Международный порядок переживает кризис. Владимир Путин объявил о наличии у России ядерного оружия, которое не способна остановить натовская система ПРО, его публично обвиняют в том, что он санкционировал покушение на убийство на территории Великобритании. Си Цзиньпин теперь не ограничен сроками полномочий председателя КНР и позиционирует страну как альтернативу западному либерализму. А Ким Чен Ын превратился из постоянно подвергающегося насмешкам лидера государства-изгоя в дипломатического игрока мирового масштаба. Недавно в колонке New York Times Брет Стивенс предупредил об укреплении «диктаторской корпорации» – «оси зла», которая объединяет Россию, Китай, Северную Корею, Сирию и Иран. При этом он призывает верить в «возрожденный свободный мир».
Западная основа мирового порядка подорвана изнутри. За 10 лет после финансового кризиса традиционная политика оказалась под ударом в Европе и США. Избрание американским президентом кандидата под лозунгом «Америка прежде всего» сигнализирует отказ Штатов от мирового лидерства. Реакцией стало обращение к европейской альтернативе. В сентябрьском интервью MSNBC Хиллари Клинтон назвала Ангелу Меркель «самым важным лидером свободного мира». Спустя несколько месяцев французский обозреватель Николя Тензе поинтересовался, распространяется ли мантия лидера свободного мира на Эммануэля Макрона.
Угроза нарастают (и активно обсуждаются), но защитники существующего порядка никак не могут определить суть системы, которую пытаются сохранить. Какие позитивные аспекты оправдывают существование западного альянса и как это связано с глобальным порядком? Что такое свободный мир, который Стивенс предлагает возродить, а Меркель и Макрон призваны возглавить? Чему бросают вызов иностранные диктаторы и анти-истеблишмент? Как изначально обосновывалось создание западного порядка и ради чего следует его сохранять?
Термин «свободный мир» возник в конце 1930-х – начале 1940-х гг. как призыв объединиться против фашизма. Весной 1938 г. группа французских писателей и политиков, в которую входил и бывший премьер-министр Эдуар Эррио, основала журнал Le Monde libre («Свободный мир»), стремясь сплотить демократические нации перед лицом фашистской угрозы. Спустя четыре года, в разгар Второй мировой войны, вице-президент США Генри Уоллес отметил экзистенциальный характер глобального конфликта, обращаясь к Международной ассоциации свободного мира: «Это борьба между рабством и свободным миром. Как Соединенные Штаты в 1862 г. не могли оставаться наполовину свободными, так и мир в 1942 г. должен принять решения ради победы». В том же году премию «Оскар» получил фильм «Прелюдия к войне», в котором демонстрировались два полушария, черное и белое, «свободный мир» и рабство. Смысловой сигнал был ясен и неоднократно повторялся: планета стала единым целым, и если силы рабства пытаются завоевать весь мир, судьба свободы везде зависит от того, удастся ли их сокрушить.
Победа в конце концов была достигнута, но вскоре началась новая война миров. Экспансия Советского Союза и привлекательность коммунистической идеологии представляли серьезную угрозу послевоенному порядку, созданному Соединенными Штатами. В докладе Совета национальной безопасности 1950 г. отмечалось, что «рабское общество» несет опасность всему «свободному миру». На этот раз границы миров стали статичными и легко обозначались на карте. «Железный занавес» воспринимался не только как метафора.
Новая инкарнация свободного мира – времен холодной войны – предполагала практически манихейское разделение планеты с четко определенным членством и моральными атрибутами с каждой из сторон. Западный альянс строился в рамках именно такой планетарной перспективы. США оправдывали свое вмешательство за рубежом обязательствами лидера свободного мира. Британские парламентарии подчеркивали принадлежность страны к свободному миру и провозглашали ее мостом между его частями – США, Европой и Британским Содружеством. Франция требовала официального признания за защиту интересов свободного мира в Индокитае и получала его. В 1952 г. членом свободного мира официально стала Западная Германия. Вашингтон поддержал создание европейской федерации в целях укрепления сплоченности свободного мира, а НАТО открыто называло своей задачей защиту свободного мира в рамках широкой системы альянсов, включая Багдадский пакт, договор Рио-де-Жанейро, АНЗЮС и СЕАТО.
