Пандемия скорее ускорит историю, чем изменит её ход

Президент Совета по международным отношениям. Автор книги «Мир: Краткое введение», которая будет опубликована 12 мая издательством Penguin Press.

Мир, изменённый пандемией, вряд ли будет радикально отличаться от того, который ей предшествовал. COVID-19 не столько изменит основное направление мировой истории, сколько ускорит её. В результате этот кризис обещает стать не переломным моментом, а скорее промежуточной станцией, к которой мир движется в течение последних нескольких десятилетий.

Мы переживаем момент, который по всем меркам является великим кризисом. Поэтому естественно предположить, что он окажется поворотным пунктом в современной истории. В течение нескольких месяцев, прошедших с момента появления COVID-19, заболевания, вызванного новым коронавирусом, аналитики расходятся во мнениях относительно того, каким будет мир, который оставит после себя пандемия. Большинство утверждает, что порядок, в который мы вступаем, будет принципиально отличаться от того, что существовал раньше.

Кто-то предсказывает, что пандемия приведёт к формированию нового мирового порядка во главе с Китаем. Некоторые, напротив, полагают, что она спровоцирует убывание китайского лидерства. Одни говорят, что это положит конец глобализации, другие надеются, что начинается новая эра глобального сотрудничества. А третьи прогнозируют, что пандемия усугубит национализм, подорвёт свободную торговлю, а также спровоцирует в разных странах смену режимов – или же всё вышеперечисленное одновременно.

Но мир, изменённый пандемией, вряд ли будет радикально отличаться от того, который ей предшествовал. COVID-19 не столько изменит основное направление мировой истории, сколько ускорит её. Пандемия, а также направленные на неё меры реагирования выявили и подтвердили фундаментальные характеристики современной геополитики. В результате этот кризис обещает стать не переломным моментом, а скорее промежуточной станцией, к которой мир движется в течение последних нескольких десятилетий.

Пока ещё слишком рано предсказывать, когда закончится сам кризис. Через шесть, 12 или 18 месяцев – сроки зависят от того, в какой степени люди будут следовать принципам социальной дистанции и рекомендуемой гигиены, от наличия быстрых, точных и доступных по цене тестов, противовирусных препаратов и вакцины, а также от масштабов экономической помощи, предоставляемой отдельным лицам и предприятиям.

И всё же, выйдя из кризиса, мир будет узнаваем. Слабеющее американское лидерство, шаткое глобальное сотрудничество, разногласия между великими державами характеризовали международную обстановку и до появления COVID-19. Пандемия лишь привела к тому, что эти «характеристики» проявились во много раз отчётливее и острее, чем раньше. Скорее всего, они станут ещё более заметны в том мире, с которым нам только предстоит столкнуться.

Постамериканский мир

Одной из характерных черт нынешнего кризиса была явная нехватка американского лидерства. Соединённым Штатам не удалось объединить мировое сообщество в коллективном стремлении противостоять вирусу и его экономическим последствиям. Они также не сплотили мир, чтобы тот следовал их примеру в решении этой проблемы у себя дома. Другие страны стараются изо всех сил, чтобы справиться с болезнью, или обращаются за помощью к тем, кто уже прошёл пик заражения, например, к Китаю.

Но если мир, который последует за этим кризисом, будет таким, где США станут доминировать всё меньше и меньше (а сегодня почти невозможно представить, чтобы кто-то писал об «однополярном моменте»), то эта тенденция вряд ли нова. Это было очевидно, по крайней мере, в течение десяти лет. В какой-то степени она является результатом того, что Фарид Закария назвал «подъёмом остальных» (и Китая, в частности), он привёл к снижению относительного преимущества Америки, хотя её абсолютная экономическая и военная мощь продолжала расти. Даже более того – это результат ослабления американской воли, а не снижения американского потенциала. Президент Барак Обама дирижировал отступлением из Афганистана и Ближнего Востока. Президент Дональд Трамп полагался в основном на экономическую мощь, чтобы противостоять врагам. Но, по сути, он положил конец американскому присутствию в Сирии и хочет сделать то же самое в Афганистане. Что, кажется, более важно, – он проявил весьма ограниченный интерес и к альянсам, и к сохранению традиционной ведущей роли США в решении крупных межнациональных проблем.

Причина такого изменения во многом заключалась в призыве Трампа «Америка прежде всего», который обещал, что Соединённые Штаты станут более сильными и процветающими, если сосредоточатся на внутренней, а не на внешней политике, направив энергию на важные проблемы собственного развития. Такая точка зрения подразумевала: многое из того, что США делали на международной арене, являлось примером ненужного разбазаривания ресурсов и ничего не давало благосостоянию страны. Для многих американцев пандемия, скорее всего, станет лишним доказательством правильности такого подхода, хотя на самом деле она должна была бы привлечь внимание к тому, как происходящее в остальном мире сказывается на благополучии собственного государства. Соединённым Штатам, скажут они, следует сосредоточиться на том, чтобы измениться и направлять ресурсы на масло, а не на пушки, то есть на удовлетворение потребностей внутри страны, а не за рубежом. Это ложный выбор, потому что США могут себе позволить и то, и другое, но, скорее всего, данная дилемма так и останется предметом спора.

