Однако, почти сразу же министр обороны Марк Эспер прояснил, что на самом деле они отправляются не домой, а переводятся в западных Ирак. Ах, да, и возможно 150 на самом деле остаются в аль-Танфе, небольшой американской военной базе в южной Сирии. Однако, это было до того, как иракские военные стали настаивать, что не приветствуют размещение этих войск США в стране, а кто-то шепнул на ухо Дональду Трампу волшебные слова «сирийская нефть». Дальнейшее знают все: человек, который всегда утверждал, что нам не следовало вторгаться в Ирак, но следовало бы захватить нефть этой страны, задумал сделать именно это, когда речь зашла о Сирии (пусть даже её нефтяные месторождения на данный момент по большей части в нерабочем состоянии).
Почти сразу же новые американские войска, бронемашины и даже танки были направлены в Сирию. Теперь, по-видимому — по крайней мере пока не появились новые новости — около 900 по большей части новых американских военных находятся или вскоре снова прибудут в эту страну. Иными словами, после всей крови и шумихи президент в лучшем случае выводит 100 человек, и никто из них по-видимому домой не отправится. Думайте об этом, как о геополитическом эквиваленте волшебного фокуса. Хоп, и их нет! Ловкость рук, и они вернулись! И всё это, напоминаю, в то время, когда президент направляет ещё больше американского военного персонала в Саудовскую Аравию, так что силы США в районе Персидского залива продолжают увеличиваться (до 14,000 с мая месяца), хотя сам он продолжает хвалиться окончанием войн Америки и возвращении войск домой.
Эта трамповская версия абракадабры могла бы быть забавной, если бы суть её не составляли война, кровь и смерти. А для постоянного автора TomDispatch майора в отставке Дэнни Съёрсена президентский вариант волшебного фокуса воспринимается ещё более болезненно по личным причинам. Когда-то он преподавал у некоторых из офицеров, которых всё это касается.
Том.
* * *
Нашивки, булавки, медали, значки — видимые признаки исключительно военной культуры, молчаливый язык, по которому солдаты и офицеры судят об опыте друг друга, достижениях и общей ценности. В июле 2001-го, когда я впервые вошёл в ворота высшего общевойскового командного училища США в Уэст-Пойнте в возрасте 17 лет, «боевая нашивка» на чьем-то правом плече — свидетельство развёртывания со спецподразделением — имело больший отзвук, чем красочные медали, вроде значка рейнджера, говорящие об особых умениях. Ещё тогда, до того, как нападения 9/11 вызвали серию войн отмщения «против террора», подавляющее большинство офицеров Уэст-Пойнта не хвалилось нашивкой на правом плече. По большей части это были ветераны скромных боевых действий первой Войны в Заливе 1990-1991. Тем не менее, даже к этим офицерам такие как я относились как к богам. В конце концов, они-то «повидали жизнь».
Мы, молодые кадеты, прибывали тогда с намного иными ожиданиями относительно армейской жизни и нашего будущего, которые оказались несравнимы с реалиями военной службы в мире после 9/11. Когда моя мама — как было обязательно для 17-летнего юноши — поставила свою подпись под моей будущей армейской карьерой, я воображал жизнь в причудливой форме: тяжёлые мужские тренировки и, возможно, в худшем случае, некие возможности сфотографироваться во время безопасного «миротворческого» развёртывания в таком месте как Косово.
Конечно, США тогда втихую морили голодом сотни тысяч детей режимом жёстких санкций против автократа Саддама Хусейна в Ираке, время от времени посылая крылатые ракеты по «террористическим» лагерям то тут, то там и размещая гарнизоны на всем земном шаре. И всё же жизнь обычного армейского офицера в конце 1990-х весьма соответствовала моим школьным фантазиям.
Однако вы не удивитесь, узнав, что мир будущих офицеров училища изменился необратимо, когда рухнули башни в моем родном Нью-Йорке. К маю следующего года уже не было необычным слышать, как старшие кадеты говорили с подругами или невестами по телефону, объясняя, что после выпуска они направляются на войну.
Как у новичка, у меня были ещё впереди годы в Уэст-Пойнте, за которые наш мир изменился ещё больше. Кадеты старшего возраста, которых я знал, вскоре войдут в число тех, кто вторгся в Афганистан. Напиваясь в умат в нью-йоркском ирландском баре в День Святого Патрика в 2003 году, я в изумлении смотрел по телевизору на американские бомбы и ракеты, сыпавшиеся на Ирак, как часть обещанной министром обороны Дональдом Рамсфельдом кампании «шока и трепета».
