Михаил Леонтьев

Главный редактор еженедельного журнала "Однако". Родился в 1958 г. в Москве. Окончил общеэкономический факультет Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Работал в изданиях «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Вusinеss МН», «Сегодня», «Профиль», на телеканале «ТВ Центр». С 1999 года – автор и ведущий программы «Однако» на Первом канале (ранее ОРТ).

Был ли февраль 17-го революцией? Или февраль 90-го? А нынешний, 2012-го? Все не были. Все это так или иначе варианты «цветных» переворотов разной степени разобщенности. Переворот — это смена власти, революция и смена элит. Так называемые «цветочные революции» — это бунт элит против власти. Февраль 17-го: генералитет — все командующие фронтами, подавляющее большинство думских правых и либералов, великие князья скопом, все культурное сообщество, «союзники» при непосредственной организующей и направляющей роли своих посольств... Какая же тут смена?

Бунт элит — борьба за так называемые политические права, поскольку этими правами только они и могут пользоваться для воспроизводства себя как элиты. Революция — это всегда и везде социальная революция, это когда в политику грубо и грязно вторгается большинство, при этом уничтожая то, что элиты считают «политикой», их политические права, и в первую очередь их право на жизнь.

Февраль 90-го — тоже не революция. Тогда советская партийно-государственная элита сливала страну с целью рассовать ее по карманам. Под прикрытием интеллигентствующих баранов на площадях, оказавшихся затем практически поголовно прямыми жертвами собственного демократического мычания. А вот социальной революции тогда быть не могло, для этого еще предстояло «слить» и «рассовать». Двадцать лет постсоветской революции — это тот путь, который был необходим для того, чтобы возможности социальной революции в России восстановились на добром досоветском историческом уровне. Что теперь. Что бы ни говорили об особенностях конфигурации, движущих силах русских «февралей», удивительно очевидно тупое сходство, и в первую очередь основного наполнителя — массовой движухи. Все это суицидальное расстройство ярко описано «веховцами», дополнено Солженицыным, так что можно было бы и не повторять. Хотя есть внушающие оптимизм обстоятельства. Каждые следующие заметно хуже прежних. Советские интеллигенты-образованцы хуже и тупее русской интеллигенции, нынешний «креативный класс», пресловутые «интернет-хомячки» — это уж вовсе тупые твари. Проиграть которым страну можно, только обладая не менее грандиозной симметричной тупостью.

Тезис Дмитрия Куликова о том, что Советский Союз не сам распался, а был убит, хорош лишь частично. Если враг убил страну руками собственной политической элиты и с помощью ее собственной элиты интеллектуальной, он имел на это полное моральное право. Это и есть приговор системе. Наша нынешняя система при всей своей, казалось бы, слабости очевидным образом еще может сопротивляться. И она сопротивляется. Ни в феврале 17-го, ни в феврале 90-го никто не мог вывести на улицы в защиту власти никого. Собственно, даже и не пытался. Эти люди на улицах — это, конечно, аванс. И аванс, конечно, не системе — аванс власти. И это свидетельство того, что микронной глубинной исторической памятью обладает у нас только «креативный класс»: амнезия — это, очевидно, творческая основа креатива. И наши шансы выжить в этой «революции на уничтожение» на самом деле достаточно велики. Они на самом деле гарантированы. Вопрос, какой ценой?