Те, кто громко кричит о «гражданском обществе», и гражданами-то не являются
Одним из любимых заклинаний и мантр групп, концентрирующихся вокруг Болотной площади и радиостанции «Эхо Москвы», является требование создания «гражданского общества» и установления его контроля над властью. Формально это почти правильно и даже где-то красиво. Точнее, правда, надо говорить не о контроле гражданского общества над властью, а о его контроле за государством.
Вопрос только в том, что такое государство и как понимать понятие «гражданское общество». Классический, традиционалистский консерватизм понимает государство как высшую ценность, ответственную только перед трансцендентальными началами, а общество – как призванный служить ему конгломерат, совокупность осуществляющих ему служение. Национализм – как политически субъективированную нацию, форму ее политической самоорганизации. Либерализм – как институт, создаваемый обществом и им же контролируемый, осуществляющий его обслуживание (иначе говоря, совокупность менеджеров). Коммунизм же рассматривает государство как аппарат насилия, машину осуществления господства одного класса над другим.
Идея разделенности и отделенности государства и гражданского общества рождается с переходом от Средних веков к Новому времени, когда стали разделяться и отделяться друг от друга политические и хозяйственные функции. Причем впервые заговоривший об их противопоставлении Гоббс, в общем-то, являющийся первым предтечей либерализма, говорил отнюдь не о контроле гражданского общества за государством, а об осуществлении цивилизаторской миссии по отношению к «цивильному» (гражданскому). Потому что, с его точки зрения, государство выступало как начало цивилизации, а «гражданское общество» рассматривалось как «дикое», «нецивилизованное» общество, что на тот момент в целом отражало реальное положение вещей. Позже один субъект осуществил цивилизацию другого – и другой (то есть «гражданское общество») сначала потребовал паритета прав по отношению к государству, а потом – доминирования над ним.
То есть вопрос о том, кто приоритетнее кого – гражданское общество или государство, – конкретно-историчен, и ответ на него состоит в том, кто на этот момент больше развит. Можно считать, что гражданское общество должно осуществлять контроль над государством, можно наоборот – что государство над гражданским обществом. Хотя, конечно, в более или менее современных развитых обществах именно государство подчиняется гражданскому обществу.
Только, опять же, гражданскому обществу, а не тем, кто им себя объявляет. Спекулирующие на идее контроля гражданского общества за государством политические группы объявляют таковым некое особое состояние, обладающее некими качественно отличными от других сегментов общества частями. И такими чертами они объявляют только им присущие политические взгляды и установки. И поскольку они наделяют образ «гражданского общества» такими чертами, то получается, что «гражданское общество» – это именно они сами, ну а поскольку гражданское общество обладает правом на доминирование над государством, то получается, что этим правом именно они (и только они) сами и обладают.
На самом же деле политическая философия понимает под гражданским обществом не некое особое состояние общества и не некую особо идеологически и политически ориентированную группу, а совокупность отношений, не опосредованных государством. Совокупность всех граждан страны, которые, соответственно, и обладают высшим правом на власть, на свой статус единственного источника власти и носителя суверенитета в своей стране. И поскольку граждан много и интересы и воля у них разные, то их совокупная воля и определяется через выявление воли большинства.
Но «гражданское общество» – это все же не некий механический конгломерат или «совокупность особей», а сообщество граждан. И сущностное качество гражданства – не в его юридическом определении и присвоении по праву рождения. Сущность гражданства – вообще не юридическое, а политико-этическое начало.
Гражданин – это не столько обладатель паспорта, сколько обладатель ответственности за страну, признавший определенные правила жизни в ней (что не всегда тождественно законопослушности и лояльности власти), и, во всяком случае, гражданин именно данной страны. То есть тот, кто отождествляет себя именно с ней, а не с той или иной ее частью, и уж тем более не с какой бы то ни было другой страной.
«Космополит» – уже не гражданин. Не потому, что он плох, а потому, он что отождествляет себя с иным началом, нежели своя страна. В отличие, кстати, от действительного интернационалиста, для которого даже принадлежность к наднациональным началам означает не противопоставление, а синтез их со своей принадлежностью к своей стране.
Право контролировать государственную машину своей страны и чего-либо требовать от нее (то есть от государства) имеет действительно «гражданское общество», то есть совокупность граждан своей страны. В первую очередь – их большинство. Те, кто не признают приоритетности суверенитета своей страны и пытаются утверждать суверенитет иных прав, иностранных государств или международных организаций и их норм, уже не являются гражданами данной страны и не имеют такого права ее граждан, как право определять ее судьбу и контролировать деятельность государства.
Пытающиеся утверждать, что «гражданское общество» и граждане – это не люди, отождествляющие себя со своей страной и ее суверенностью, а люди, обладающие некими особыми, присущими только «избранным» политико-идеологическими качествами, не принимающие ценность истории своей страны, пропагандирующие приоритет норм внешних организаций над нормами своей страны, приоритет «универсальных прав человека» или чего-либо подобного над суверенностью своей страны, не признающие принципа верховенства воли народа (его большинства) над иными началами уже не являются гражданами и не могут пользоваться правами граждан своей страны и ее социальными гарантиями. И уж тем более они не могут претендовать на контроль за властью в этой стране.
Они не граждане страны: они – «проживающие на ее территории». Они могут считаться иностранцами или лицами без гражданства, могут проживать в соответствии с нормами, установленными для таких лиц, но они не являются гражданами и не могут пользоваться конституционно закрепленными правами граждан страны. Соответственно, они не имеют отношения к гражданскому обществу данной страны и не имеют права на политическую деятельность и участие во власти в данной стране, равно как и права на вмешательство в ее внутренние дела. Они – не гражданское общество, а сообщество «неграждан» или диаспоры других стран, которые они же добровольно выбрали в качестве образца для политической и социально-экономической организации.
Это не значит, что они плохие. Они вообще могут быть вполне милыми. С ними можно дружить, ходить в гости, влюбляться, спорить, работать. Это только значит, что они не являются гражданами данной страны, не имеют отношения к ее гражданскому обществу и не имеют права говорить от его имени.
По отношению к ним можно быть гостеприимными хозяевами. Их можно даже селить в своем доме. За ними даже можно ухаживать и их лелеять. Но они – не хозяева, не граждане. Они – нечто вроде гостей, которых граждане приютили в своей стране, по отношению к которым вполне можно быть добрыми и дружелюбными, если они не нарушают правил, установленных гражданами. Но при этом граждане имеют право лишить их своего гостеприимства, если они будут нарушать установленные данными гражданами правила жизни и поведения.
Гражданское общество – это не они. Гражданское общество – это мы.
Читать полностью: http://www.km.ru/v-rossii/2013/09/04/obshchestvenno-politicheskaya-zhizn-v-rossii/719836-vlast-dolzhna-byt-pod-kontro