Довольно скоро имена бывших кадетов, которых я хорошо знал, стали звучать по громкоговорителю в холле во время шумихи за завтраком. Они были убиты в Афганистане, а чаще в Ираке.
Мне неловко признаваться, но больше всего тогда я боялся, что пропущу войны в Ираке и Афганистане. Довольно скоро после выпуска 28 мая 2005 года я уже проходил службу в Багдаде. Позже меня направили в Кандагар, Афганистан. Я похоронил восемь молодых парней, служивших под моим командованием. Пятеро погибли в бою, трое покончили жизнь самоубийством. После того как я пережил худшее, причём на теле у меня ран не было (чего не скажешь о рассудке), мне было предложено место преподавателя в моей альма-матер. За несколько лет на факультете истории в Уэст-Пойнте я преподавал у 300 или более кадетов. Это была лучшая работа, какую я когда-либо имел.
Я часто думаю о них, о тех с кем поддерживаю связь и о большинстве, о которых я больше никогда не слышал. Многие закончили училище в прошлом году и уже на службе у империи. Последняя группа войдёт в ряды регулярной армии в мае следующего года. Недавно моя мама спросила меня, как я думаю, что делают мои студенты теперь или что будут делать после выпуска. Я был захвачен врасплох и не знал, что ответить.
Полагаю, мне хотелось сказать, что они теряют своё время и свои жизни. Но более серьёзный анализ, основанный на исследовании миссий армии США в 2019 году и поддержанный моими разговорами с товарищами, которые ещё служат, оставляет мне ещё более тревожный ответ. Новое поколение образованных офицеров Уэст-Пойнта, окончивших училище через полтора десятка лет после меня, сталкивается с потенциально обязательными командировками в… х-м-м, Афганистан, Ирак или другие страны, вовлечённые в нескончаемые американские «войны с террором», миссии, которые не сделают страну ни чуть более безопасной и не приведут к какой-либо «победе», как её не определяй.
Новое поколение кадетов на службе у Империи за границей
Старшие кадеты Уэст-Пойнта («кадеты первого класса») выбирают военные специальности и первые места службы в манере, напоминающей отбор Национальной Футбольной Лиги. Это уникально для выпускников училища и заметно отличается от более ограниченного выбора и доступных вариантов для 80% офицеров, получивших звание в Службе вневойсковой подготовки офицеров резерва (ROTC) или Школе подготовки кандидатов в офицеры (OCS).
За 47 месяцев в училище учащимся Уэст-Пойнта присваивается рейтинг, основанный на комбинации академических успехов, баллов за физическую подготовку и оценки военной подготовки. Затем в полную алкоголя эпическую ночь кадеты выбирают работу в порядке оценки достоинств. Выпускники с высоким рейтингом выбирают то, что считается самой желанной работой и местом службы (пилот вертолета, Гавайи). Те, кто ближе к концу выбирают из оставшегося (полевая артиллерия, Форт Силл, Оклахома).
Однако, по правде говоря, мало что значит, какой штат или база в другой стране окажутся первыми в послужном списке. Через год-два большинство молодых лейтенантов сегодняшней армии будут служить в любом из различных «контингентов» за границей. Некоторые и в самом деле окажутся в самых несанкционированных войнах Америки за границей, а другие будут метаться между боевыми действиями и подготовкой, скажем, в миссиях «военными советниками» в Африке.
Но вот затруднение: учитывая масштаб миссий, в которых мои бывшие студенты определённо участвуют, я не могу избавиться от огорчения. В конце концов через 18 лет после событий 9/11 почти ни одна из этих миссий не имеет шансов на успех. Хуже того, убийства, в которых мои любимые студенты могут участвовать (и вероятность, что они могут погибнуть или быть искалечены), не сделают Америку безопаснее или лучше. Они, иными словами, обречены повторять мой собственный неудовлетворительный и разрушительный путь — в некоторых случаях в тех же самых местах в Ираке и Афганистане, где воевал и я.
Рассмотрите всего лишь быстрый обзор возможно ожидающих их миссий. Кое-кто отправится в Ирак — моя первая и формирующая война — хотя неясно, что они там будут делать. ИГИЛ* сокращён до того, что местные силы безопасности могут, по оценкам, справится с продолжающимися боями низкой интенсивности, хотя без сомнения помогут в этом. А что они не могут сделать, так это реформировать коррумпированное репрессивное шиитско-шовинистическое правительство в Багдаде, которое расстреливает своих собственных протестующих, повторяя те самые ошибки, которые в первую очередь и питали подъем Исламского Государства*. Ах, и иракское правительство, как и значительная часть иракцев не хотят больше американских войск в своей стране? Но когда это национальный суверенитет или народные требования останавливали Вашингтон?
