Обречённый на неудачу трагический герой в данном случае само Британское Королевство и его почитаемая (некоторые сказали бы дряхлая) парламентская система.
У Брексита есть две токсичных характеристики.
Люди проголосовали за выход из ЕС явным большинством, но избрали парламент, который на 75% за то, чтобы «остаться».
Всё из-за классовой предубеждённости голосования по Брекситу (болтающие классы за «Остаться» против отверженных «За» Брексит). Это требовало сверхчеловеческого самоотречения со стороны членов парламента, выполняющих волю народа, но считающих , что народ сошёл с ума. Некоторые члены парламента оказались способны на подобный вид интеллектуального самопожертвования ради демократии. Большинство не таково, они когтями и зубами цеплялись за то, чтобы прекратить Брексит или размыть его до потери смысла. Они придерживались бесчестной мантры о том, что голосование «за» не было представительным. Оно не было представительным только из-за них.
Вторым токсичным элементом были маневры ЕС. У боссов ЕС были две цели: остановить уход Британии или, если возможно, сделать его катастрофой для самой Британии, которая сдержит остальных. (Их политические цели и единство превзошли экономические интересы их граждан). Они воспользовались тем фактом, что после безрассудно быстрого избрания Мэй она стала зависеть от северо-ирландской Демократической юнионистской партии (DUP), чтобы иметь большинство, и ей нужен на своей стороне каждый консервативный член парламента.
Мэй пошла на полный Брексит: вне таможенного союза и единого рынка, а это означало, что она полностью полагалась на избирателей консерваторов и DUP, стремясь протащить сделку. Тогда ЕС скатился до отравленной пилюли соглашения о выходе: ирландский режим, временное членство в Таможенном Союзе до окончания переговоров по торговле, призванный воспрепятствовать жёсткой границе между Ирландией и Северной Ирландией. Это соглашение могло завершиться лишь взаимными договорённостями — то есть, разрешением ЕС. Более того, это требовало соответствия Северной Ирландии единым правилам рынка. Эту отравленную пилюлю DUP проглотить не могла, поскольку это отделяло Северную Ирландию от Великобритании, как и сторонники жёсткого Брексита, поскольку ЕС мог её использовать, чтобы вечно удерживать Соединённое Королевство в Таможенном Союзе.
Терезе Мэй следовало стукнуть по столу и потребовать установить временное ограничение на действие ирландского режима или право Соединённого Королевства уйти в одностороннем порядке, или она уйдет. Дракон в Палате Общин, но мышонок в Брюсселе, она струсила. ЕС был категоричен: ирландский режим должен быть неограниченным по времени, и настаивал, что всё соглашение подписать сейчас же и не возвращаться к нему. (В лучшем случае они бы дали несколько беззубых словесных уверений, которые не входили в соглашение). Подобная неуступчивость гарантировала, что Соглашение о выходе никогда не пройдёт в парламенте. Голоса против со стороны DUP и сторонников жёсткого Брексита, добавившись к голосам сторонников «Остаться» и партийным голосам Лейбористов (которые ошибочно назвали соглашение «Брекситом Тори») гарантировали сокрушительное поражение каждый раз, когда Мэй представляла соглашение.
Единственным логическим решением было бы угрожать Лейбористам Брекситом без соглашения, чтобы привлечь их на свою сторону, поскольку само Соглашение о выходе не содержало ничего, что не поддерживала партия лейбористов. Оно не определяло детали будущих торговых отношений Соединённого Королевства и ЕС, о них договорились бы после (то есть, не исключался таможенный союз и единый рынок), а Политическую декларацию, которая очерчивала будущее, легко было состряпать так, чтобы она всех устраивала. Вместо этого Мэй решила пойти на компромисс с Лейбористами и недвусмысленно настаивала на том, чтобы остаться в таможенном союзе, чтобы получить их поддержку. Теперь её собственные сторонники жёсткого Брексита подняли открытый мятеж. Пляска становилась лихорадочной, поскольку приближается 12 апреля, новая дата, когда Британия должна уйти или просить ЕС о значительной пролонгации статьи 50.
Остаётся посмотреть, пройдёт ли компромисс по Таможенному Союзу (который делает невозможным для Британии заключать свои торговые соглашения, а это одна из основных целей Брексита). Поскольку это может быть лишь написано в ни к чему не обязывающей Политической декларации (в качестве намерения), а не в юридически обязывающем Соглашении о выходе, трудно представить, что лейбористы поверят обещаниям уходящего премьер-министра.
Наиболее важным будет мнение ЕС, когда Мэй на следующей неделе попросит о пролонгации. Предоставят ли в ЕС длительную пролонгацию в надежде, что Брексит выгорит и второй референдум его отменит? (Подвергнув себя ещё большими разглагольствованиями Фараджа в парламенте ЕС, под приветствия толп французских и итальянских популистов). Или они скажут, что пора всё заканчивать и вынудят Соединённое Королевство выбирать между отказом от Брексита и выходом без соглашения? (Иными словами, сдаться или пострадать — эндшпиль макиавеливских интриганов среди них, но возможно, теперь ещё и просто раздражённых и отчаявшихся).
Если ЕС выберет второе, это может стать благотворным пинком под зад самой эгоистичной, зашоренной, расколотой политической элите на планете. Всегда поучительно узнать, насколько кое-кто нелюбим и заменим. Если такое случится, станет окончательно ясно, останется ли у британского парламента достаточно драных остатков гордости, чтобы уйти или они в очередной раз будут пресмыкаться и ползать (на этот раз до скончания века) под щелчки кнута их хозяев в Брюсселе. Вот это на самом деле и определит, что за страна — Британия и какой она будет.
