10 мая 1940 года войска первой группы армий генерала Бийота вступали в Бельгию. Полк за полком, дивизия за дивизией переходили границу 1-я, 2-я, 7-я и 9-я французские армии, а также британский экспедиционный корпус. Отборные части союзников, включая большую часть подвижных соединений двигались на соединение с бельгийской и голландской армиями, чтобы встретить германское вторжение как можно дальше от границ Франции и, пользуясь подавляющим численным превосходством, разгромить весь правый фланг немецкого фронта (группу армий «Б» Фёдора фон Бока).
Через одиннадцать дней, 21 мая, союзников постигла катастрофа. Их лучшие части оказались окружены в районе Дюнкерка. 14 мая капитулировала Голландия, 28 мая Бельгия, 4 июня британский флот завершил эвакуацию окружённых под Дюнкерком французских войск и британского экспедиционного корпуса. Было вывезено 338 тыс. чел., но брошена вся техника, транспорт и артиллерия. Для сравнения, общая численность капитулировавших бельгийской (600 тыс. чел.) и голландской (400 тыс. чел.) армий составляла около миллиона активных штыков.
Не удивительно, что потеряв за первые три недели активных боевых действий полтора миллиона убитыми, раненными, пленными и бежавшими с поля боя, лишившись лучших войск и всех подвижных соединений, союзники проиграли французскую кампанию. Уже 22 июня 1940 года Франция подписала так называемое Второе Компьенское перемирие (фактически безоговорочную капитуляцию).
Ещё в 1939 году, накануне начала Второй мировой войны, французская армия считалась сильнейшей в мире. К моменту вторжения немцев в Нидерланды, Бельгию и Францию союзники имели перевес как по числу дивизий и численности пехоты, так и по артиллерии, авиации и танкам. Причём, если качество артиллерии и авиации было сопоставимым, то танковый парк союзников был более совершенным.
Таким образом, при прочих равных, война должна была носить кровопролитный затяжной характер, но, в конечном итоге, общее экономическое и численное превосходство союзников, а также их способность организовать морскую блокаду Германии, должны были сыграть ту же роль, что и Первой мировой войне, в которой Германия, несмотря на все усилия, которые были приложены войсками и штабами, а также на досрочный выход России из войны из-за революции, всё же была вынуждена капитулировать.
Поражение союзников объясняется чудовищной ошибкой. Ожидая повторения применённого в 1914 году «плана Шлиффена», предполагавшего обход левого крыла союзников через Бельгию и Голландию, они просмотрели «план Манштейна», предполагавший заманить их в Бельгию, окружить там и уничтожить. Что и произошло.
Таким образом, даже изначально выигранную войну можно проиграть, допустив элементарную ошибку, неверно оценив планы противника и, как результат, избрав неправильные средства и методы противодействия этим планам. В принципе «план Манштейна» опровергался. Действуй союзники правильно и катастрофа постигла бы германскую армию. Но идеальная победа тем и отличается от обычной, что она достигается при малых ресурсных затратах («не числом, а умением»), при балансировании на грани столь же идеального поражения (если что-то пойдёт не так).
Мне уже не раз доводилось писать, что современные военные действия в значительной мере перенесены в информационную сферу. Более того, даже победа, достигнутая в традиционном военном столкновении на поле боя, должна быть подтверждена в информационном пространстве. Иначе все реальные достижения легко опровергаются виртуальными средствами, и самая идеальная победа становится столь же идеальным поражением, только потому, что враг сумел навязать миру свою картинку. И точно так же, как лучшие дивизии союзников, полк за полком вступая 10 мая в Бельгию работали на выполнение «плана Манштейна», поскольку франко-британское командование допустило ошибку на стадии оценки намерений немцев, мы сами способны похоронить все свои успехи, если допустим ошибку в оценке информационных планов наших противников, отправим свои главные силы в западню и за врага решим проблему выигрыша им информационной кампании.
Эта опасность тем более реальна, что несмотря на все рассказы о страшном диктаторском режиме, в России практически отсутствует государственная цензура, как таковая, а самоцензура журналистов зачастую не срабатывает за счёт либо низкой квалификации, либо традиционной склонности как это сейчас называется «ловить хайп».
Коммерческая журналистика базируется на трёх китах:
1. Любой скандал способствует рекламе, а реклама приносит деньги.
2. Чтобы активно «ловить хайп» не обязательно знать тему. Главное нагнетать эмоции.
