Нынешняя Генеральная ассамблея Организации Объединённых Наций отмечена
рядом весьма экзотичных инициатив и заявлений. В мире обсуждают взаимный
троллинг американцев и северных корейцев, разразившихся угрозами войны с
трибуны организации, призванной защищать мир. Президент США Дональд
Трамп, например, пригрозил Северной Корее «полным уничтожением». Не
меньшей сенсацией стала инициатива президента Франции Эммануэля Макрона о
добровольном отказе постоянных членов Совбеза ООН от права вето.
Французов тут же поддержали представители ста с лишком стран мира.
Под флагом страны-победительницы
Строго говоря, большой сенсацией инициатива Макрона не стала.
Французские лидеры уже несколько лет атакуют эту норму в Совбезе ООН,
пытаясь повлиять, прежде всего, на политическую позицию России.
Предшественник Макрона социалист Франсуа Олланд не раз возмущался, что
Россия блокирует предложения Запада по Сирии и Украине. Олланд назвал
действия российских представителей «неоправданной привилегией» и
выступал за ограничение использования права вето.
Покойный ныне,
Постоянный представитель РФ при ООН Виталий Чуркин со свойственным ему
остроумием парировал французам, что Россия своё право вето не в лотерею
выиграла, а заслужила по итогам второй мировой войны. Сама эта норма
отцами-основателями ООН задумывалась не для политических демаршей, а как
способ достижения консенсуса между ведущими мировыми державами. Ровно в
этих целях её и использует Россия.
Сама Франция тоже активно
применяет право вето. Прошлой зимой, к примеру, она вместе с США и
Великобританией заблокировала проект российской резолюции, призывавший
прекратить обстрелы Сирии с территорий других стран. Потому многие
эксперты и ответственные политики считают инициативу Макрона пиар
акцией. Некоторые вообще оценивают её, как провокацию.
Такой
оценки придерживается, в частности, доцент кафедры политической теории
МГИМО Кирилл Коктыш. В своём комментарии для газеты «Взгляд» он отметил
несколько моментов. Коктыш подчеркнул, что «Франция не вносила решающий
вклад в формирование послевоенного устройства мира и подобные инициативы
похожи на провокацию». К тому же, чтобы оспаривать вето России, нужно
обладать сравнимым ядерным и военным потенциалом, либо экономическим
потенциалом, как Китай и «по обоим критериям Франция, как ни крути, не
дотягивает».
Коктыш в своём комментарии деликатно промолчал, как
оккупированная и капитулировавшая перед Гитлером Франция, после войны
вошла в число стран-победителей и стала Постоянным членом Совета
Безопасности ООН. Известно, что во время подписания акта о капитуляции
Германии глава немецкой делегации фельдмаршал Кейтель, увидев в числе
представителей победивших стран французских военных, не сдержался от
удивления: «Как?! И эти тоже нас победили, что ли?! ».
У
восклицания Кейтеля есть своя история. Германия расправилась с Францией
за месяц с небольшим. Первое боестолкновение немецких и французских
войск произошло 13 мая 1940 года, а уже 17 июня правительство Франции
запросило у Германии перемирия и окончательно капитулировало 22 июня
1940 года. Позор военного поражения смывали своей кровью бойцы
французского движения Сопротивления.
Этих достойных людей до
сих пор почитают во Франции. Однако надо заметить, само сопротивление
было во Франции не таким массовых, как в других крупных оккупированных
странах. Можно сравнить, например, с Югославией, где борьба с
гитлеровцами приняла всенародный характер.
Историк Борис Урланис
в своей книге «Войны и народонаселение Европы» приводит такие данные:
за пять лет войны в рядах движения Сопротивления погибли 20 тысяч
французов (из 40-миллионного населения Франции). За это же время погибли
от 40 до 50 тысяч французов, воевавших на стороне Третьего рейха. Всего
в частях вермахта насчитывалось более 300 тысяч французов. Многие из
них записались в гитлеровское воинство добровольно.
За стол
стран-победителей Францию пригласил Советский Союз. Этому предшествовала
встреча в декабре 1944 года в Москве советского лидера Сталина с
председателем Временного правительства Франции генералом де Голем. Она
затянулась на долгие 15 часов. Де Голь приехал в Москву не случайно.
Раздосадованный пренебрежительным отношением американцев и британцев
генерал искал поддержки у Сталина.
Итогом поездки де Голя стал
Договор о дружбе и военной помощи между Францией и СССР. Подписанное
соглашение сблизило руководителей двух стран. Эксперты отмечают, что для
баланса сил Сталин предпочёл четырёх сторонний формат в отношениях
стран-победителей. Так по его инициативе послевоенный статус Франции
резко поднялся, удивив не только гитлеровского фельдмаршала.
