А в Афганистане численность американских войск (теперь сведения считаются «засекреченными») выросло до 14,000-16,000 , причём недавно Пентагоном туда отправлено как минимум 3 000 солдат. Интенсивность воздушных ударов США тоже нарастает. Недавно для авиаударов впервые были привлечены американские Б-52 (основной бомбардировщик времён Вьетнамской войны) и более современные Ф-22 в «длительной» кампании предположительно против опиумных «фабрик» Талибана. В то же время, пусть даже Пентагон заявляет, что ИГИЛ[1] в Сирии потерпел поражение, неизвестное количество американских солдат там останется в любом случае. (В эти годы, говоря военным языком, США всегда прибывают и никогда не уходят). На деле, как недавно отмечал военный эксперт Миха Зенко, за прошедшие несколько месяцев численность военного персонала США на Ближнем Востоке (исключая Афганистан и Сомали), выросло с 40 000 до 54 000, подскочив на 33%.
Через 16 лет после атак 9/11 достаточно очевидно, что это шаблон, просто не тот, что привлекает существенное внимание. Войны Америки продолжаются и продолжаются. Тактика меняется мало. Мощь войск наращивается и убывает — лишь для того, чтобы снова её нарастить. Воздушная война аналогично убывает и потом снова нарастает. Для тех, кто несёт ответственность за американскую политику во всё более разрастающихся регионах конфликтов, возможности, по-видимому, остаются прежними. Невозможно представить ничего, что более (или чуть менее) было бы испытано за последние полтора десятилетия. Не менее важно, что в самих США это явление обсуждается удивительно мало. После того, как повсеметное нарастание оппозиции приближавшемуся вторжению в Ирак после взятия Багдада постепенно сошло на нет погибло, протесты, сопротивление или даже серьёзная критика войн Америки двадцать первого века минимальны. К настоящему моменту похоже это стало современным американским стилем. То, что эти конфликты добавляются к продолжающейся катастрофе умопорачительной цены, по-видимому, вообще ничего не значит.
По логике вещей, это должно бы стать определением полной глупости, но всё же новости о недавней кампании бомбёжек, направленной против роста наркоторговли Талибана в Афганистане или ужасов аль-Шабаб в Сомали остаются по большей части мелочами на последней странице газет. Кого это волнует? Да что там может пойти не так?
К счастью постоянный автор TomDispatch майор Дэнни Съёрсен, автор книги «Призрачные всадники Багдада: солдаты, мирныхе жители и миф о наращивании», предлагает свой ответ, когда оглядывается на 12 сентября 2001 года и рассматривает поистине утраченные возможности того момента.
Том.
* * *
«Людей более всего впечатляет сдержанность власти».
– Фукидид.
Вы слышали такую банальность, что задним умом все крепки. Довольно верно, и хотя обычно я всегда скептически воспринимал то, что политические деятели именовали Глобальной Войной с Террором, мне всегда легче было поковыряться в прошлом, чем сказать, что следовало делать в будущем. Мой отец-консерватор был первым, кто спросил меня, что именно я бы предложил сделать 12 сентября 2001 года, и он многие годы подталкивал меня к написанию этой статьи. Предполагаемое затруднение: под напором факта нападения и бремени президентской ответственности даже «либералы» — вроде меня, как я думаю — приняли бы во многом такие же решения, как и Джордж Буш и компания.
Многие читатели при этой мысли могут испытывать раздражение, но бывшего советника по национальной безопасности и Госсекретаря Кондолизу Райс надо воспринимать всерьёз, когда она полагает, что любой в Белом Доме 9/11 неизбежно рассматривал бы мир сквозь призму администрации Буша. Я давно утверждаю, что практически вся политика эры Буша после 9/11 была абсолютным бедствием. Тем не менее, по-прежнему важно обдумать вес бремени, обрушившегося на президента после беспрецедентных террористических атак. Что бы сделали вы? А далее следуют мои размышления по поводу этого трудного вопроса, через 16 лет после случившегося и с накопленным опытом боевых командировок в Ирак и Афганистан.