3. Зрители завтра забудут, что вы говорили вчера, если эмоциональный фон не будет понижен. В крайнем случае, в провале можно будет обвинить профессионалов (чиновников, политиков etc.) потому, что они не сделали, как вы советовали. Никто не будет разбираться, что ваш совет был откровенно глупым, а к провалу привели вами же раздутые эмоции. Зритель всё равно не умеет отличить праведное от грешного.
В условиях отсутствия государственной структуры, ответственной за контроль информационного пространства и управление информационной политикой, а также при том, что главным критерием эффективности СМИ (даже государственных) является их коммерческая успешность (они должны зарабатывать), каждое СМИ действует в соответствии со взглядами, убеждениями и уровнем профессионализма своих журналистов, редакторов и руководителей. А они не идентичны, наоборот, существенно различаются. Поэтому вместо игры единого оркестра получается какофония, в которой политическая успешность зачастую оказывается диаметрально противоположной коммерческой, но последняя всегда получает приоритет.
Причём поправить ситуацию, по крайней мере на первом уровне, не так сложно как кажется. Государство обладает достаточными возможностями для того, чтобы коммерческий успех сопутствовал только адекватно отстаивающим его политическую линию СМИ. Это оно прямо или косвенно (через формально владеющие госкомпании) контролирует большую часть СМИ, а значит, оно и решает, кому, сколько и за что именно платить. Именно задействованием этого (финансового) рычага наши западные «друзья и партнёры» добиваются полного единодушия СМИ в отстаивании «линии партии и правительства» без всяких цензурных комитетов. Происходит естественный отбор. «Ловцы хайпа» отправляются в мыльные оперы, поскольку оказываются несоответствующими требованиям профессиональной политической журналистики, не чувствуют в погоне за «хайпом», что в данный момент лучше «сделать паузу, скушать твикс» и не бросаться на первую попавшуюся приманку, возможно подсунутую «хайполовам» врагом, как немцы подсунули в 1940 году союзникам Бельгию.
В чём проблема современной политической журналистики? В огромных объёмах информации, поступающих в сжатый период времени. Когда журналистом работал Марк Твен, от момента поступления новости, до момента выхода материала проходили как минимум часы, а то и дни. Автор мог изучить проблему, вписать её в общий контекст актуальной политики и работать с темой в соответствии со своими взглядами и редакционной политикой издания. Когда военным корреспондентом работал Константин Симонов скорости и объёмы получения и обработки информации немногим отличались от времён Марка Твена. Такими они оставались вплоть до конца ХХ века, до эпохи компьютеров, электронной почты, интернета и социальных сетей, обеспечивающих вас информацией (и дезинформацией) из любой точки планеты в режиме реального времени.
Политический журналист сталкивается с дилеммой: изучить незнакомое или непонятное ему событие или явление и опоздать с «горячей новостью», проигрывая конкурентам борьбу за оперативность (фактически за тот же «хайп»), либо не морочить себе голову проверкой и изучением информации и дать новость первым, рискуя попасть пальцем в небо, а в худшем случае, нанести своей стране информационно-политический ущерб. Если оплачивается «хайп» большинство сделает выбор в пользу оперативности, если же существует платежеспособный спрос на политически выверенную позицию, большинство выберет более глубокое изучение проблемы.
Пресс-службы государственных структур могли бы регулировать и направлять этот процесс, но они сами не объединены в единую систему и зачастую не понимают к чьей сфере компетенции относится конкретная новость, кто должен её комментировать и трактовать. Поэтому здесь верх берёт традиционная бюрократическая осторожность. Если у меня нет приказа комментировать, я лучше промолчу. За молчание не накажут, а за несвоевременную инициативу не похвалят. Фактически не так страшно то, что политическую журналистику наводняют шоумены, привнося в неё свои, не свойственные ей правила игры. Иногда новый взгляд и свежий нестандартный подход к подаче информации бывает даже полезен. Страшно, что эта важнейшая сфера деятельности, находящаяся в современном обществе на грани между военными действиями и спецоперациями, оставлена без профессионального руководства – важнейшая, с точки зрения государственной безопасности, площадка оставлена без государственного присмотра. Если уж «невидимая рука рынка» не смогла без государственного вмешательства эффективно развивать экономику, то в информационной борьбе она окажется ещё более импотентной.
Пока что слабость пропагандистской машины компенсируется успешностью и эффективностью высшего политического руководства. Команда, собранная президентом за почти 20 лет, умело маневрирует в режиме реального времени, переигрывая своих зарубежных оппонентов, за счёт более качественного образования, более мощного интеллекта и, главное, более эффективной схемы принятия ключевых решений. Годы несомненных политических побед формируют народное доверие и мелкие огрехи пропагандистского аппарата не замечаются.