Что не понял президент Франции?
Дарованное величие нередко приводит к неадекватности его оценки. Так
случилось в последнее время с французами. Они посчитали, что с высоты
постоянного члена Совбеза ООН можно диктовать свои условия странам,
определяющим сегодня мировую политическую повестку. Первым здесь
отметился Франсуа Олланд.
Четыре года назад он пригласил Индию в
постоянные члены Совбеза ООН. «У наших стран, — заявил Олланд зимой
2013 года, — общие политические цели, выполнить которые мы стремимся во
всех международных организациях. Речь идет о мире, демократии, свободе,
борьбе против климатических изменений. Я хотел бы, чтобы Индия вместе с
нами защищала эти принципы и в СБ ООН».
Олланда быстро
приструнили его же западные партнёры. У них собственный взгляд на
расстановку мировых сил и своё, отличное от французов, понимание места
Индии в этой иерархии. Конфуз с предложением Олланда лишь на время
остудил инициативный пыл французов. Париж продолжил искать форматы,
которые усилили бы его позиции в ООН за счёт объединения с другими
государствами второго политического эшелона.
Предложение
Эммануэля Макрона из того же ряда. Потеряв за первые четыре месяца
пребывания в должности президента Франции 30 процентов рейтинга, Макрон,
по оценке экспертов, решил «обеспечить себе какую-то известность» на
внешнем поле. Теперь его команда хвалится поддержкой странами ООН
инициативы французского президента. Хотя стоило бы говорить о другом.
Из постоянных членов Совбеза ООН позицию Франции поддержала лишь
теряющая остатки былого величия Великобритания. Соединённые Штаты и
Китай резко выступили против любого изменения права вето. Метивший в
Россию Макрон попал прямо в них. Пекин назвал предложения француза
«незрелыми». В таком реформировании Совета Безопасности Китай увидел
угрозу существующему миропорядку, и эта оценка значит сегодня в мире
много больше реформистской риторики Парижа.
О переформатировании
Совета Безопасности и других структур ООН говорят едва ли не с начала
нынешнего века. В последние годы картина мира сильно поменялась. Набрали
мощь экономики развивающихся государств, потеряли былую силу некогда
богатые страны. Возникли новые государственные объединения — «Большая
двадцатка», БРИКС, ШОС и другие. Все они нуждаются в реализации своих
интересов через международные институты, важнейшим из которых является
Организация Объединённых Наций.
Дело это непростое. Например,
сбалансированность сил в главном органе ООН — Совете Безопасности —
строится на трёх основных принципах: военной, экономической мощи и
политическом влиянии в мире. Отсутствие даже одного из этих важных
компонентов не позволяет стране реализовать себя, как мирового игрока,
определяющего судьбу мира на планете.
Так случилось, например, с
Германией. Её называли в числе первых кандидатов в расширенный состав
постоянных членов Совбеза ООН. В пользу этого говорила мощная немецкая
экономика — пятая на планете. Недостаток военной силы компенсировался
возможностями североатлантического блока НАТО, куда Германия входит
вместе с Соединёнными Штатами.
Осталось дело за малым —
продемонстрировать политическое влияние на мировые процессы. Тут немцы
провалились окончательно. Канцлер Германии и глава МИДа зачастили в
горячие точки планеты со своими рецептами разрешения региональных
конфликтов. Немцев слушали, но не слышали, поскольку реально претворить в
жизнь свои предложения у Берлина не было ни сил, ни возможности.
Дошло до того, что даже в Европе немцам стали устраивать обструкцию
страны, которые Германия же обеспечивает финансами. Польша, например.
Возникли сложности в отношениях со странами Балтии, Венгрией,
государствами южной Европы. Поговаривают, что это стало следствием
провала германской политики на Украине. Одна слабость привела к
системному снижению влияния и авторитета.
Как бы то ни было, о
Германии в Совете Безопасности теперь мало кто вспоминает, хотя она до
сих пор смотрится много солиднее других претендентов на место в ареопаге
современного мира. Наш пример говорит о том, что мир пока не изменился.
Он только меняется. В этот переходный период не должны терять форму
проверенные временем институты мироуправления.
Вот почему
ответственные политики убеждены: реформа Совета Безопасности ООН требует
особой осторожности и корректности. От этого зависит безопасность на
планете, а она поважнее любых политических игр, персональных амбиций и
рейтингов. Молодой президент Франции этого ещё не понял, или пока не
хочет понять.