Брюссель готов запустить санкционную процедуру против Варшавы. Последнюю ни много ни мало предлагают лишить права голоса в Совете ЕС. Без нормализации отношений с Россией Польша едва ли сможет стабилизировать свое положение.
Современная Восточная Европа может сгенерировать еще один масштабный политический кризис, втягивающий в свой водоворот многие соседние регионы и способный существенно изменить политическое «лицо» Евросоюза. Его источником может стать Польша – извечный «внутренний евроскептик» в рамках ЕС.
После длительных предупреждений и угроз Брюссель готов запустить санкционную процедуру против Варшавы. Последнюю ни много ни мало предлагают лишить права голоса в Совете ЕС.
Поводом для подобного шага стала судебная реформа, последовательно реализуемая Польшей. Непосредственным толчком к старту санкционной процедуры стали законодательные поправки, позволяющие властям страны взять под собственный контроль назначение судей, в том числе судей Конституционного суда.
Как полагают европейские функционеры, подобные решения противоречат принципу разделения властей, упраздняя независимость судебной ветви. Брюссель оставляет Варшаве возможность для отступления – предоставив три месяца на то, чтобы отменить нововведения. Однако президент Анджей Дуда подтвердил свое твердое намерение подписать вызвавшие столь жесткую реакцию законы.
Современный кризис вокруг Польши развивается с 2015 года, когда по результатам парламентских выборов у власти оказалась партия «Право и справедливость» (ПиС) во главе с Ярославом Качиньским.
Эта политическая сила открыто оспаривает заявленные ЕС ценности и принятые в его политике стандарты. Сформировав однопартийный кабинет, ПиС следует традициям, сложившимся в период Второй Речи Посполитой 1918–1939 годов, и считает своей основной (и особой!) миссией защиту этих традиций от любых угроз, исходящих изнутри или извне.
Позиционирование Польши во внешней политике, связанное с противодействием германским и российским амбициям, а равно и с использованием поддержки Вашингтона, оценивается сегодня многими экспертами не иначе как попытка возместить недостаточность ресурсов своей экономики. Ведь, несмотря на все успехи, недостаточная экономическая мощь не позволяет Польше пробиться к «ядру» ЕС, сбалансировав таким образом влияние «связки» Берлин – Париж.
Однако в действительности все обстоит куда сложнее.
Находящиеся у власти польские правые не игнорируют внешнеполитические реалии и обязательства страны (в чем их уже неоднократно обвиняли) – они просто не хотят безоговорочно подчинять им внутриполитические приоритеты Польши, поскольку одностороннее подчинение требованиям и стандартам Евросоюза полагается ими неблагоприятным для национальных суверенитета и идентичности.
Становящийся все более очевидным изоляционистский тренд сближает Польшу Качиньского с Америкой Трампа. Своим недавним визитом Трамп почтил именно Варшаву, имея целью получить козыри в борьбе со старой Европой.
Америка, пытающаяся с избранием Трампа вернуться к приоритетному решению внутренних проблем, нуждается в такой конфигурации основных сил на мировой арене, которая не создавала бы существенных угроз американским интересам.
С помощью этой конфигурации Соединенным Штатам необходимо сдерживать Китай и удержать в определенных рамках Евросоюз, подразумевая прежде всего франко-германский блок как своеобразную «точку сборки» для Старой Европы. И главное – не допустить стратегического сближения и возможного последующего альянса Китая (с его проектом «Нового Шелкового пути») и ЕС, связующим звеном между которыми могла бы выступить Россия.
Именно с этим долгосрочным интересом США и связана сегодняшняя актуализация извечного «польского вопроса» – о новом месте Польши в Европе и мире.
Политический режим, который пытаются выстроить в Польше лидеры «Права и справедливости», очевидно нуждается в исторической легитимации. Сторонники «консервативного возрождения» все чаще вспоминают о Речи Посполитой Обоих Народов, которая в XVI веке (считающемся в польской историографии «золотым») смогла занять территорию «от можа до можа» (от Балтийского до Черного морей).
Данный дискурс воспроизводился в польской истории неоднократно и оказался востребован сегодня.
Опыт Речи Посполитой тесно связан с воплощением т. н. идеи ягеллонской (Idea jagiellonska) – модели своеобразного федеративного государства, объединяющего Литву, Белоруссию и Украину в особый союз с помощью инструментов «польского культурного влияния». Данная концепция полагает безусловным благом миссионерское «оцивилизовывание» восточных «кресов» с постепенным введением последних в лоно европейской культуры за счет «освобождения» от всякого влияния Москвы.
Политические оппоненты «ягеллонистов» в Польше традиционно придерживались «идеи пястовской», ставящей задачу формирования более «компактного и однородного» национального польского государства с незначительным присутствием национальных меньшинств и устойчивыми внешними рубежами; последнее предполагало компромисс с Россией и противодействие влиянию Германии. Приверженцами этой идеи являлись польские «нацдемы» (национал-демократы), среди которых видный политик и публицист Роман Дмовский (1864–1939).