Но, во-первых, от мелких огрехов недалеко и до крупных провалов. Во Франции были офицеры, которые задолго до войны предсказали возможность использования того, что в 1940 году стало известно, как «план Манштейна». Но генеральный штаб к ним не прислушался в силу того, что особенности его организации не предполагали анализ альтернативных возможностей противника. Результат – катастрофа 1940 года.
Во-вторых, если в вашей системе есть слабое звено, то противник его рано или поздно нащупает и именно по нему нанесёт удар. Медийная сфера – слабое звено российской политической системы, как в советской слабым звеном был второй эшелон партийной номенклатуры, истосковавшийся по власти и реформам в тени геронтократического консервативного политбюро. В результате, когда «реформаторы» дорвались до власти, они с упоением разрушали всё, что могло хоть как-то притормозить реформы, ввести их в более-менее осмысленное, контролируемое русло. Для них главное было уже не реформировать СССР, а не допустить возвращения к власти консервативного крыла КПСС.
В нашей медиа сфере тактика «хайпа» уступает стратегии осмысленной пропаганды. Если противник знает вашу стандартную реакцию на стандартный раздражитель, он, рано или поздно, поймает вас на этой реакции в ловушку, как немцы поймали французов и англичан в 1940 году, заранее просчитав, как те будут реагировать.
Для иллюстрации приведу в пример актуальную в российском информационном пространстве тему прошедшей недели. Слава Богу с выходных она ушла из СМИ. Ушла резко. Так что я думаю, что в этот раз профессионально владеющие темой люди смогли донести опасность «ловли хайпа» на этой конкретной теме до руководства страны или воздействовать на СМИ каким-то иным образом, но факт остаётся фактом – с субботы будоражившая умы тема исчезла из информационного пространства. Если бы так было всегда, то не было бы повода писать эту статью.
Я имею в виду тему подачи так называемой Турецкой православной церковью иска в турецкий же суд на патриарха Варфоломея, в связи с его действиями на Украине. Первая реакция большинства российских СМИ была естественной: кто-то выступил против нашего врага с поддержкой нашей позиции – это хорошо, надо поддержать выступившего. Последовали даже предложения признать Турецкую православную церковь в пику Константинопольскому патриархату. Мол, как они с нами, так и мы с ними.
Ничего удивительного в такой реакции нет. Многие журналисты (если не большинство) освещающие в центральных СМИ (особенно на телеканалах) тему церковного раскола не только не православные, но даже не христиане. Для них, как и для многих их руководителей, речь идёт не о церковных канонах, а о «борьбе попов за имущество». Они честно, как патриоты, готовы поддержать «своих попов», но, к сожалению не понимают истинных причин и размаха противостояния, а также его возможных последствий. Поэтому они переносят на данную сферу опыт своего участия в межолигархических разборках или в корпоративных конфликтах, где каждое лыко бывает в строку.
В чём опасность такого подхода? Начнём с меньшего из зол. Российские СМИ, поддерживая РПЦ и УПЦ МП, справедливо отмечают, что на Украине в автокефалии заинтересованы только раскольники, не признанные каноническими церквями. То есть наша позиция базируется на церковных канонах. И это правильно, поскольку с точки зрения светского права никакой разницы между УПЦ МП, УПЦ КП, УАПЦ и любой сектой из десяти человек, которые решили назвать себя православной церковью нет. Государство от церкви отделено, оно обязано зарегистрировать любую религиозную организацию, деятельность которой не противоречит законодательству и относиться к ним всем одинаково.
Но Турецкая православная церковь – такие же никем не признанные неканонические раскольники, как филаретовский «Киевский патриархат». Они точно так же действуют на основе светского, а не церковного права. Разница заключается в том, что у Филарета сотни храмов и сотни тысяч прихожан, а у Турецкой православной церкви три храма и несколько сотен (неподтверждённых) прихожан.
Когда российские СМИ пиарят решение Турецкой православной церкви, направленное против Константинополя, они ослабляют свою собственную и государственную позицию в поддержку УПЦ МП и РПЦ. Ведь в этом случае их вполне устраивает псевдо-церковь, действующая на основе светского права. То есть, при желании СМИ можно обвинить в двойных стандартах и политической ангажированности, чем изрядно снизить эффект от пафоса их поддержки РПЦ конфликте с Константинополем.