Воспринять лично
Для меня события 9/11 были полным унижением. И потрясли до основания. Я смотрел как горят эти башни по телевизору в своем родном городе, я мог мельком увидеть их в классе первого курса в Уэст-Пойнт. Мой отец работал через дорогу от Всемирного Торгового Центра на Манхэттене, на Черч-стрит. Лишь несколько часов спустя я узнал, что он в безопасности, успев на последний катер, ушедший на Стейтен-айленд. Два мои дяди — оба были пожарными в Нью-Йорк Сити — без всякой надежды неделями раскапывали своих товарищей в руинах. Стивен, старший из них, нашёл тело своего лучшего друга, капитана Марти Игана, через несколько дней после нападения.
На Стейтен-айленд в округе Ричмонд, где живут синие воротнички, казалось все работали ради города: полицейские, пожарные, сотрудники исправительных учреждений, мусорщики, транзитные работники. Я знал несколько человек из каждой группы. Моя мама провела несколько недель, посещая поминки и похороны. Неожиданно масса улиц на острове были переименованы в честь погибших полицейских и пожарных, некоторых из них я лично знал. А я, я продолжал вести обычную скучную жизнь кадета-первокурсника Уэст-Пойнта.
Сегодня становится стыдно, когда оглядываясь, вижу собственную незрелость. Я слышал, как старшие кадеты передавали новости о войне подружкам и невестам, завистливо ожидая каждого нового слова. Если бы только и я мог прожить драму войны, к чему я всегда стремился. Менее, чем два года спустя я оказался с другим дядей — и тоже пожарным — в нью-йоркском пабе, мы пили там в день Святого Патрика. Это было тогда, когда армейская футболка или форма пожарного означали ночь бесплатной выпивки в городе, пережившем события 9/11. Я жадно смотрел на экран телевизора, пока президент Буш выдвинул окончательный 48-часовой ультиматум руководителю Ирака Саддаму Хусейну. Я вздохнул, желая долгой войны, и посмотрел на молодую, привлекательную ведущую певицу группы, выступавшей в пабе. На ней была перехваченная поясом форменная блуза пожарного департамента Нью-Йорка с подходящей кепкой, сдвинутой набекрень. Считалось, что это привлекательно и необыкновенно воинственно. Теперь может показаться невероятным, но это был все ещё мой — и во многом наш — мир, мир 17 марта 2003 года.
К тому моменту, когда я получил свой «шанс» присоединиться к американской войне с террором в октябре 2006-го, Багдад рушился в хаос, по мере того, как бушевала гражданская война, а американцы гибли по более 100 человек в месяц. Тот младший лейтенант всё ещё надеялся на славу, пусть даже цели войны уже уходили всё дальше и дальше. Я никогда не нашел её (славу, то есть). Ни в Ираке, ни несколько лет спустя в Афганистане. Через 16 лет и два месяца после 9/11 я стал совершенно иным человеком, живущим в навсегда изменённой реальности. Две войны, два брака, так много различных житейских событий позже, и трагедия и ошибки кажутся такими очевидными. Возможно, нам следовало это знать. Но большинство не знало.
Как проиграть войну (подсказка: ввязаться в бой!)
С самого начала риторика, по меньшей мере, била через край. Через три дня после того, как рухнули башни, президент Джордж Буш выстроил невероятный масштаб того, что он тут же начал называть «войной». Как он заявил толпе на национальном молитвенном собрании в Вашингтоне, «Наша ответственность перед историей уже ясна: ответить на эти нападения и избавить мир от зла». Поначалу президенту казалось очевидным: цель Америки не была столь скромна, как террористическая сеть аль-Каиды[1], целью было скорее само зло. Оглядываясь назад, именно это, без всякого сомнения, и оказалось изначальным грехом. Назовите что-нибудь — в данном случае ответ на действия мелкой террористической группы — «войной» и раньше или позже все станут действовать, как воины.
Через 24 часа после нападения список потенциальных мишеней уже расширился далеко за персону Усамы бин Ладена и его скромного ряда последователей. 12 сентября президент Буш отдал приказ своему национальному координатору по контр-терроризму Ричарду Кларку «разобраться, сделал ли это Саддам... посмотреть на Ирак, на Саддама». В ту ночь министр обороны Рамсфельд сказал президенту и всему кабинету министров:
«Знаете, нам надо что-то делать с Ираком... В Афганистане просто недостаточно целей... Нам надо бомбить что-то ещё, чтобы доказать, что мы, знаете ли, большие и сильные...».