Идея свободного мира успешно служила обоснованием объединяющей роли западного альянса, что в итоге привело к созданию глобального порядка с беспрецедентной властью Соединенных Штатов. Однако идея свободного мира наполнена противоречиями, которые привели к ее исчезновению как легитимирующей концепции. Пролонгация экзистенциального конфликта на определенный срок требовала постоянного напоминания об актуальности коммунистической угрозы и регулярного подтверждения основных качеств (свободный и несвободный) противоборствующих сторон. Из-за национальной свободы (по определению) составных частей свободного мира лидерство США превратилось в деликатный вопрос, постоянно звучали призывы к единству, поддерживался страх иностранного подчинения, провоцировалась ревность внутри тотально контролируемого Кремлем коммунистического монолита. Автоматическое включение всех некоммунистических государств в свободный мир обусловило противоречия между западным ядром и афро-азиатской периферией – «неприсоединившимися», «недоразвитыми», «новообращенными», которые периодически возражали против своего членства в свободном мире, что трактовалось как ложное сознание.
К концу 1960-х гг. ситуация осложнилась. Монолитный мир рабства перестал соответствовать своему названию. Конфликт между СССР и Китаем привел к расколу коммунистического блока, завоевание мира стало маловероятным, а тоталитарный индивид Оруэлла и Арендт перестал казаться точным портретом советского человека. В то же время контркультурное движение поставило под вопрос концептуальные и политические основы свободы в свободном мире, возродившаяся Европе стала укреплять свою независимость во внешней политике (самый яркие примеры – Ostpolitik в ФРГ и выход Франции из НАТО), а неприсоединившиеся члены свободного мира получили признание, став самостоятельным (третьим) миром и подорвав изначальный глобальный дуализм. К началу 1970-х гг. термин «свободный мир» практически полностью исчез из политического дискурса и официальных документов в Северной Америке и Западной Европе. (Позже Рейган возродил риторику антикоммунистической свободы, но эта тенденция не получила распространения и осталась исключительно американской.)
Концепцию свободного мира забраковали, но его западное ядро осталось нетронутым, не имеющим реальной альтернативы и достаточно мощным, чтобы не заниматься обоснованием своего существования. До конца столетия внешняя политика Запада фокусировалась на экспорте неолиберальной экономики, прав человека и демократии в страны третьего мира, а после распада СССР – на бывший коммунистический Восток. Евросоюз строился как самостоятельное экономическое (и в теории культурное) объединение, но фактически остался под американской защитой. ЕС и НАТО расширялись на восток, принимая в свои ряды «порабощенные народы» холодной войны (Россия даже в уменьшенном размере осталась неудобным институциональным противником, которого невозможно было поглотить). Западная либеральная система распространялась по миру волнами, утверждали ее апологеты, а сама история подошла к концу.
Однако этого так и не произошло. Универсализация западного порядка столкнулась с мощным сопротивлением извне. Но, что еще более важно, его основополагающие институты и идеологические установки были поставлены под сомнение на самом Западе. В Европе и Северной Америке традиционные партии захвачены чужаками, а иногда вытеснены альтернативными движениями против истеблишмента. Все эти силы – и левые, и правые – обвиняют либеральный порядок в неспособности представлять народ и с антипатией относятся к Евросоюзу, НАТО и возглавляемому США западному альянсу в целом. Защитником североатлантического блока вновь пришлось объяснять свои задачи, принципы приема и исключения и идентифицировать своих противников.