В той же плоскости лежит и предложение «признать Турецкую православную церковь». РПЦ может рассчитывать на поддержку части, большинства или (если повезёт) даже всех православных церквей не потому, что те против конкретной автокефалии на Украине, а только потому, что каноническая УПЦ МП об автокефалии никого не просила и вопрос автокефалии в принципе является исключительно вопросом внутренней жизни РПЦ. То есть, Варфоломей нарушил церковные каноны, вторгся на чужую каноническую территорию и присвоил себе право судить независимые церкви. Это опасно для всех православных церквей и позиция Москвы им понятна. Но, если Москва начнёт делать ровно то же самое на территории Константинополя, то для остальных православных она ничем не будет отличаться. Только Варфоломей пытается захватить несколько сотен тысяч верующих, а РПЦ будет претендовать на три-четыре сотни (или даже меньше). Неравноценный обмен.
Далее, сама мотивировка иска ТПЦ к Варфоломею базируется на том, что он якобы своими действиями нарушил положения Лозанского мирного договора 1923 года, которыми регламентируется его пребывание на территории Турции. Здесь сразу две долгоиграющие опасности:
1. ТПЦ требует от национального суда дать трактовку положений международного договора. Это в принципе невозможно с точки зрения международного права, зато полностью соответствует позиции США, которые настаивают на экстерриториальности решений своих судов. Если положения Лозанского договора нарушены, то официальную ноту в МИД Турции должен послать МИД одной из стран-подписантов (Великобритания, Франция, Италия, Япония, Греция, Румыния и отсутствующее ныне Королевство сербов, хорватов и словенцев, которое договор не ратифицировало). Как видим, России среди подписантов нет вообще и чего-то требовать от Турции по Лозанскому договору она не может. Так кому выгодна мотивировка иска?
2. Поскольку Варфоломей якобы нарушил условия своего пребывания в Турции, по умолчанию делается вывод о возможности его высылки, что тоже вдохновляло некоторых наших патриотов. Подумаем, кому это выгодно? ТПЦ выгодно однозначно. Если Турция решит ликвидировать Константинопольский патриархат, то ТПЦ окажется единственной православной конфессией на её территории и у неё повысятся шансы на признание её каноничности хоть какой-то из православных церквей. Выгодно ли это России или РПЦ? Однозначно нет. Ведь тогда Варфоломей будет изгнан мусульманами, а косвенной причиной его изгнания будет Россия и РПЦ (в мотивировке указано, что он подрывает отношения Стамбула и Москвы). С пострадавшим от мусульман православным патриархом РПЦ было бы бороться куда сложнее, чем с раскольником Варфоломеем.
Наконец, не могу не обратить внимания на ещё один момент, с моей точки зрения самый неприятный во всей этой истории. Хоть мой друг Андрей Ваджра и говорит, что в данном опросе я излишне конспирирую, мне всё же представляется вполне возможным, что эта история вбрасывалась в наше информационное пространство с расчётом на естественную реакцию наших СМИ, которая должна была, продержись тема в новостных топах несколько дольше, привести к куда более неприятным для нас последствиям, возможно даже к форменной катастрофе на украинском информационно-политическом фронте (на котором мы пока кампанию не торопясь выигрываем), причём речь идёт не только о церковной проблематике.
Не надо забывать, что Турецкую православную церковь в 20-е годы прошлого века создавало правительство Ататюрка. Она всегда поддерживала хорошие отношения не просто с турецкими властями, но со светской турецкой властью, выводившей свою преемственность от Ататюрка. Между тем, Эрдоган известен своей приверженностью к восстановлению прав ислама в Турции и как борец с последствиями кемалистской секуляризации. Кемалисты в армии, государственной бюрократии и СМИ являются последовательными оппонентами курса Эрдогана, а многочисленные чистки, как до, так и после попытки государственного переворота, не позволили полностью избавиться от их влияния. При этом ориентированы кемалисты на США.
Почему не предположить, что такую с виду выигрышную (за которую должны ухватиться «хайполовы»), а на деле крайне невыгодную для России и РПЦ инициативу не продвинул, через свою кемалистскую агентуру Вашингтон. С учётом методов, применяемых нашими американскими «друзьями и партнёрами», если ситуация контролировалась из Госдепа или из Лэнгли, опасность для нас была значительно большей, чем кажется на первый взгляд.
