Михаил Делягин: будущее мира принадлежит Востоку, а не Западу

Китай стал главным событием конца ХХ и остается главным событием начала ХХI века. Масштаб экономики Китая вырос за время проведения реформ почти в 40 раз! Дав всему миру потрясающий пример эффективной и стремительной модернизации, он является живой инструкцией, как надо ее делать, — и не менее живым упреком тем, у кого не получается.

После уничтожения нашей Родины Западом (этот процесс изучается при подготовке китайских руководителей высшего и среднего звена с особой тщательностью) мы привыкли жить в Pax Americana, — но уже несколько лет назад в самых разных странах было трудно отделаться от ощущения, что Pax Americana очень тихо и незаметно, без особых скандалов и конфликтов превратился в мир Большого Китая.

Если вы что-то хотите продать, вам достаточно прорваться на китайский рынок. Если вы хотите что-то произвести, вам достаточно войти в Китай. Если вам надо что-то сделать в какой-то стране, вам достаточно договориться с местными китайцами.

Во многих местах Европы (например, в бельгийской и французской провинции) не любят говорить по-английски — и мои знакомые китаисты уже привыкли расспрашивать о достопримечательностях владельцев китайских ресторанов.

Несколько лет назад мой знакомый купил квартиру в Черногории — в доме, построенном тремя китайцами: из Лондона, Москвы и Гонконга.

В конце концов, с 1996 года любое серьезное обсуждение российско-американских отношений включает в себя Китай.

Китай превысил США по масштабам экономики (рассчитанной по паритету покупательной способности) — и идет дальше, неуклонно повышая сложность (а значит, и прибыльность) осваиваемых им технологий.

Но это не свалилось с неба и не вызвано одним лишь трудолюбием народа: это прежде всего результат государственной политики, государственных усилий.

Китайский госаппарат производит шоковое впечатление высокой компетентностью, энергичностью и ответственностью чиновников. Они очень хорошо знают реалии не только своей сферы компетенции, но и смежных сфер: иногда возникает ощущение, что занимающий ответственный пост не забудет и не перепутает ничего, даже если его растолкают посреди ночи. Умея и любя рапортовать об успехах, главные силы китайские чиновники направляют на выявление и исправление причин неудач (хотя, конечно, не будут распространяться о них посторонним). Как правило, они скромны и при этом, что производит особенно сильное впечатление, инициативны.

Это особенно важно в наше время, когда новые технологии меняют буквально все, включая то, что всегда казалось нам незыблемым. Сегодняшняя жизнь напоминает бизнес 90-х тем, когда каждое утро вы должны начинать с проверки — не изменилось ли что-то незыблемое, начиная с гравитационной постоянной.

Мы видим, как технологии меняют саму природу человека — иногда до неузнаваемости. Мы видим, как деньги теряют значение, уступая свою социальную роль технологиям, а из тех вырастает социальный инжиниринг, позволяющий обеспечивать тотальную управляемость людей без малейшего покушения на их чувство личной свободы.

Мы видим, как глобальные рынки, как протоматерик Гондвана, разделяются на макрорегионы. И в этом распадающемся человечестве нам предстоит создать новый, свой собственный мир, мир для себя: это наша общая работа.

Очень тяжелая, очень сложная, очень опасная.

Но если мы пренебрежем ею и снова, как четверть века назад, толерантно и политкорректно отдадим ее на аутсорсинг, — нам снова придется жить в чужом мире, построенном нашими противниками без нас, не для нас и против нас. И, скорее всего, выжить в этом мире нам уже не удастся.

А возможности построить целый мир для себя у нас есть.