Другие наверняка присоединятся с тысячам военнослужащих в Афганистане на 19 году самой долгой войны в истории Америки — и это ещё если не считать нашу первую Афганскую войну (1979-1989 годов). И помните, что большинство кадетов, ставших офицерами, которых я учил, родились в 1998 году или после, так что им было три года или меньше, когда рухнули башни-близнецы.
Первая из наших войн родом из кошмара всегда была безнадежной. Все афганские показатели — собственные «показатели успеха» американских войск — продолжают отрицательную тенденцию, всё хуже, чем когда-либо. Тщетность всех усилий граничит с абсурдом. Меня печалит мысль, что мои бывшие товарищи-офицеры и мой приятель, инструктор по истории Уэст-Пойнта, Марк, снова там. Как и почти каждый служащий офицер, которых я знаю, он бы посмеялся в ответ на вопрос, мог ли он предвидеть — или определить — «победу» в той стране. Даю вам слово — после 18 с лишним лет какой бы идеализм не был когда-то в армии, он почти полностью испарился. Отставка — вот что остаётся для большей части офицерского корпуса. Что до меня, мне остается продолжать надеяться несмотря ни на что, что кто-то, кого я знаю или учил, не погибнет в этой нескончаемой адской войне.
Мои бывшие кадеты, которые в итоге оказались бронетанковых войсках (танки и разведка) или в спецподразделениях, теперь могут оказаться в Сирии — война, которую президент Трамп «закончил» выводом американских войск из той страны, разве что, конечно, почти все из них так или иначе сразу же были направлены обратно. Некоторые из офицеров среди моих студентов могли даже иметь удовольствие бесконечно охранять нефтяные месторождения той страны, что — если США заберут хоть часть этого себе — просто нарушает международные законы. Но, чёрт возьми, что же тут нового?
И большинство — главным образом офицеры, логистики и силы специальных операций — могут ожидать развёртывания в одной из десятка или около того стран Западной Африки или Африканского Рога, которые военные США теперь называют домом. Во имя службы «военными советниками» с местными силам безопасности зачастую автократичных африканских режимов американские солдаты время от времени тихо погибают в «небоевых» миссиях в таких местах, как Нигер или Сомали.
Ни одна из нынешних боевых операций не была одобрена или всерьёз обсуждалась Конгрессом. Но в Америке 2019 года это не считается проблемой. Однако есть проблемы большего стратегического разнообразия. В конце концов, совершенно ясно, что с момента основания Африканского Командования США (АФРИКОМ) в 2008 году насилие на континенте лишь усилилось, а исламские террористические группировки и группы повстанцев распространялись по экспоненте. Честно говоря, подобная контр-продуктивность была с самого начала названием «войны с террором».
Ещё одна группа свежих выпускников училища проведёт до года в Польше, Румынии или государства Балтии в Восточной Европе. Там они, по всей видимости, будут подготавливать мелкие армии этих относительно новых стран НАТО — добавленных к альянсу в дурацком нарушении повторявшихся американских обещаний не расширяться на восток, когда закончилась холодная война. Однако в реальности они будут служить провокационными «сигналами» для якобы экспансионистской России. Учитывая, что российская угроза дико преувеличена, как и в годы холодной войны, само присутствие на Балтике моих бывших кадетов только усилит напряжённость между двумя сверх вооружёнными ядерными тяжеловесами. Подобные военные миссии слишком велики, чтобы не быть провокационными, но слишком малы, чтобы выжить в реальной (по сути невообразимой) войне.
Офицерам разведки среди моих кадетов могла бы, с другой стороны, быть оказана «честь» помогать силам Саудовской Аравии, делиться разведданными, чтобы обрекать йеменские цели — зачастую гражданские — на уничтожение благодаря произведённому в США снаряжению. Иными словами, эти молодые офицеры могли бы оказаться соучастниками в том, что уже стало худшим гуманитарным бедствием в мире.
Другие недавние мои кадеты могут даже постыдно отличится, участвуя в военных конвоях, движущихся по межгосударственным автомагистралям к южной границе Америки, чтобы установить там то, что президент Трамп назвал там «красивой» колючей проволокой, и в то же время помогать задержанию беженцев из-за войн и беспорядков, которые Вашингтон частенько подпитывает.