Тем не менее, Афганистан — и его правители из Талибана — стали первой военной мишенью. Были сброшены бомбы, туда проникли коммандос. Шпионы ЦРУ развозили чемоданчики с наличными союзным полевым командирам и в итоге города один за другим пали. Конечно же, Усама бин Ладен исчез, да и многие боевики Талибана низшего ранга просто разошлись, но всё равно это была чертовски быстрая кампания. Поскольку ожидалось, что она будет краткой, ей дали нахальное название операция «Несокрушимая свобода» и, если прислушаться к риторике тех дней, она изменила военные действия. Только, конечно, этого не было. Наоборот, концентрированность вскоре была утрачена, другие приоритеты (Ирак!) вытянули ресурсы, правили продажные полевые командиры, развивалось повстанческое движение и... и 16 лет спустя количество американских войск там опять увеличивается.
За последовавшие дни, месяцы и годы рамки Глобальной Войны с Террором укрепились и расширились. В январе 2002 года в обращении к народу США президент Буш зловеще включил Ирак наряду с Ираном и Северной Кореей (хотя и не упомянул «освобождённый» Афганистан) в то, что он назвал «осью зла». Кого тогда волновало, что ни одна из этих стран не имела никакого отношения к атакам 9/11? Президент моментально объединил все три страны в общественном сознании, в итоге сконструировав самореализующееся пророчество. Саддам будет свергнут, а Ирак оккупирован спустя 15 месяцев, и если бы он не превратился в итоге в хаос, то Иран и Северная Корея могли стать следующими. Неудивительно, что обе страны усилили воинственную риторику и стали всё больше интересоваться программами разработки ядерного оружия.
Столь многое последовало за событиями 9/11, что трудно даже просто перечислить: Закон о патриотизме 2001 года, прослушка внутри страны без ордера, Гуантанамо, Абу Грейб, возрождение Талибана, иракская гражданская война, беспилотники в качестве глобальных убийц, «Арабская весна», свержение Муаммара Каддафи и коллапс его страны, сирийская кровавая баня, худший кризис с беженцами со времен Второй Мировой, — и это только начало списка.
Короче говоря, политика США вколотила Ближний Восток в состояние хаоса: приблизительно миллион погибших, поддержка Ирана и мятеж радикальных исламистов. В то же время, сама страна стала военной диктатурой, пребывающей в состоянии бесконечной войны, её военный бюджет удвоился, население по-видимому относится ко всему с безразличием, а воинское сословие подорвано — физически и психологически. Прошло шестнадцать лет, а Вашингтон ничуть не приблизился к своей цели (какой бы она ни была). Ушедший в отставку генерал Дэвид Петреус, наш национальный расточительный «герой», теперь зловеще называет афганскую войну (и косвенно остальные войны с террором) «борьбой длительностью в поколения».
Немногие, если честно, даже помнят цели вообще. Вспомните, что сегодняшним военнослужащим во время событий 9/11, вероятно, было всего по два года. Вот так всё и продолжается.
Утраченные возможности
Так не должно было быть. Ничто из этого не было предопределено. Большая часть необходимой информации — определённо тревожные сигналы о том, что должно было произойти 11 сентября — уже имелась. То есть, если хоть кто-то озаботился осмотреться вокруг. История непредвиденна, у людей существует организация, и события в итоге зависят от неисчислимого множества решений отдельных лиц. ЦРУ, ФБР и даже администрация Буша знали (или должны были знать, во всяком случае), что грядёт какого-то рода нападение.
Как с болью излагает подробности доклад комиссии по 9/11, ни одна из организаций не сотрудничала эффективно, когда дошло до того, чтобы воспрепятствовать нападениям того дня. И всё же, были и проигнорированные предостережения, и догадки. Когда Ричард Кларк, «царь» контр-терроризма и пережиток администрации Клинтона, по официальным каналам запросил предоставить срочный брифинг для четырёх ключевых официальных лиц администрации Буша, на договорённость об аудиенции с представителями администрации ушло четыре месяца. Прошло ещё четыре месяца прежде, чем президент Буш получил краткую сводку под названием «Бин Ладен решительно настроен нанести удар по США». Не придя в восторг, Буш тут же ответил составителю: «Ладно... ты прикрыл свою задницу».