Ягеллоновские идеологемы вдохновили в свое время Юзефа Пилсудского, приняв форму политической концепции, которая официально называлась «Междуморьем».
В ней создатель Второй Польской республики видел концепцию, позволяющую возродить не только саму Польшу, но собрать вокруг нее в единый кластер естественных «младших партнеров» в лице Литвы, Украины и Белоруссии – что одновременно сделает Варшаву способной эффективно противодействовать давлению Москвы.
Однако на практике у Пилсудского получилась не федерация, а многонациональная квазиимперия, которая проводила политику полонизации национальных меньшинств и в силу этого испытывала колоссальное внутреннее напряжение.
Следует помнить, что ОУН (Организация украинских националистов) возникла в 1930-е годы в польских Галичине и Волыни и первоначально боролась с польским государством, вплоть до момента его крушения в 1939 году вследствие внешнеполитических просчетов и неразрешенных внутренних противоречий.
В историческом споре правыми оказались Роман Дмовский и его единомышленники, не принимавшие однозначной антироссийской направленности «ягеллонской линии» и призывавшие к сбалансированным отношениям прежде всего с Москвой. При этом рефлексия относительно драматического опыта Второй Республики представляется пока далекой от своего завершения.
Действующий президент Анджей Дуда с самого начала своего пребывания на посту заявил целью своей политики реновацию идей маршала Пилсудского – создание т. н. Троеморья («Инициатива Трех морей», «Трехморье» и «Троеморье»).
Политические предпосылки для этого внешне были налицо. Мягкая «консервативная революция», совершенная ПиС в 2015 году, позволила партии сегодня взять под контроль ключевые властные институты – и сенат, и парламент (где у партии существует абсолютное большинство), а также премьерский пост.
Между тем ключевые элементы концепции «Троеморья» стали воплощаться на практике. Дистанцирование Варшавы от Брюсселя, Берлина и Парижа сегодня налицо. Одновременно польская власть пытается осуществить политику интеграции стран, входящих в ЕС и расположенных между Адриатическим, Балтийским и Черным морями.
При этом достаточно вспомнить, что масштабные проекты экспансии Польши в восточном направлении (до Днепра и Черного моря) традиционно не принимали во внимание интересы соседних держав и дефицит необходимых ресурсов у самой Варшавы.
Но способна ли современная польская элита к выработке прагматической линии, позволяющей избежать подобных угроз?
Потенциал нового курса Варшавы выглядит ограниченным.
Так, в повестке дня остается идея объединения Украины, Литвы и Белоруссии в некий альянс, что делает необходимым тесное взаимодействие с Киевом.
В то же время в парламенте самой Польши сегодня заметны и активны представители собственных крайне правых (национал-демократы), оформившиеся в партию «Национальное движение». Последние декларируют защиту интересов поляков как единого народа, включая сюда и всех представителей польского этноса, проживающих за пределами польских рубежей.
Очевидно, что данная политическая линия не способствует компромиссу со странами, в которых присутствуют польские меньшинства – в первую очередь Польшей и Литвой. «Зеркальный» характер взаимоотношений между польским и украинским национализмом весьма затрудняет компромисс между ними.
Однако возможности консервативной мобилизации у режима, выстроенного в Польше Качиньским и его сподвижниками, ограничена. Польша – не консервативный монолит, она политически неоднородна. Вторая по влиятельности политическая сила в стране – это проевропейская и прогерманская «Гражданская платформа».
Оппозиция режиму Качиньского – Дуды стремится опереться на существующие в стране протестные настроения и улицу. Она обвиняет ПиС в монополизации власти (как исполнительной, так и законодательной и судебной), идеологическом контроле над средствами массовой информации, отсутствии самокритики и стремлении изолировать страну.
Сумеет ли Анджей Дуда позиционировать себя в качестве «президента всех поляков» и сформировать более гибкую и умеренную платформу для своей партии – покажет ближайшее время.
Во внешней политике у представителей «Права и справедливости» получается лавировать между «линией Гедройца» (предполагающей курс на сближение с Украиной и Литвой) и давлением со стороны набирающих популярность национал-демократов. Подобная политика включает в себя декларации о солидарности с Киевом наряду с регулярными демонстративными жестами в адрес консервативно ориентированных групп избирателей.
Такое лавирование оправданно ровно до того момента, когда при принятии политических решений придется делать выбор между мифотворчеством и Realpolitik. И в свете намечающегося запуска Евросоюзом санкционных процедур момент для такого выбора у лидеров ПиС очевидно наступает.
Основная внешнеполитическая ловушка для «Права и справедливости» заключается в неоднозначности глобальных последствий волны «правого популизма».
Ведь она не только привела к охлаждению между Вашингтоном и осью Берлин – Париж, но и поставила страны Центральной и Восточной Европы перед сложным выбором: оставаться лояльными Брюсселю либо попытаться сыграть на его противоречиях с заокеанским «центром силы».