Американцы не хуже нас знают, как развивается стандартная информационно-политическая кампания в России. На первом этапе СМИ хватают «хайповую» новость, которая вроде бы соответствует «генеральной линии партии» и начинают её всяко-разно обсасывать. На втором этапе, к обсуждению присоединяются эксперты и политики. Они уже знают, что новость в тренде (СМИ её уже разогнали) и пытаются поймать свою долю «хайпа». Как из рога изобилия сыплются самые радикальные оценки и предложения, причём среди предлагающих часто оказываются депутаты Госдумы, члены Совета Федерации. После этого начинается третий этап, когда СМИ обсуждают уже предложения экспертов и политиков по теме и выясняют, почему власть, а в нашем случае ещё и РПЦ, не предпринимает таких «естественных» и «эффективных» шагов. Всего три этапа могут занять от трёх до пяти недель. На этом, можно сказать, дело сделано.
Вряд ли Вашингтон (если он стоит за инициативой ТПЦ) рассчитывает на какой-то эффект от подачи иска в суд, кроме информационного. Но информационное поле всегда готовится для каких-то действий, которые должны привести противника к морально-политической катастрофе, так его дискредитировать, чтобы вовек не отмылся. Какими могли бы быть эти действия?
Если религиозный фанатик мог убить российского посла в Стамбуле, почему религиозный фанатик не может убить Константинопольского патриарха? США затем «с горечью» констатируют, что к этому результату «закономерно» привела кампания травли в российской прессе, а также действия ТПЦ, обвинившей Варфоломея в подрыве государственных интересов Турции. Если бы кампания восхищения смелостью ТПЦ продолжалась в российской прессе подольше, то «увидеть» связь между ними не было бы для Запада проблемой.
Вспомните «дело Скрипалей», которых с момента «выздоровления» регулярно «видят» «на свободе» какие-то «свидетели», но никто так и не сумел снять хотя бы на мобильный телефон. Вспомните погибших и пострадавших «по случаю» бомжей, полицейских и случайных прохожих. Вспомните на чём базируются «доказательства» «российского участия», которые так и не были представлены широкой публике. И подумайте, что если бы после трёх-четырёхнедельной кампании в поддержку ТПЦ в российской прессе вдруг кто-то в Турции убил бы Варфоломея, «аргументы» Запада выглядели бы менее убедительно?
Уверен, что ЦРУ даже не понадобилось бы подсказывать – Константинопольский патриархат сам бы догадался немедленно канонизировать нового мученика и в своих дальнейших атаках на РПЦ размахивал бы им как флагом.
Не все из моих коллег разделяют моё мнение, но я считаю, что США могли бы заставить Константинопольскую церковь заявить о небезопасности пребывания патриарха на территории Турции и перенести собор по его избранию в тот же Киев, в котором Константинополь недавно «восстановил ставропигию». Это было бы очень сильным ударом и по УПЦ МП (не знаю, выдержала ли бы она его), и по РПЦ, и по международному престижу России. Более того, новый патриарх ещё получил бы возможность торговаться с Эрдоганом об условиях своего возвращения в Константинополь.
Для всех наших врагов одни плюсы. Так что думаю, что тема не случайно исчезла из информационного пространства России. И это радует. Но это не последний информационный вброс на который ловились, ловятся и будут ловиться наши СМИ, пока не будет переформирована схема их работы, не изменены приоритеты, не приведены в соответствие с потребностями времени критерии оценки эффективности.
На сегодня это наше слабое место и по нему будут бить, рассчитывая, что рано или поздно какой-то из ударов будет пропущен. Цели две: подрыв доверия к власти внутри страны, для ослабления её позиций и подрыв международного авторитета России и доверия к ней на международной арене. В первом случае используются простые средства и невзыскательные исполнители. Именно отсюда мы всё время слышим, что «в разбившемся автобусе погибло не десять, а пятнадцать человек». Что «в моей области все заводы закрылись, мосты развалились, а дороги не строят» и т.д. Это рассчитано на массу, которая не задумывается, зачем власти врать по поводу количества жертв несчастного случая, откуда среднему человеку известна судьба заводов, дорог и мостов во «всей области» и почему именно его область (в 90% случаев название не указывается) так разительно отличается от остальных. Мозг просто фиксирует: «нам врут», – а вода камень точит.
В сфере внешнеполитической требуется более тонкая работа. Всё же здесь задействованы и более профессиональные журналисты, и дипломаты, и спецслужбы, и высшая бюрократия. Поэтому ловушки в этой сфере сложнее и тоньше организованы. Но главный принцип действия у всех у них един: расчёт на естественную, стандартную, предсказуемую реакцию, которая отправит элитные дивизии в Бельгию навстречу катастрофе.
Ростислав Ищенко,
Источник: alternatio.org.
Рейтинг публикации:
|