Едва прошло чуть более месяца, как заполыхали Всемирный Торговый Центр и Пентагон.
Как бы то ни было, события 9/11 были вроде развилки двух дорог[2] у Роберта Фроста, и предоставили США шанс пойти одним из путей. И мы, американцы, сразу же отправились по самой проторенной дорожке: милитаризм, война, отмщение — лёгкий и ошибочный путь. Обширная война против имени существительного, «террора», «глобальный» конфликт, который с самого первого момента выглядел подозрительно двойственным: западное против исламского (несмотря на заявления Буша об обратном). В процессе было оказано содействие сценарию аль-Каиды (а затем и ИГИЛ).
Был — он всегда есть — и другой путь. Вообразите, что президент Буш и его команда взяли бы паузу, перевели дыхание и продемонстрировали некое смирение и самоограничение, прежде чем втянуть страну в то, что и в самом деле стало войной или даже чередой войн. Определённо существуют вопросы, которые необходимо задать и на которые надо дать ответ, но они никогда не озвучивались как надо. Почему аль-Каида напала на нас? Были ли какие-то причины у их недовольства? Какой реакции ждал от нас бин Ладен, и как могли мы избежать этого пути? И наконец, каковы наилучшие инструменты и тактика ответа? Давайте рассмотрим эти вопросы и представим альтернативную реакцию.
Почему они (на самом деле) ненавидели нас?
Американцы и их правительства были склонны принять наиболее упрощённое объяснение террористических атак 9/11. Как уверял нас Джордж Буш, Усама бин Ладен и аль-Каида всего лишь «ненавидели нас из-за наших свобод». Точка.
Какое-то простодушие есть в таком объяснении, на тот момент общепринятом, и оно никогда не выглядело совершенно правильным. Человеческая мотивация и действия почти всегда более сложны, более многомерны, менее простодушны, чем предложенное. Если Буш всё свел к «исламскому» фундаментализму, то даже беглый взгляд на письменное объявление «войны» бин Ладеном — или, как он её назвал, джихад — демонстрирует, что его истинная цель была намного более мирской и менее религиозной, чем считалось в то время. Между строками Корана бин Ладен спрятал три перечисленные им общемировые обиды на Америку:
- Американские военные разместили оккупационные базы вблизи священных мест Саудовской Аравии Мекки и Медины (Ну... это и в самом деле причина, как минимум начиная с 1990 года, если не ранее).
- США ввели санкции против Ирака, что вызвало гибель сотен тысяч иракских детей. (Это и в самом деле так, даже Госсекретарь Мадлен Олбрайт неловко это признала).
- Руководители Америки издавна предпочитают интересы Израиля во вред благосостоянию палестинцев или национальным надеждам. (Слегка упрощённо, но достаточно верно. Можно, на самом деле, заполнить несколько книжных полок соответствующими работами, приведя достаточно оснований для заявлений бин Ладена на эту тему).
Очевидно, что ничто из этого ничуть не оправдывает массовое убийство граждан в Нью-Йорке и Вашингтоне. Тем не менее, на тот момент было бы разумно провести честный анализ мотивов противника. Это могло бы нас предупредить о политической обстановке, в которую заманивал нас бин Ладен — в свойственной ему кровавой, апокалипсической манере. Кроме того, как проницательно отметил журналист Стивен Глейн, «Утаивая реальные мотивы, стоящие за нападениями, Буш освободил правительство США от какой-либо ответственности за них». Это было роковой ошибкой. Хотя подавляющее большинство арабов и мусульман по всему миру не одобряли методы бин Ладена или его религиозные взгляды, большая часть его критики ближневосточной политики Вашингтона в регионе находила широкий отклик.
Не идти на поводу у аль-Каиды
Руководство аль-Каиды прекрасно знало это, и манило этим (и своими актами самоубийств), как своего рода наживкой, стремясь получить традиционный военный ответ США, который, как они понимали, ещё более воспламенит Большой Ближний Восток. Еще в 1996 году, когда журналист Абдул Бару Атман взял интервью у бин Ладена, саудовский мятежник выразил желание «заставить американцев воевать на мусульманской земле». Лишь тогда, предположил бин Ладен, аль-Каида смогла бы подкрепить свои аргументы, заполучить поддержку равнодушных мусульманских масс и — как он надеялся — по ходу дела обанкротить США.
