз то, что легко можно поменять.
В Крыму я увидел совершенно других людей. Ими сложно манипулировать, их сложно запугать и, кажется, совсем нельзя купить. Не скрою, многие из них были крайне разочарованы тем, что стало происходить на их полуострове уже летом — они хотели не просто возвращения в Россию, но радикальной смены элиты, той, что до последнего отказывалась от полного разрыва с Киевом и цеплялась за свои места. Москва показала, что она вопреки ожиданиям пророссийских активистов не намерена устраивать здесь радикальную политическую чистку, полагая, наверное, небезосновательно, что ротация кадров представляет собой внутреннее дело севастопольцев и крымчан. Тем не менее при общении с некоторыми участниками Русской весны меня поразила их спокойная готовность отойти в сторону и заняться другими профессиональными, хозяйственными делами. Не бежать при первом же несогласии в стан противников российской власти.
У меня при размышлении над всей этой ситуацией возникло одно соображение, которым я рискну поделиться. В Крыму в лице местных представителей интеллектуального класса мы наблюдаем интереснейший феномен кентаврического соединения типов демократа и консервативного патриота. Именно здесь можно обнаружить вот это парадоксальное сочетание в одном человеке страстного гражданского активиста, демократа и даже народника по своей жизненной позиции и поклонника политики Александра III, презирающего демократию как революционную заразу или же западный недуг. Такой кентаврический синтез Веры Засулич с Победоносцевым, или, если угодно, в смягченном варианте — Валерии Новодворской с Никитой Михалковым. Поведение в духе Новодворской, мировоззрение в духе Михалкова.
Если загадывать на историческую перспективу, этот синтез примерно то, что и нужно сейчас России. В этом, если угодно, и состоит, может быть, провиденциальный смысл приращения Крыма — стать кузницей кадров для русского будущего. Тем не менее в практической, повседневной политике нашему крымско-севастопольскому кентавру приходится совсем непросто. Вполне объяснимо, что с первых же шагов на российской почве он немедленно начинает спотыкаться. Совершать такие причудливые движения, которые в России наверняка бы обернулись падением. Но, надо признать, наш кентавр пока не падает, но движется и набирает темп.
Как известно, первого «народного мэра» Севастополя Алексея Чалого обвинили в том, что он, еще будучи руководителем города, выступил против прямых выборов главы города и настоял на том порядке его избрания, которое и произойдет впервые 9 октября. Потом были выборы в Законодательное собрание, избрание Алексея Михайловича главой этого собрания, и вот на прошлой неделе именно Чалый заявил о необходимости перехода к прямым выборам главы региона, чего и добивались севастопольцы все 20 лет нахождения в составе Украины.
На мой вопрос, с чем связано это неожиданное решение, казалось бы, идущее вопреки прежним установкам политика, Алексей Михайлович ответил так: «Севастопольцы этого давно ждали. И технически не было возможности проводить такие выборы в 2014 году. При приеме устава 11 апреля я обещал публично, что новый Закс эту норму вернет. Предложение обусловлено выношенными в течение долгого времени ожиданиями севастопольцев. К текущей ситуации она отношения не имеет, так как выборы 9 октября состоятся по старой системе». Я задал и более общий вопрос по поводу отношения нынешнего главы законодательной власти Севастополя к проблеме регионального самоуправления, учитывая, что еще весной в интервью журналу «Русский репортер» Чалый высказывал сомнения относительно универсальной применимости модели западной демократии и в целом ее состоятельности. Напомню, что на вопрос о том, может ли развиться в России городское самоуправление, «народный мэр» ответил тогда так: «У меня очень много претензий к западной демократии, и я бы не хотел, чтобы Россия буквально все взяла из той цивилизации».
Сейчас я не спрашивал о демократии вообще, не желая уходить в сферу абстрактных философских рассуждений, и поинтересовался только, оправдала ли себя в России практика прямых выборов региональных руководителей. На это Чалый неожиданно для меня ответил известным изречением Уинстона Черчилля, которое он процитировал с буквальной точностью: «Демократия — худшая форма правления, за исключением всех остальных, которые мы время от времени пробовали».
Лично я считаю, что в выборах глав исполнительной власти региона Законодательным собранием нет ничего антидемократического и, пожалуй, такой способ утверждения администрации было бы полезно тестировать на одном регионе. В свое время шли разговоры о том, что Крым должен остаться в составе России в качестве образца парламентской республики. Чалый дал понять, что в этих разговорах он не участвовал. Но в конце концов почему бы и не поэкспериментировать с разными формами регионального управления? Зачем нарушать традиции республики? Хотя, будучи третьим в России городом — субъектом Федерации, Севастополю было бы логично обладать такой же формой управления, какая существует в Москве и Санкт-Петербурге.
Тем не менее изменение в риторике относительно самого феномена демократии в словах одного из лидеров Русской весны налицо. Так что рано или поздно консервативное мировоззрение русских патриотов на полуострове войдет в противоречие с их стремлением самостоятельно определять жизнь своего города или своей республики. Все-таки история историей, а реальная жизнь вносит коррективы и в мировоззрение.
И очень важно сегодня для России, чтобы этот наш стихийно сформировавшийся кентавр не исчез как вид, чтобы происходила вот эта взаимная коррекция двух его частей для того, чтобы возник этот чаемый нами тип русского патриотического гражданина. Не терпящего внешней опеки, но неизменного в своей верности русской цивилизации.
И чтобы такой человек пришел из Крыма в Россию, нужна помощь Москвы. Ведь вся эта история с включением Крыма и Севастополя в состав России может кончиться предсказуемым образом: как и в остальной России, образованный класс разделится на три части — номенклатуру, протестный разгневанный класс, соблазнительно посматривающий на Запад и расхваливающий его свободы, и патриотически мыслящую интеллигенцию, готовую мириться с номенклатурой в силу оправданного страха перед Западом и физиологического отвращения к его местным поклонникам. Ну и политизированную взвесь, перебегающую из лагеря в лагерь в поисках прокорма.
Ну и с кем потом России придется подымать падающую экономику, обеспечивать импортозамещение, совершенствовать техническое образование, наконец, защищать границы от неприятеля?
Крым и особенно Севастополь для нас сейчас важны как символы лучших моментов нашей постсоветской истории, но и как питомник той особенной человеческой породы, которая сделала такие моменты возможными. И если руководствоваться этим пониманием, вопросы институционального дизайна покажутся всем второстепенными.
| Известия
Рейтинг публикации:
|