Как человек, с 1995 года, за исключением прошлого года, бывавший в Китае несколько раз в году, могу сказать: разница наших культур — не только барьер, от которого мы страдаем жестоко и довольно часто совершенно неожиданно, но и огромные возможности. Мы действительно дополняем друг друга, и еще в позапрошлом году американские аналитики с ужасом говорили, что наш стратегический союз симбиотичен, причем не по замыслу руководителей или состоянию экономик, но в первую очередь по природе культур. Каждый из нас лучше всего умеет то, что не получается у другого: китайцы гениально производят стандартные изделия, в том числе весьма сложные, а мы способны создавать нечто принципиально новое. Это более серьезная основа нашего сотрудничества, чем обмен сырья на продукцию, и это определенный залог нашего общего будущего.

Подобно тому, как разница электрических потенциалов рождает электрический ток, разница потенциалов культурных рождает возможности сотрудничества и совместного развития, взаимного обогащения.

И при этом мы находимся практически в одинаковом положении: для глобальных спекулянтов, использующих США как свою организационную структуру и место базирования, уничтожение и Китая, и России является категорическим идеологическим, чтобы не сказать религиозным, императивом. Он не проявляется в отношении Китая так открыто, с такой ненавистью и цинизмом, как в отношении России, лишь из страха, так как Китай сильнее и не стесняется защищать свои национальные интересы, — однако необходимость отсечения китайской экономики от американского рынка является консенсусом всех групп американской элиты. Разница между Обамой и Трампом заключалась лишь в том, что первый хотел провести «линию отсечения» по границам Китая, а второй согласен сдвинуть ее на границы США, — однако в обоих случаях это нанесет страшный удар сегодняшней китайской экономике и в обоих случаях задумывается именно поэтому.

Однако перед лицом все более серьезных угроз и краха недостаточно обоснованных надежд, мы не должны забывать, что в силу объективных культурных, технологических и хозяйственных причин двум нашим народам принадлежит не только наше собственное будущее, но и будущее всего мира. И управленческая, кадровая, образовательная катастрофа Запада, о которой здесь упоминалось и от которой мы так жестоко страдаем, и его нежелание и неспособность обуздывать созданные им силы глобального терроризма и варваризации, лишь подтверждает этот факт.

И нам надо распорядиться этим миром, который принадлежит нам и которым нам предстоит перестраивать для себя, с умом и пользой.

Экономический пояс Шелкового пути — не торговая и даже не логистическая концепция, но концепция глубочайшего, коренного преобразования всей Евразии китайским капиталом и, отчасти, китайскими руками. И ЕАЭС является центральной частью этого нового Шелкового пути отнюдь не по одним только географическим причинам (хотя объективно и служит его ядром), а прежде всего потому, что мы обладаем признаваемым и друзьями, и врагами умением стратегического видения (пусть и не используя пока его) и колоссальными свободными ресурсами.

Кроме того, именно Россия, причем в силу не столько исторических, сколько культурных причин сохраняет и даже развивает (пусть и вне государственных и крупных коммерческих структур) технологии будущего, получившие название «закрывающих». Созданные в основном в недрах советского ВПК, они основаны на парадоксальном объединении знаний из разных областей и отличаются простотой и сверхпроизводительностью. В сегодняшнем мире они блокируются бюрократией и, главное, монополиями, объективно ориентированными на завышение, а не снижение издержек, — однако после срыва в глобальную депрессию и резкого сжатия рынков они станут единственной возможностью сохранения технологической цивилизации в привычном для нас виде. Китай очень хорошо понимает это и внимательно следит за большинством разработок такого рода; надеюсь, их важность успеет осознать и российское государство.

Мы любим и умеем жаловаться на жизнь, но ни одно поколение в истории человечества не имело и тени наших сегодняшних возможностей, и мы должны уметь их видеть и использовать — умно, быстро, полно.

Глядя на них с разных точек зрения, мы — русские и китайцы — получаем стереоскопическое, объемное видение, от которого не ускользнет ничто. Как говорил Мао Цзэдун, которого помнят и уважают и в нашей стране, «лучше идти на двух, чем на одной или на полутора ногах», — и мы уже идем в неизвестность, идем вместе, по мере сил преобразуя хаос в гармонию, комфорт и порядок.

Источник