Предположим хотя бы на мгновение, что президент Буш пошел верным путем, путём сдержанности, сконцентрировавшись на двух направлениях. Первое, он мог бы обратиться к широко разделяемому недовольству арабов, пообещав более сбалансированный подход недавно сформированной администрации к палестино-израильскому вопросу, подогнав санкции против Ирака так, чтобы они воздействовали на Саддама и его окружение, а не на невинных мирных жителей, и поклясться пересмотреть необходимость наличия военных баз так близко к Мекке и Медине (или вообще необходимость такого количества американских баз, усеявших регион). За этим могли бы последовать смертоносные, точные, целевые действия американской разведки, правоохранителей и сил специальных операций с целью выследить и убить или захватить тех, кто действительно нёс ответственность за события 9/11, руководство аль-Каиды.
Преследование должно было быть безжалостным, но соразмерным, чтобы избежать тех самых трясин, которые мы спустя 16 лет так хорошо уже знаем. Союзники и противники были бы поставлены в известность и получили предостережение. Помните, что хотя аль-Каида была дисциплинирована и эффективна, на 12 сентября 2001 года влияние её было невелико, и в регионе она обладала крайне незначительной поддержкой. Разрушение её сети и осуществление правосудия над истинными преступниками того дня вовсе не требовало переформирования далёких сообществ или оккупации хрупких государств обычными вооружёнными силами.
И помните, что подобное мышление о ситуации не совсем ретроспективно. Возьмём автора журнала «Nation» Джонатана Шелла. В том октябре после начала вторжения в Афганистан, появившись на шоу Чарли Роуз, он призвал к «полицейской работе» и «рейдам коммандос», но не войне. Тогда он пророчески отметил:
«Я думаю, вопрос по большей части касается не оправдания войны, но её разумности, и я знаю, что для меня это вопрос. Я знаю, что — с моей точки зрения — терроризм по большей части представляет собой политическую проблему, а уже во вторую очередь проблему полицейскую и только потом, в очень незначительной мере, можно обратиться к военным средствам, и я думаю, что наоборот, та война, которую мы ведём сейчас будет иметь свойство усугубить наши проблемы. Вопрос, который я задаю самому себе в конце концов — стало больше теперь террористов или меньше, и я думаю... сегодня, прямо сейчас, кажется, что их будет ещё больше».
Конечно, в то время практически никто в стране не прислушивался к таким мнениям.
Предусмотрительный президент мог бы поучиться у отца. Как Джордж Буш-старший дотошно выстраивал широкую международную коалицию, включая все значимые арабские государства, стремясь изгнать войска Саддама Хусейна из Кувейта во время войны в Персидском Заливе, Джордж Буш-младший мог бы укрепить широкое международное сочувствие после нападений 9/11, чтобы заявить о юридическом пути. О новой, широкой, поддерживаемой ООН коалиции, которая бы включала несколько стран с мусульманским большинством, они могли бы делиться разведывательной информацией, выкорчёвывать джихадистов (которые представляли собой серьёзную угрозу наиболее светским арабским режимам), и в итоге дискредитировать аль-Каиду, демонтировать её сеть и осуществить правосудие над бин Ладеном.
Правильные инструменты
Глобальное сочувствие — президент России Владимир Путин был первым мировым лидером, который позвонил Джорджу Бушу после террористических атак — столь же редкий момент, сколь и скоротечный. Так что тот миг представлял собой единственную и тут же упущенную возможность. США могли бы возглавить массированные международные усилия, сделав акцент на обеспечении правопорядка, а не на войне, с подключением расширенной гуманитарной помощи, поддерживаемых ООН миротворческих операций и приверженностью жить в соответствии с заявленными американскими ценностями, тщательно избегая преступлений, подобных пыткам и жертвам среди мирных жителей. Конечно, это было бы не идеально — сложные операции такими бывают редко — но благоразумная стратегия требовала строгого подхода.
