Долгожданный доклад об утверждениях насчет вмешательства России в политическую жизнь Великобритании обещан к публикации на следующей неделе, как раз перед тем, как парламентарии разъедутся на каникулы.

Все нужные элементы реквизита наконец-то собраны: возобновилась работа парламентского комитета по разведке и безопасности, хотя и не с тем председателем, которого желал бы видеть во главе этого комитета наш премьер-министр; у правительства в парламенте — солидное большинство, так что новые выборы не маячат на горизонте. Ну, а для отвлечения общественного внимания существует множество тем, включая то рост, то падение числа зараженных коронавирусом. Если кому-то этого мало, есть еще остатки летних отпускных планов населения.

Но, очевидно, правительству понадобился еще один отвлекающий внимание маневр, то есть, по-военному выражаясь, еще одна диверсия. И она не замедлила объявиться в форме обвинения со стороны министра иностранных дел Доминика Рааба. Он вдруг заявил, что «почти точно установлено»: некие российские действующие лица вмешивались в выборы 2019-го года. К сожалению, эту вот формулу «почти точно» мы слышим почти всегда — и почти всегда она срабатывает, убеждая общественное мнение. Вы только подумайте, что за этим стоит. Если бы правительство и комитет по безопасности могли доказать реальное российское вмешательство, можно было бы устроить пари на последний оставшийся за душой доллар: в этом случае никакого «почти точно» не было бы, они бы так и сказали — «доказано». А вот когда нам говорят «почти точно доказано», это значит — «не доказано вовсе». 

Это что-то вроде профилактической, предупреждающей нападение врага обороны. Вот моя версия: не имея никаких доказательств российского вмешательства в период до 2019-го года, я полагаю, правительство решило отвлечь внимание от одной из реально важных тем, содержащихся в долгожданном докладе. Эта тема — использование денег (и не обязательно одних только российских денег) для вмешательства в британскую политику. Но давайте посмотрим сами, что там будет в докладе насчет денег.

Тем не менее я уже сейчас могу сделать ставку вот на что. Несмотря на всю вышеописанную «диверсионную» тактику и несмотря на все усилия врагов Бориса Джонсона поджарить его вопросиками насчет иностранных спонсоров его кампании — несмотря на все это, влияние самого доклада на нашу жизнь будет кратким и эфемерным. Почему? Потому что Великобритания неожиданно нашла для себя нового врага номер один. Это произошло во вторник, когда министр культуры и телекоммуникаций, господин Оливер Доуден, вдруг объявил, что китайский гигант телекоммуникаций не будет больше иметь никакого участия в прокладываемых в Британии сетях типа 5G. Вот это объявление точно поместило британскую внешнюю политику в некий новый, совсем другой мир. 

 

Разворот государственной британской политики в отношении китайской компании «Хуавей» (Huawei) — это разворот внезапный, причем на все 180 градусов, напоминающий по форме латинскую букву U. Ведь Huawei позиционирует себя как частную компанию, не связанную с китайским коммунистическим государством. Но уже по тому, как защищал эту компанию китайский посол в Лондоне, все становилось ясным. Теперь ни одна британская компания не сможет ничего покупать у Huawei после конца этого года. А все программное обеспечение и другую технику, которое по неразумию уже было приобретено англичанами у китайской компании, надо будет «вырвать с корнем» до 2027 года. 

Что за перемена ролей — и всего лишь за одну пятилетку перемен. В октябре 2015-го года китайский лидер Си Цзиньпин совершил государственный визит в Британию. Тогда все говорили, особенно тогдашний министр финансов Британии Джордж Осборн, о «золотом моменте» в британско-китайских отношениях. Говорилось, что вот, мол, начинается золотая эра в наших отношениях Британии и Китая. Когда на следующий год грянул Брексит, сотрудничество с Китаем вдруг выдвинулось в главные приоритеты. Наращивание торговли с Китаем было объявлено центральным элементом строительства той самой «глобальной Британии», которая якобы будет свободно бороздить воды восточных морей посвежевшей и освобожденной от ограничителей, налагаемых Евросоюзом. 

Это вроде как никого и не интересовало — тот факт, что Германия как-то установила успешный торговый обмен с Китаем, не выходя из Евросоюза и якобы никак не порывая те самые «путы», которые якобы налагает ЕС. Смысл тогдашнего «нарратива» СМИ сводился к тому, что интересы Великобритании и Китая можно было как-то элегантно совместить. Причем схема была такая: китайский частный сектор, производящий потребительские товары, мог бы потесниться, освободив место на гигантском китайском рынке для британских фирм и их услуг. А Китаю предлагалось инвестировать накопившиеся у него благодаря жесткой финансовой политике средства в Европу.

Всегда у нас были диссиденты, не верящие в такое сотрудничество, но первые признаки беды (того, что отношения с Китаем и РФ все-таки ухудшатся и начнется истерика в СМИ —прим. ред.) появились после того, как Тереса Мэй стала премьером. Она тогда призвала пересмотреть еще раз с проверочными целями историю с участием Китая в финансировании проекта АЭС в Хинкли-пойнте. Возражения против участия Китая в этом проекте были, однако, преодолены, и появилась цель — уже к 2020 году сделать Китай вторым после США торговым партнером Британии. Понадобилась целая цепочка всяких неприглядных событий, чтобы произошел полный отказ Британии от своей предыдущей политики в адрес Китая

К этим событиям относилось, например, назначение Си Цзиньпином самого себя фактически пожизненным президентом. Добавьте в эту же копилку продиктованный из Пекина закон о безопасности в Гонконге, а также продолжающиеся сообщения о преследовании уйгурского степного меньшинства на территории Китая. А там дальше пошли: торговая война Трампа с Китаем, предупреждения против чрезмерной откровенности с Китаем со стороны наших спецслужб. 