Сила американского примера так же важна, как и американский выбор политических решений. Привлекательность американской модели упала задолго до того, как COVID-19 разорил землю. Из-за продолжительного политического тупика, насилия с применением огнестрельного оружия, бесхозяйственности, которая привела к глобальному финансовому кризису 2008 г., опиоидной эпидемии и многих других факторов то, что представляла собой Америка, становилось всё менее привлекательным. 

Анархическое общество

Пандемия, которая начинается в одной стране и с огромной скоростью распространяется по всему миру, – это и есть глобальный вызов. Она стала ещё одним свидетельством того, что глобализация – реальность, а не выбор. Пандемия в своей разрушительной силе не имела политических предпочтений: она настигла общества открытые и закрытые, богатые и бедные, восточные и западные. Чего не хватает в этой ситуации, так это признаков значимых глобальных ответных мер. (Закон Ньютона – что на каждое действие есть равное противодействие – по-видимому, был приостановлен). Обнажившаяся слабость Всемирной организации здравоохранения, которая должна занимать центральное место в противодействии существующей угрозе, говорит о неудовлетворительном состоянии глобального управления.

Но пандемия лишь сделала эту реальность особенно очевидной – основные тенденции зародились уже давно: появление глобальных вызовов, с которыми ни одна страна, какой бы мощной она ни была, не может успешно справиться в одиночку, а также неспособность глобальных организаций совладать с ними. Действительно, разрыв между глобальными проблемами и возможностями их решения во многом объясняет масштабы пандемии. Печальная, но неизбежная истина заключается в том, что, хотя понятие «международное сообщество» употребляется так, как будто явление, подразумеваемое им, уже существует, в действительности во многом амбициозно-декларативно и применимо к очень ограниченному числу аспектов актуальной геополитики. По-видимому, в ближайшее время ситуация не изменится.

Основные меры реагирования на пандемию были приняты на национальном или даже субнациональном, а не на международном уровне. И, судя по всему, как только кризис минует, акцент сместится на национальное восстановление. В этом контексте трудно увидеть большой энтузиазм в отношении, скажем, решения проблемы изменения климата, особенно если она по-прежнему рассматривается – ошибочно – как проблема отдалённая, которую можно отложить в долгий ящик ради решения проблем более насущных.

Одна из причин пессимизма заключается в том, что для решения большинства глобальных проблем необходимо сотрудничество между двумя самыми могущественными государствами мира, однако американо-китайские отношения ухудшаются уже много лет. Эта пандемия лишь усугубляет противоречия. В Вашингтоне многие возлагают ответственность на китайское правительство, указывая на факты длительного сокрытия и бездействия, включая неспособность быстро заблокировать Ухань, город, где началась вспышка эпидемии, а также ограничить выезд из него тысячам инфицированных людей. Попытка Китая представить себя в качестве успешной модели борьбы с пандемией и использовать этот момент как возможность расширить своё глобальное влияние только усугубит враждебность Америки. В свою очередь ничто в нынешнем кризисе не изменит представление Китая о том, что американское присутствие в Азии является исторической аномалией, и не уменьшит его недовольство политикой США по целому ряду вопросов, включая торговлю, права человека и Тайвань.

Идея «разделения» двух экономик получила значительное распространение до начала пандемии. Она была вызвана опасениями, что Соединённые Штаты становятся слишком зависимыми от потенциального противника в отношении многих товаров первой необходимости и чрезмерно восприимчивыми к китайскому шпионажу и краже интеллектуальной собственности. Импульс к разъединению будет только усиливаться в контексте пандемии – и лишь отчасти из-за озабоченности по поводу Китая. Внимание вновь акцентируется на проблеме прерывания цепочек поставок, а также стремлении стимулировать отечественное производство. Глобальная торговля частично восстановится, но в большей степени она будет управляться правительствами, а не рынками.

Пандемия также усугубит в значительной части развитого мира сопротивление приёму большого числа иммигрантов и беженцев – тенденция, которая была заметна по меньшей мере в течение последних пяти лет. Общество будет с опаской относиться к иностранцам, отчасти из-за вероятности импорта инфекционных заболеваний, а отчасти из-за того, что усилится безработица. Противодействие будет расти, однако число перемещённых лиц и беженцев продолжит значительно увеличиваться, поскольку правительства их стран не смогут поддерживать своих граждан.

