Во-первых, президент Сирии Башар Асад в начале недели неожиданно приехал с визитом, чтобы поблагодарить Путина за оказанную Россией помощь и пообещать своё сотрудничество в предпринимаемых под руководством России усилиях по достижению урегулирования — зная, что отстранение его от власти не является одним из предварительных предварительным условий. Затем Путин позвонил королю Саудовской Аравии Салману, чтобы проинформировать его о переговорах — и услышать в ответ об усилиях Саудовской Аравии по поддержке кадровых изменений в списке руководства сирийской оппозиции с целью убрать с глаз долой или оттеснить на второй план самых громогласных противников какого-либо примирения с Асадом. Наконец, президенты Ирана и Турции прибыли в Сочи для трёхстороннего совещания России, Ирана и Турции, чтобы обсудить переходный процесс в Сирии. Путин позвонил Трампу, чтобы сообщить Белому дому о событиях, но тон не оставлял сомнений: Москва поставила Вашингтон в известность из любезности, но не искала ни американских указаний, ни разрешения, ни даже участия.
Реакция в Соединённых Штатах, в целом, следует трём предсказуемым шаблонам: подход «пусть они справляются с проблемой, если им так хочется», который строится на основе умонастроения «Америка превыше всего»; предсказание «Россию ждёт провал», в котором утверждается, что Соединённым Штатам беспокоиться не о чем, поскольку у Москвы всё равно ничего не выйдет; либо морализаторские осуждения каких-либо общих дел с «мясником Дамаска». Что общего у этих трёх подходов, так это признание, что Соединённые Штаты не желают всерьёз заморачиваться с эндшпилем в Сирии, кроме как ковыряться где-то на его обочине. Однако, что гораздо серьёзнее, игроки, на которых в основном опиралась политика США в прошлом, изменяют свои подходы — и лояльность.
Преобладающая картина американских интервенций последнего времени в разных странах мира, о чём Рэй Такей и я писали на этих страницах пять лет назад, заключается в том, что Соединённые Штаты используют свои огромные технологические, материально-технические и авиационные возможности для поддержки своих марионеток. В Сирии Соединённые Штаты опирались на двух своих основных союзника — Турцию и Саудовскую Аравию — для помощи и поддержки анти-асадовской оппозиции и полагались на курдское население региона, чтобы обеспечить ядро бойцов для борьбы с ИГИЛ*. Все три стороны, однако, уже не доверяют заверениям Вашингтона и обращаются к Москве, чтобы она предоставила альтернативу, а также чтобы воспользоваться её любезным посредничеством при совершении сделок.
Усилия России всё же могут кончиться неудачей — скептики в Соединённых Штатах не так уж неправы, указывая на множество проблем — но Россия всё-таки выигрывает от того, что делает попытки. Ещё важнее то, что встреча в Сочи — это подтверждение того, что в регионе складывается новая конфигурация сторон.
Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган теперь встречается с Путиным один на один регулярно, гораздо чаще, чем он взаимодействует со своими номинальными союзниками в Европе и США. Эрдоган резко изменил свою позицию — он больше не считает, что в интересах Турции блокировать расширение или проецирование российской власти на восточное Средиземноморье и Ближний Восток от имени западных союзников, которые, как он чувствует, на самом деле не учитывают интересы Турции. Почему бы не достичь более выгодной договорённости с Кремлём? Надеяться на какую-то врожденную российско-турецкую взаимную вражду, чтобы держать амбиции Москвы под контролем, значит не замечать те периоды, когда Турция и Россия работали вместе во имя обоюдных интересов.
И с какой стати Турция должна брать на себя основную часть издержек по изоляции Ирана и противостояния ему? Почему бы вместо этого не сесть с иранцами за стол переговоров, чтобы достичь договорённости, отвечающей интересам как Турции, так и Ирана, вместо того, чтобы нести бремя затрат на поддержание более конфронтационного подхода к Тегерану? Для Хасана Роухани трёхсторонний формат, наряду с появлением транспортного коридора Север-Юг, является гарантией того, что Иран больше никогда невозможно будет изолировать и политически, и экономически.
Для Путина это новое взаимопонимание с двумя крупными региональными державами, традиционно бывших геополитическими соперниками России это важный тест (и возможное обоснование) его подхода к международным делам — не хвала будущему 21-го века, основанному на взаимных связях, но возвращение к классической политике сфер влияния века 19-го. В Сирии уже достигнуты определённые успехи в деле поддержания режима прекращения огня и установлении зон деэскалации. Если можно достичь прогресса в сирийском урегулировании — и таком, где Соединённые Штаты напрочь исключены из процесса — почему бы не использовать этот трёхсторонний формат для решения других проблем, начиная с курдского вопроса и затем замороженного острого конфликта в Нагорном Карабахе между Арменией и Азербайджаном? Подача, устроенная Путиным Эрдогану, и которая уже не нужна Роухани, заключается в том, что для достижения прогресса можно обойтись без Запада, а особенно без Соединённых Штатов.
Что Россия надеется в результате всего этого получить? Это не просто поиск дипломатического престижа. Аргумент России, выдвигаемый Анкаре и Тегерану, состоит в том, что регионы Чёрного и Каспийского морей не нуждаются в американском присутствии или участии. Переметнувшаяся Турция, которая в прошлом выступала от имени Западного альянса в качестве барьера расширению влияния России, а сейчас превратилась в эффективного нейтрального игрока — это крупный геополитический выигрыш. Всё же, чтобы Россия сыграла эту роль, попытки её изолировать и оказывать давление на неё должны прекратиться, включая нынешние раунды санкций. Эндшпиль для Кремля — это не просто добиться похвалы за свою дипломатию, но создать сторонников, заинтересованных в поддержке России как одной из великих мировых держав.
И если Россия может продемонстрировать, что эта модель транзакционных договорённостей может давать результаты, ожидайте, что Путин посмотрит, сможет ли он воспроизвести этот успех в Восточной Азии.
Примечание:
* — организация, запрещённая в РФ.