А другие недавние мои кадеты могли бы даже оказаться в бесплодных пустынях Саудовской Аравии, поскольку в недавние месяцы Трамп направил 3,000 американских солдат в ту страну. Там, как предполагается, молодые офицеры будут наёмниками в полном смысле слова, поскольку президент отстаивал отправку этих солдат (плюс две эскадрильи истребителей и две батареи мобильных РК «Пэтриот»), отметив, что саудовцы «заплатят» за «нашу помощь». Оставляя в стороне тот факт, что размещение американских солдат вблизи священных исламских городов Аравийского полуострова в прошлый раз плохо кончилось — вы, без сомнения, помните человека по имени бин Ладен, который протестовал против подобного размещение весьма жёстко — а недавняя отправка войск в Саудовскую Аравию предвещает катастрофическую будущую войну с Ираном.
Ни одна из этих потенциальных задач, ожидающих моих бывших студентов, даже отдалённо не связана с присягой («поддерживать и защищать Конституцию Соединённых Штатов от всех врагов, внешних и внутренних»), которую новые офицеры приносят в первый же день. Наоборот, это антиконституционное, опрометчивое безумие, которое выгодно главным образом укоренившемуся «государству национальной безопасности» и производителям вооружений. Трагедия в том, что некоторые из моих любимых кадетов, с которыми я когда-то играл в футбол, которые приглядывали за моими детьми, проливали слезы волнения и страха во время неофициальных завтраков в моём кабинете, вполне могут быть искалечены на всю жизнь или погибнуть в одной из бесконечных гегемонистских войн страны.
Кошмар становится явью
В мае этого года последние кадеты, которых я когда-то учил, станут выпускниками училища. В тот же день им присвоят звание младших лейтенантов армии, они отправятся «служить» своей стране (и её имперским амбициям) на всей территории континентальных Соединённых Штатов и в обширном мире, усеянном американскими военными базами. Учитывая мой собственный тернистый путь несогласного во время действительной службы (и моё облегчение после отставки) зная, куда они направляются — это вызывает у меня чувство меланхолии. В некотором смысле оно представляет собой разрыв моих последних слабых связей с организациями, которым я посвятил свою взрослую жизнь.
Хотя я настроен скептично и выступаю против войны, я всё ещё представляю, что обучение этих кадетов альтернативной более прогрессивной версии нашей истории сослужит последнюю службу той армии, которую я когда-то безоговорочно любил. Мои романтически надежды были таковы, что я помогу будущим офицерам, проникнутым критическим мышлением и обладающим цельным характером, чтобы противостоять несправедливым войнам. Эта фантазия помогает мне каждое утро вставать, одевать форму и выполнять свою работу компетентно и с энтузиазмом.
Тем не менее, когда мой последний семестр в качестве ассистента профессора заканчивался, я ощущал растущее чувство страха. Частично это было осознание того, что я вскоре вернусь в решительно не стимулирующую «настоящую армию», но было и кое-что большее. Я любил училище и «своих» студентов, но я также знал, что не могу их спасти. Я знал, что они на самом деле обречены пройти тот же путь, что прошёл и я.
В последний день в аудитории я отбросил запланированный урок и спустился к молодым мужчинам и женщинам, сидящим передо мной. Мы обсуждали мою собственную когда-то блестящую, а ныне проблемную карьеру и мою борьбу с эмоциональным здоровьем. Мы говорили о сложностях, ужасе и чёрном юморе боевых действий, они задавали мне прямые вопросы о том, что они могут ожидать в будущем как выпускники. Затем в последние минуты учительства во мне что-то надломилось. Я этого не планировал, но и не мог контролировать.
Мой самый большой страх, сказал я, что их многообещающие молодые жизни могут близко повторить моей собственный путь разочарования, эмоциональной травмы, развода и морального ущерба. Мысль о том, что они вскоре будут служить на тех же бессмысленных, ужасающих войнах, сказал я им, вызывает у меня «желание блевать». На часах было 16-00, время занятия закончилось, но ни один из ошеломлённых кадетов — без сомнения в растерянности, как понимать текущие по щекам слёзы офицера — не двинулся к двери. Я уверил их, что можно идти, обнял каждого перед их уходом и вскоре оказался в полном одиночестве. Так что я стёр всё с доски и тоже ушёл.
Прошло три года. В мае около 130 моих студентов выпустились. Моя последняя группа прикрепит золотые полоски новых офицеров армии в конце мая 2020 года. Я по-прежнему поддерживаю контакт с несколькими бывшими кадетами и, существенно позже того случая, мои студенты теперь едут по пыльным проселкам Ирака или топчут узкие тропинки Афганистана.
Мой кошмар стал явью.
Примечание:
* — организация, запрещённая в РФ.