Результатом станут страдания людей, для государств это будет тяжёлое бремя, которое они выдержат с трудом. Слабость государства была серьёзной глобальной проблемой на протяжении десятилетий, но экономический ущерб от пандемии приведёт к появлению ещё более слабых или обанкротившихся государств. Это почти наверняка усугубится растущей проблемой задолженности: государственный и частный долг в большинстве стран мира уже достиг беспрецедентного уровня, а необходимость государственных расходов на покрытие расходов на здравоохранение и поддержку безработных приведёт к дальнейшему резкому росту долга.

Развивающийся мир, в частности, столкнётся с огромными потребностями, которые он не сможет удовлетворить, и пока неизвестно, будут ли развитые страны готовы оказать им помощь с учётом нужд собственных стран. В Индии, Бразилии и Мексике, а также во всей Африке существует реальный потенциал постшоковых потрясений, которые помешают восстановлению мировой экономики. Распространение COVID-19 в Европу и через неё также подчеркнуло утрату динамики европейского проекта. Страны реагировали и продолжают реагировать на пандемию и её экономические последствия преимущественно по отдельности.

Но процесс европейской интеграции выдохся задолго до этого кризиса, что особенно наглядно продемонстрировал Брекзит. Главный вопрос для мира после пандемии заключается в том, насколько сильно маятник будет качаться от Брюсселя к национальным столицам, так как страны уже сегодня задаются вопросом – мог ли контроль над их собственными границами замедлить распространение вируса.

Пандемия, вероятно, сделает более явным демократический спад, который происходил последние 15 лет. Будут звучать призывы к повышению роли правительства в обществе, будь то ограничение передвижения населения или оказание экономической помощи. Гражданские свободы многие станут рассматривать как жертву войны, роскошь, недоступную в условиях кризиса.

Мир в ещё большем беспорядке

Более трёх лет назад я опубликовал книгу под названием «Мировой беспорядок». В ней наряду с уменьшением роли США в мире описывается глобальный ландшафт растущего соперничества великих держав, распространения ядерного оружия, слабых государств, резкого увеличения потоков беженцев и растущего национализма. Из-за пандемии в мире изменится вовсе не беспорядок, а его масштабы.

В идеале кризис приведёт мир к необходимости построения новой системы обязательств по формированию более прочного международного порядка – так же, как катаклизм Второй мировой войны привёл к созданию механизмов, которые способствовали миру, процветанию и демократии в течение почти трёх четвертей века. Такой порядок предусматривал бы расширение сотрудничества в целях отслеживания вспышек инфекционных заболеваний и ликвидации их последствий, а также повышение готовности решать проблемы, связанные с изменением климата, устанавливать правила поведения в киберпространстве, оказывать помощь вынужденным переселенцам и бороться с проблемами распространения ядерного оружия и терроризма.

Но вряд ли есть основания полагать, что прошлое повторится после этого последнего глобального бедствия. Сегодняшний мир просто не располагает к тому, чтобы его упорядочивали. Власть распределяется среди гораздо большего количества акторов (как государственных, так и негосударственных), чем прежде. Консенсус в основном отсутствует. Новые технологии и вызовы опередили коллективную способность бороться с ними. Ни одна страна не пользуется таким авторитетом, как Соединённые Штаты в 1945 году.

Более того, эти самые США в настоящее время не склонны брать на себя ведущую международную роль, что является результатом усталости, вызванной двумя длительными войнами в Афганистане и Ираке, а также растущими потребностями внутри страны. Даже если на ноябрьских президентских выборах победит такой внешнеполитический «традиционалист», как бывший вице-президент Джозеф Байден, сопротивление Конгресса и общественности помешает полномасштабному возвращению экспансионистской роли США в мире. И ни у одной другой страны, ни у Китая, ни у кого-либо другого, нет ни желания, ни способности заполнить пустоту, которую создали Соединённые Штаты.

После Второй мировой войны необходимость противостоять надвигающейся коммунистической угрозе побудила американскую общественность поддержать идею принять на себя ведущую роль во всём мире. Бывший госсекретарь США Дин Ачесон, как известно, заявил, что правительство должно было привести аргументы «яснее истины», чтобы заставить американский народ и Конгресс принять участие в усилиях по сдерживанию Советского Союза. Некоторые аналитики полагают, что обращение к угрозе КНР могло бы также мобилизовать общественную поддержку сегодня, но внешняя политика, основанная на противостоянии Китаю, вряд ли подходит для решения глобальных проблем, которые определяют сегодняшний мир. Однако обращение к американскому народу с призывом поставить решение этих глобальных проблем в центр внешней политики Соединённых Штатов будет оставаться задачей трудновыполнимой. А значит, более уместным для проведения исторических параллелей прецедентом может стать период после не Второй, а Первой мировой войны – эпоха снижения американского участия и нарастания международных потрясений. Остальное всем известно из истории.

Foreign Affairs