Ещё одним императивом новой кампании против аль-Каиды было бы получение широкой поддержки и законных санкций со стороны Конгресса и американского народа. Вместо этого через две недели после 9/11 президент Буш расплывчато предложил, чтобы граждане страны в ответ снова заняли места в самолётах и «насладились путешествием в прекрасные места Америки. Поезжайте в Мир Диснея во Флориду». Он мог бы вместо этого направить народ на суровую борьбу и вдохновить на новую эру службы государству. Подумайте — Джон Ф. Кеннеди. Вспомните: «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя. Спроси себя, что ты можешь сделать для нее». Буш мог бы запросить у Конгресса узкого, целенаправленного одобрения использовать вооружённые силы, а не поспешных, дорогостоящих, бесконечных санкций, которые он и в самом деле потребовал и получил, и которые всё ещё действуют через два администрации, чтобы оправдать какие-либо действия против любой группировки или страны по всему Большому Ближнему Востоку и Африке.
Он мог бы далее представить новый Закон о военной службе, сплотив молодёжь и стимулировав призыв в войска или в корпус миротворцев на улучшение инфраструктуры, преподавание в городах и различного рода государственную службу. Вообразите новое «Величайшее поколение», сплачивающееся во время кризиса. Оглядываясь назад — такова была реальная возможность. Как жаль, что этого так и не случилось.
Конечно, сложно узнать, куда мог завести такой альтернативный путь, но честно говоря, вряд ли было бы хуже. США по-прежнему в тупике, понапрасну тратя время и силы в региональных конфликтах и не чувствуя себя в безопасности. Количество инцидентов с участием террористов после 2001 года росло взрывным образом. Формировались новые исламистские группировки, как ответ на действия США, затем проводились контрмеры, и всё так и продолжается, и конца и края этому не видно.
Не знаю, будет ли в следующий раз шанс сделать всё правильно. Но если возникают новые угрозы, следуют более опустошительные нападения, то должен же быть лучший способ действий, хотя можно делать ставки, что то, что президент Трамп и его генералы найдут этот способ, честно говоря, близки к нулю.
Сложные идеологические угрозы иногда требуют ответа, противоречащего интуиции. В такие момент, хотя это может быть трудно представить, рациональные расчёты должны взять верх над инстинктивной эмоциональной реакцией. Истинные лидеры действуют решительно и выдерживают критику во время кризисов. Так что в следующий раз американцам лучше бы отставить в сторону удобные иллюзии и принять мир таким, каков он есть, а не таким, как они воображают или желают. От этого может зависеть будущее.
И это будущее вполне может нести в себе новые «террористические» нападения на (или в) города Америки. Стоит ожидать, что этот президент воспользуется этими неизбежными трагедиями, чтобы заглушить недовольство, усилить продолжающиеся войны и — возможно — раздуть пламя шовинистических настроений и белого национализма ради мелких политических выгод. Вопрос в том, какие организации, какие группы будут готовы нанести ответный удар? Я боюсь, останется слишком мало тех, кто пожелает противостоять приливу войн. Поколение, рождённое после 9 сентября 2001 года, будет голосовать уже на следующих президентских выборах. Они так и не узнали, что такое жить мирно. Побеспокоятся ли они потребовать мира?
Примечания:
1 — организации, запрещённые в РФ.
2 — В первой половине двадцатого века Роберт Фрост написал гениальное стихотворение «Другая дорога» («The Road Not Taken», дословно «Неизбранная дорога»). На русский язык стихотворение переведено не единожды. Из сносок в книге Лоранса Томаса, «Роберт Фрост: Годы триумфа»:
а) Одна строфа «Неизбранной дороги» была написана, когда я сидел на диване посреди Англии. Я её нашёл три или четыре года спустя, и не мог оставить незаконченной. Я размышлял не о себе, а о друге, который ушёл на войну; о человеке, который, вне зависимости от дороги, которую он выбрал, сожалеет, что не пошёл по другой. Так вот, он к себе был требователен». (Роберт Фрост, заметки на Конференции писателей в гостинице Бред Лоуф, 23 августа 1953 года, транскрипция с кассетной записи).
c) Фрост говорил что он написал стихотворение «Неизбранная дорога» для своего друга Эдварда Томаса и послал его ему во Францию, получив в ответ: «Ты что пытаешься со мной сделать?» (Л. Мертинс: Роберт Фрост).