Китай представляет потенциальную альтернативу Западу. Это бывший противник в холодной войне (хотя и не главный), а сегодня – самый сильный геополитический конкурент Запада, который позиционирует себя как цивилизационную альтернативу, отказываясь признавать универсальность прав человека и либеральной демократии. Местные власти называют эти концепции специфичными в культурном отношении и неподходящими для КНР. Но Китай находится слишком далеко – географически и культурно, – чтобы выступать в роли антагониста. Кроме того, будучи неотъемлемой частью западного экономического порядка, он защищен от полномасштабной демонизации.
Ислам – еще один традиционный кандидат на роль чужака у границ европейской христианской цивилизации. Многие поборники холодной войны сравнивали средневековую исламскую угрозу с коммунистической в 1950-е годы. Еще недавно Стив Бэннон хотел создать консервативную христианскую альтернативу западному либеральному порядку, которая включала бы Россию и противостояла вызову со стороны исламского мира. Идея понравилась Путину, который пытается укрепить сотрудничество в борьбе с исламской террористической угрозой и таким образом добиться признания на Западе, но в Вашингтоне этот план не нашел понимания.
Война против терроризма, объявленная Джорджем Бушем, была призвана определить радикальный ислам как общую угрозу, но так и не смогла объединить Запад. Терроризм оказалось очень сложно победить, поскольку это широко разветвленный противник без единого штаба. Военные операции на Ближнем Востоке превратились во вьетнамскую войну без холодной войны, т.е. бесконечные периферийные конфликты, не связанные с противодействием конкретной масштабной угрозе на границе западного мира и потому неспособные обеспечить сплоченность.
Для Запада ислам скорее важен как внутренний вызов, а не внешний противник, учитывая проблемы иммиграции и ассимиляции, идентичности и культуры, границ и безопасности. Вместо того чтобы укрепить единство Запада, восприятие ислама как чуждой силы привело к росту популярности правых движений, которые хотят разрушить евроатлантическую систему ради старой национальной идентичности.
Самый подходящий антагонист, который позволит обосновать существование западного альянса, – старый противник времен холодной войны. Россию легко удерживать за пределами Запада (в отличие от ислама), в то же время это достаточно мощный исторически знакомый противник непосредственно у границ (в отличие от Китая). Следовательно, это легитимная и вполне экзистенциальная угроза (в отличие от ислама), но Россия не настолько сильна, чтобы реально опасаться наступательных действий (в отличие от Китая и Советского Союза в прошлом, к которому относились дипломатично и осторожно). Наконец, Россия действительно заинтересована в разрушении альянса, который, как она справедливо считает, был создан и в последнее время укрепляется для противодействия ей.
Возможно, Россия – достаточное основание, чтобы укрепить западный альянс. Трамп быстро изменил еретическую позицию по НАТО, а Бэннон ушел со сцены. В Европе многие политики ставят под вопрос статус-кво, но правящие партии обычно придерживаются ортодоксального подхода к западному альянсу. Тем не менее новая холодная война не наполнена содержанием в отличие от оригинала. В сегодняшнем западном сознании Россия – это агрессия, подчинение и патологическая личность Путина. Все ее цели описываются негативно. Она стремится сеять раскол и разрушить демократию, не имея идеологического фундамента, хотя бы отчасти сопоставимого с коммунизмом. Когда в 1950 г. Эйзенхауэр призвал американцев «бороться против большой лжи с помощью большой правды», коммунистическая пропаганда использовала посылы, привлекательные для части европейской интеллектуальной элиты. В сегодняшних фальшивых новостях, распространяемых ботами, нет идеологического содержания. У противника без собственного позитивного контента не может быть четко определенного антипода.
Природу западного альянса описать так же непросто. Концепция свободного мира, в рамках которой этот альянс создавался в 1950-е гг., была упрощенной и переполненной противоречиями, что в итоге привело к ее исчезновению. Но осталась четкая формула определения врагов и чужаков. Западное ядро старого свободного мира сохранилось, однако его институциональные основы и концептуальная легитимность оказались под ударом. Кого конкретно оно представляет? Как его называть? Вряд ли можно одержать победу, защищая непонятную конструкцию от бессодержательного противника.
Опубликовано в журнале New Republic
