Три очень различающихся страны, но во всех случаях существует убеждённость значительного числа избирателей, что им лучше бы быть самим по себе, вне какого-либо контроля наднациональной власти, вроде ЕС или страны наподобие Ирака или Испании.
Референдумы отвечают на многие вопросы: неудивительно, что обнаружившие разногласия правительства, демагоги и диктаторы испытывают к ним такую нежность. Внешне они выглядят народной демократией и создают впечатление, что важные решения в итоге достигаются сведением сложных вопросов к простому «да» или «нет». Они облегчают манипулирование общественным мнением, поскольку то, что просят одобрить избирателей, зачастую по большей части принятие желаемого за действительное, а то, против чего они выступают — набор не связанных между собой претензий. В трёх странах есть масса несчастных и недовольных людей, которые голосовали на референдумах в прошедшие 15 месяцев, но нет никаких причин полагать, что их голосование сделает их счастливее или им станет лучше жить.
Отсутствие существа дела в обещаниях хорошего будущего должно быть более очевидным. Это особенно невразумительно в Британии, поскольку аргументы за и против Брексита обсуждались обеими сторонами в экономических терминах, а на практике основные бедствия, исходящие от Брексита, уже случились.
С момента закрытия избирательных участков 23 июня 2016 года британское общество глубоко раскололось, возможно, больше, чем когда-либо со времён гражданской войны 17 века, что отгремела 375 лет тому назад. «На самом деле это похоже на гражданскую войну, только без выстрелов», сказал мне на прошлой неделе один из комментаторов, говоря о глубине, злобе и длительном характере этого раскола. Правительство настолько расколото, что ему ещё надо найти достаточно общих оснований, чтобы избавиться от Терезы Мей, даже при том, что у неё по-видимому наступил полный упадок сил.
Есть и ещё одна опасность. Сторонники Брексита вспоминали британские золотые деньки в прошлом, когда Британия возвышалась в одиночестве и была мастерской мира, поддержанная примуществами свободной торговли. Но это неверное прочтение британской истории: то, что Британия оказалась среди победителей в Наполеоновской и Первой и Второй Мировых войнах имеет меньшее отношение к экономической мощи, чем к морской мощи и умению создавать альянсы. Повторю, ослабление британского государства — не что-то этакое, что будет отложено до окончания некоего гибкого переходного периода, оно уже началось.
Британский опыт референдумов отнюдь не уникален, у него повсюду есть параллели. Опыт демонстрирует, что референдумы всегда используются побеждающей стороной, чтобы сделать вид, что их большинство, как бы непрочно оно не было и насколько низка явка, представляют собой единое национальное желание. На самом деле 52/48 процентов британского голосования отразили именно это — страна расколота пополам. Явка в Каталонии в прошлое воскресенье была всего 42%, но премьер-министр Каталонии, как ожидается, объявит о независимости, если ему будет позволено обратиться во вторник к парламенту.
Как часто случалось в истории, те, кто хотят провести радикальные или революционные перемены, ничего не достигают без провокаций необоснованной и контрпродуктивной чрезмерной реакции со стороны тех, кто хочет сохранить статус-кво. Правительству Испании не потребовалось бы долгих размышлений, чтобы осознать, что отправка национальной полиции с целью попытаться и не преуспеть воспрепятствовать референдуму, избивая обычных людей перед телекамерами, была лучшим способом помочь завоевать симпатии сторонникам независимости. Осыпать подозрениями в мятеже против государства главу каталонской полиции Жозепа Луиса Траперо перед судьей в Мадриде тоже не гарантировало ничего, кроме как придало легитимность тем, кто проводил референдум.
Саморазрушительный идиотизм правительств при защите своих собственных интересов не перестает изумлять. Те, кто оправдывает свою власть установлением закона и порядка, не могут внезапно начать вести себя как бандиты, не нанося вреда своей власти. Я помню, как полвека тому назад — в Северной Ирландии в 1968 году — спросил организатора движения в защиту гражданских прав о следующем шаге, который предпримет его движение, пытавшееся добиться равных прав принадлежащих к Римской Католической церкви в светском государстве, управляемом протестантами. Он сказал, что он и его коллеги только что на встрече проголосовали за то, чтобы ничего не делать, а подождать, пока правительство сделает очередную дурацкую ошибку, например даст разрешение полиции нападать на мирных участников марша за гражданские права перед фотокамерами и телекамерами. Именно это правительство и сделало.
Референдум в иракском Курдистане 25 сентября обладает своими отличительными признаками, но тоже указывает на нечто общее с другими референдумами: голосование проходило за или против независимости для иракских курдов, выборы шли на территориях, относительно которых спорят иракское правительство и курдское региональное правительство (КРП). Кажется, был призыв президента КРП Масуда Барзани завернуть его в курдский флаг и представить стандартным носителем курдского национализма. Надо принимать, как должное, что большинство курдов хотят независимого государства, но вопрос в том, насколько это выполнимо.
Голосование было полезным для Барзани, оно даёт ему легитимность, хотя его срок на посту в спорных условиях закончился в 2015 году. Несмотря на близость экономического коллапса КРП, Барзани способен отвлечь внимание от этого факта, и представить ни к чему не обязывающий результат референдума, как панацею или лекарство от всех проблем курдов, во многих из которых виновато коррумпированное и плохо функционирующее правительство курдского региона.
Есть и другое сходство между Брекситом и Крекститом: пусть политики в Соединённом Королевстве делают вид перед избирателями, что баланс сил между Британией и 27 государствами ЕС был равен, и на этой основе можно было вести переговоры. Аналогично мистер Барзани сказал после референдума, что он бы провёл переговоры о независимости напрямую с покладистым правительством в Багдаде. Конечно, это фантазия — и у Мей, и у Барзани слишком слабые карты, чтобы играть против намного более сильных противников. Багдад говорит, что не будет никаких переговоров ни о чём, пока не будут аннулированы результаты референдума, а Турция и Иран в состоянии надавить на КРП, чтобы добиться уступок.
Сторонники Брексита, Крексита и ещё одного Крексита обещают краткосрочные неурядицы в обмен не то, что их страны достигнут настоящей независимости и долговременного процветания.
На деле же британцы, курды и каталонцы более похоже на трёх растяп из стишка Эдварда Лира, которые лихо отправились в море в решете, несмотря на предупреждение, что они все утонут, но что растяпы отвечали: «Наше решето невелико / Но нас ничуть это не волнует / Нас не волнуют пустяки / Мы в решете отправимся в море!»[1].
Примечание:
1 — В переводе Маршака стих звучит так:
Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы наш рассказ.