Для меня по крайней мере та простота, с которой Китай смог проникнуть в британскую экономику в течение последнего десятилетия была для меня головокружительно быстрым событием, — и поводом для серьезных раздумий и сомнений. Эти сомнения сводятся вот к чему: сколько еще лет эта однопартийная структура сможет наращивать развитие своей страны без того, чтобы ей начал грозить риск социальной дестабилизации. Помните площадь Тяньаньмэнь (место в Пекине, где проходил протест проамериканских студентов, пока его не подавили китайские власти летом 1989 года — прим. ред.)? Очевидно, кто-то ее уже забыл. Еще одним смущающим моментом был явный двойной стандарт — разница между тем, как Лондон обращался с Китаем и тем, как он обращался с Россией. На все недостатки в линии Китая британцы закрывали глаза, зато любые дефекты даже во внутреннем существовании России тотчас использовались как повод для того, чтобы исключить Россию из списка стран, с которыми Британия может хотя бы теоретически иметь «нормальные» отношения.

Разрешите представить вам маленький символ этого двойного стандарта. На шоссе М4, когда вы проезжаете маленький городок Ридинг, вам в глаза бросается огромный торговый знак Huawei. Представьте себя: могло ли «Газпрому» или другой российской компании хотя бы теоретически быть позволено получить в Великобритании такое мощное коммерческое присутствие — да еще и гордиться им так открыто. Когда-то не очень давно Россия даже проявляла интерес к покупке компании Centrica (бывший старый-добрый «Бритиш газ»), но вот представьте себе такой сюрприз — сделка с российским участием в Британии не состоялась. 

 

А вот китайские коммерческие интересы были допущены у нас даже в такие чувствительные сферы, как телекоммуникация и ядерная энергия. Причем на присутствие китайцев в телекоммуникациях было явно получено предварительное согласие разведывательных служб Британии. В Британии находились в начале закончившегося академического года 120 000 китайских студентов. А по этому поводу вставали нехорошие вопросы. А что будет с приходами и расходами взявших этих китайцев университетов, если китайцы не вернутся после пандемии? А насколько эти студенты могли быть использованы Пекином в качестве потенциальной пятой колонны, если отношения не улучшатся? 

 

Мало какие из перечисленных вопросов способны были вызвать тревожные звоночки в соответствующих ведомствах: притягательность китайских денег слишком велика. Права человека, свобода слова, права национаьных меньшинств, вторжение государства в частную жизнь граждан — все эти вопросы в отношении Китая редко озвучивались официальными лицами Британии публично. 

С Россией тут явный контраст: в ее случае каждое упоминание в официальных британских масс-медиа сопровождается все тем же разъяснением насчет того что Путин — диктатор с опытом работы в КГБ советской поры и т.д. Путин, естественно, презентуется как лидер, склонный к нападениям на другие страны, к сбиванию зенитными ракетами гражданских самолетов, к убийству врагов дома и за границей всякими извращенными методами. Ну, и, естественно, Путин аттестуется как преследующий бедное меньшинство LGBTQc+. А как часто вам после таких тирад удается услышать, чтобы их озвучиватели отделили в своей речи осуждение политики Москвы от симпатии или хотя бы интереса к российскому народу? Были ли случаи за последние лет эдак десять, чтобы наши политики попробовали отойти от клише времен холодной войны? Или хотя бы поступили как Джордж Осборн с китайцами: поставили себя на место партнера по переговорам и оставили свое желание проповедовать за дверями переговорного помещения? 

Я это пишу не для того, чтобы выяснять, какой из наших подходов — условный российский или условный китайский — более желателен и продуктивен. Я в целом огорчена нашим радикальным подходом по схеме «все или ничего» ко множеству стран. А также — да, меня беспокоят резко отличающиеся подходы, которые мы демонстрируем к двум одинаково несовершенным потенциальным партнерам к востоку от наших границ. Ведь это от такого перепада и получили мы ситуацию, когда отношения с Россией у нас в состоянии перманентной заморозки, а насчет Китая у нас все еще распространены иллюзии. Именно эти иллюзии и привели нас к запоздалому повороту «все вдруг» в форме буквы U — повороту, на который пришлось решиться правительству Бориса Джонсона. 

Впрочем, у меня есть два утешения. Во-первых, похоже, что Лондону просто трудно объявлять своими соперниками сразу две страны одновременно. А во-вторых, после Брексита Британии иностранные партнеры нужны больше, чем когда-либо прежде. Так что плохие новости для китайцев (у них вдруг исчезли все оправдывающие их моменты) могут оказаться хорошими новостями для русских. А вернее — для тех из нас, кто все еще надеется на потепление между Британией и Россией. Так что если в докладе о России, когда он, наконец, появится в полном виде, речь пойдет не только о вечно присущей России порочности, а еще и о токсичности нашей собственной британской политики — вот в этом случае переосмысление нашей политики в отношении России может, наконец, стать реальностью. И переосмысление это хотелось бы вести все-таки в позитивном направлении. 

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.