Ставка на США в ситуации консолидации европейских элит против «правого» Трампа ставит Варшаву в затруднительное положение – ибо неизбежно повышается риск попасть под коллективный прессинг в качестве «младшего партнера» Вашингтона.
С другой стороны, та же самая «правая волна» вызывает к жизни в соседних с Польшей странах сходные по смыслу национально ориентированные проекты, которые трудно примирить друг с другом. Приход во власть политиков, опирающихся на идею консервативной мобилизации, затрудняет объединение в рамках любых «наднациональных» конструкций («Трехморье», «Новая Австро-Венгрия», модификации Балтийско-Черноморского союза и т. д.).
Идея о превращении нынешнего Вышеграда в «большое экономическое пространство» оказалась утопией.
Безрезультатные саммиты «Троеморья», собиравшие вместе представителей стран, входящих в так называемую Вышеградскую группу (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия), Балтии (Литва, Латвияи и Эстония), балканских стран, расположенных на побережье Адриатики (Хорватия и Словения), а также двух стран Черноморского бассейна (Румыния и Болгария), лишь подтверждают иллюзорность многих первоначальных планов и расчетов.
Ни у Польши, ни у других потенциальных участников нет ресурсов и инфраструктуры для консолидации и обеспечения развития столь большого пространства. Разношерстность упомянутого объединения очевидна – его участники ангажированы в разные экономические проекты, по-разному строят отношения с институтами ЕС, ориентированы на разные «центры силы» (Вашингтон, Брюссель, Берлин). Германия едва ли согласится спонсировать проекты, первую скрипку в которых будет играть нелояльная и периодически «бунтующая» Польша.
По моему мнению, все описанное выше означает, что миссия Польши как «барьера Запада» на пути России, как это ни парадоксально звучит, в значительной степени исчерпала себя.
Есть немало других претендентов на роль если не ключевого, то значимого звена потенциального антироссийского «барьера» – Скандинавия, страны Балтии, наконец, Украина (в случае реализации радикального конфронтационного сценария в отношении России с ее участием). К тому же «старые» европейские элиты начинают ощущать издержки лобового противостояния с Россией.
Именно сегодня мы можем констатировать известную исчерпанность потенциала политических стратегий, связанных с позиционированием Польшей себя как «бастиона» западной цивилизации на Востоке и вечно отмобилизованного alter ego России. Пробил час для новой восточной политики Польши, в основу которой должен быть положен прагматический компромисс.
Современная Польша, при всех сохраняющихся расхождениях и полном отсутствии заметных пророссийских сил в политике – потенциальный «заклятый партнер» России.
И хотя Качиньский видит врага именно в лице России, у сегодняшней Москвы нет никаких серьезных резонов втягиваться в масштабные политические и пропагандистские кампании против Варшавы.
Напротив, последняя бы только приветствовала действия ПиС, если бы сторонники польского суверенитета и традиционной идентичности укрепили бы свои позиции в рамках ЕС.
В свою очередь сближение хотя бы по ряду позиций с Россией создает для нынешней Варшавы дополнительное «окно возможностей».
При этом нужно оставаться реалистами – русские и поляки вряд ли в обозримом будущем станут духовно и идейно близки и вряд ли станут братьями в полном смысле этого слова (даже при наличии некоторых совпадений в историческом опыте и пути).
Но, так или иначе, снижение остроты противостояния, безусловно, возможно. Смогут ли консервативные политики в Варшаве найти более разумное соотношение между политической мифологией и Realpolitik? Что это могло бы означать на практике?
Политический и экономический реализм – причем без какого-либо глубокого изменения идеологического «ядра» и радикальной смены позиционирования сторон.
Современная Россия, нуждающаяся в глубокой социально-экономической модернизации – весьма перспективное пространство для использования польского опыта, ресурсов и технологий. Экономические успехи Польши могли бы быть только преумножены в случае ее отказа от идеологической русофобии и целенаправленной антироссийской политики.
Россия – огромный потенциальный рынок для польских производителей. Опыт Польши в деле развития фермерства (не задавшегося должным образом в России, за исключением небольшого числа регионов), опыт создания доступных и качественных массовых коммуникаций (польские железные дороги, вполне соответствующие высоким европейским стандартам) могут быть весьма привлекательны для России.
Очевидно, что без нормализации отношений с Россией Польша едва ли сможет стабилизировать свое положение. Равно как и Россия без нахождения новых партнеров в Центральной и Восточной Европе теряет многие свои потенциальные преимущества, вытекающие из расположения в стратегически значимом пространстве между Китаем и ЕС.
Найти внятные политические аргументы для обоснования такого сближения – как представляется, достойная задача для дипломатии и политического класса обеих стран.
Сергей Бирюков, ВЗГЛЯД
Рейтинг публикации:
|
