Начавшаяся на рассвете 22 июня 1941 года Великая Отечественная война перевернула судьбы Европы и мира. Вместо быстрого разгрома СССР, на который рассчитывали не только лидеры нацистской Германии и её сателлитов, но и многие политики в Англии, США, других западных странах, в мире возникло совершенно новое соотношение сил. Победа героической Красной армии принесла свободу европейским народам, приблизила появление на карте мира народного Китая, привела к коренному изменению ситуации на Дальнем Востоке, подъёму антиколониальной борьбы народов Азии и Африки.
Не такое развитие событий рассчитывали те западные лидеры, кто во второй половине 1930-х годов пытался «побрататься» с Гитлером на антисоветской и антирусской основе. Одним из них был британский премьер Невилл Чемберлен, бахвалившийся по возвращении из Мюнхена, что привёз соотечественникам «мир». Его ближайший советник по политическим вопросам сэр Гораций Уилсон оказался более словоохотливым. 10 сентября 1938 года (накануне решающей встречи Чемберлена с Гитлером по проблеме раздела Чехословакии) он предложил своему шефу заявить фюреру, что «Германия и Англия являются двумя столпами, поддерживающими миропорядок против разрушительного напора большевизма» и что лично он «не желает сделать ничего такого, что могло бы ослабить тот отпор, который мы можем вместе оказать тем, кто угрожает нашей цивилизации».
Мюнхенское соглашение 1938 года предоставило Германии свободу рук во всей Европе. Это, кстати, хорошо понял тогдашний президент Чехословакии Эдвард Бенеш. Его реакция, по словам личного президентского секретаря Прокопа Дртины, была следующей: «Это – конец. Вероломство наказывается. Уму непостижимо. Они думают, что спасут себя от войны и революции за наш счет. Ошибаются».
А в годы Второй мировой войны Бенеш в качестве президента Чехословацкой республики в изгнании стал активным сторонником сближения с СССР, в сотрудничестве с которым видел дополнительные гарантии безопасности от немецкой угрозы. Он хорошо понимал, что разгром Германии неизбежно приведёт к усилению СССР, к ослаблению Франции, Великобритании, центральноевропейских государств.
Западные же союзники Советского Союза в той войне и после войны не хотели признать колоссальные изменения в мире. Спустя год после разгрома Германии силами антигитлеровской коалиции администрация Гарри Трумэна заявила, что вне зависимости от того, какую политику проводит СССР, само его существование «несовместимо» с интересами безопасности США. Это было продолжение линии Чемберлена, говорившего, что для того, чтобы жила Великобритания, должен погибнуть «большевистский Советский Союз».
В отличие от западных лидеров советские политики и дипломаты хорошо представляли ключевые тенденции развития международной обстановки в предвоенные годы. В секретном письме полномочного представителя СССР в Великобритании Ивана Майского народному комиссару иностранных дел Максиму Литвинову от 10 февраля 1939 года говорилось: «На ближайший период, скажем, до конца текущего года или, во всяком случае, до середины текущего года, в распоряжении Чемберлена нет таких «третьих стран», которые можно было бы сравнительно легко и удобно бросить, как кость, фашистским агрессорам. Быстро приближается момент, когда Чемберлену придется откупаться либо за счет Британской империи, либо за счет таких стран (Франция, Бельгия, Голландия), к судьбе которых, по соображениям самого эгоистического свойства, он не может быть слишком равнодушен... Политическая атмосфера в данный момент, после побед Франко и полного поглощения Чехословакии, также в высшей степени благоприятна для фашистских авантюр, – неизвестно, удержится ли она до будущего года. Равным образом неизвестно, сохранится ли до того времени у власти Чемберлен – этот важнейший союзник Гитлера и Муссолини, а также останется ли в силе тот раскол между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР - с другой, который сейчас так облегчает Германии и Италии свободное маневрирование на европейской арене. Все эти и им подобные соображения должны, мне кажется, толкать Гитлера и Муссолини к большей активности именно теперь, пока еще не поздно, в 1939 году».
Оценки советского дипломата подтвердились последующим развитием событий. В секретном письме председателю Совета народных комиссаров и народному комиссару иностранных дел СССР Вячеславу Молотову от 11 декабря 1939 года (спустя три с половиной месяца после заключения советско-германского договора о ненападении) Иван Майский указывал: «С одной стороны, англо-французы боялись агрессии и ввиду этого хотели иметь пакт о взаимопомощи с СССР, но, с другой стороны, те же англо-французы опасались, что такой пакт может усилить Советский Союз, а это никак не входило в их расчеты. В конечном итоге данное опасение взяло верх, и переговоры закончились полным крахом. Окидывая одним общим взглядом позицию британского правительства в отношении СССР за последние 3,5 месяца, необходимо констатировать, что внутренняя противоречивость ее осталась в полной силе. Однако в обстановке войны эта противоречивость стала выражаться в несколько иных формах, чем раньше… С одной стороны, правящие круги Великобритании за рассматриваемый период были полны чувством глубокой ненависти к СССР. Эта ненависть не представляет собой чего-либо нового. Она является естественным и неизбежным продуктом этого классового чувства, которое так сильно развито в руководящих элементах английской буржуазии и которое неоднократно находило свое выражение и в прошлом. Однако хронически застарелая ненависть к СССР с начала войны приобрела особые остроту и напряженность. Объяснялось это тем, что крах летних переговоров с СССР явился вместе с тем крахом всей политики Чемберлена, которая в основном сводилась к тому, чтобы столкнуть Германию с СССР и, таким образом, развязать войну на Востоке. Вместо этого война развязалась на Западе».
Понимание пагубности политики Запада в отношении Гитлера и СССР присутствовало и у русских эмигрантов, оставивших Родину. Бывший посол российского Временного правительства во Франции Василий Маклаков писал 28 марта 1940 года из французской столицы бывшему посланнику России в Греции Елиму Демидову: «Я старался… указывать только на то, что бесспорно и чего в Европе понять все же не хотят: а именно на то, что распадение России прежде всего невыгодно для самих союзников, что всякая попытка ее ослабить пойдет на пользу Германии и что за нее впоследствии заплатят они – союзники. Думая об этом, положительно поражаешься близорукости всей европейской политики за многие годы и глупому отношению ее к России».
Однако переломить антисоветский дух, питавший профашистские симпатии значительной части политической элиты Великобритании и других западных держав, к моменту нападения Германии на СССР не удалось. Лишь летом-осенью 1941 года в западных столицах началось некоторое отрезвление, но и оно было неполным, двуличным. Позорная история затянувшегося сверх всякой меры открытия союзниками «второго фронта» – тому подтверждение. А поддержавший советскую Москву решительнее других западных лидеров Уинстон Черчилль уже в 1946 году агрессивной речью в Вестминстерском колледже в Фултоне (штат Миссури, США) дал старт холодной войне против Советского Союза.
