На самом деле тут два вопроса — когда использование силы оправдано, в контексте ключевого слова «за рубежом», и какие уроки американцы извлекли относительно зарубежных вторжений из иракского опыта. В качестве политического советника Рона Пола в 2008-м и 2012 годах я склоняюсь к не-интервенионистскому направлению, но это, по крайней мере, отчасти благодаря тому, что интервенции последнего времени сработали не очень хорошо, и на деле увеличили число врагов, а не уменьшили его; при этом было убито почти 7500 американских солдат, а также более миллиона жителей стран, с которыми связался Вашингтон. Можно было бы обоснованно утверждать, на основе развития событий после 9/11, что дестабилизация или нападение на другие страны последовательно меняют плохую ситуацию к худшему, и имеют тенденцию позволять проблемам разрастаться подобно метастазам. Это иногда называют «результатами, противоположным ожидаемым».
Тем не менее, «против вмешательства» не означает «против войны», если война становится единственным вариантом, способным защитить жизненные интересы; но в вооружённый конфликт нельзя вступать необдуманно. На самом деле существует простой ответ, когда применять силу: для защиты самих Соединённых Штатов против явной и определённой угрозы стране или подлинно жизненным интересам. В самом деле, без угрозы жизненным интересам, Соединённые Штаты не имеют права никуда вторгаться. И как применять силу, тоже определяется просто: согласно требованиям конституции, объявлять войну — прерогатива Конгресса. Но конституция Соединённых Штатов не предполагала крупного развёртывания американских солдат, матросов, спецназовцев и лётчиков за рубежом, не учитывала она и наличия более чем 1000 военных баз по всему миру. Действительно, США не сталкивались с вооружённой угрозой своей территории со времён набега Панчо Вилья на Нью-Мексико в 1916 году, поэтому необходимо рассмотреть вопрос о военных решениях в современном контексте.
Те, кто видит будущие войны Америки как ведущиеся «за рубежом», конечно, учитывают географическую изоляцию Соединённых Штатов, но они, в сущности, и продвигают тот принцип, что стране лучше защищаться превентивно и на расстоянии. Любой довод в пользу превентивных оборонительных действий должен базироваться на доктрине «справедливой войны» и должен распространяться на наличие неотвратимой угрозы. Он не должен распространяться на модные в настоящее время «гуманитарные интервенции», продвижение демократии силой оружия или войны по выбору.
Взять, к примеру, Ирак — если бы Саддам Хусейн действительно имел бы планеры, способные перелетать через Атлантический океан с химическим или бактериологическим оружием, и если бы у него было намерение его применить, то нападение на него было бы вполне оправданным, хоть с разрешения ООН, хоть без него. Однако в отсутствии возможностей и намерения действительно угрожать Соединённым Штатам, с их стороны отказ от военного участия за рубежом, безусловно, самый этичный и реалистичный вариант. Развязывание военных действий против правительства другой страны и её находящегося в заложниках населения неминуемо порождает непредвиденные последствия, приводящие к беспорядочному расползанию миссии ещё долгое время после уничтожения целей атаки.
Даже когда военная инициатива считается неизбежной, она должна укладываться в так называемую доктрину Колина Пауэлла*: она должна касаться подлинно жизненных интересов; она должна быть последним из возможных вариантов; она должна иметь чёткую и достижимую цель с ясно просчитанными рисками и затратами; последствия этого шага должны быть осознанны; у неё должна иметься установленная продолжительность и стратегия выхода. Американский народ должен понимать и поддерживать миссию, а в идеале должна присутствовать и поддержка за рубежом. Утверждают, что Пауэлл впоследствии добавил также правило «Поттери Барн» (сеть магазинов «Всё для дома», — прим. перев.) — «разбитое вами означает вами купленное». Это истолковывается как означающее, что смен режима имеет последствия. Успешный завоеватель становится новой властью и должен решать, что делать с миллионами людей, которых теперь надо кормить, расселить и о них заботиться.
Уроков, извлечённых из Ирака, несколько, и они отражают несоответствие некоторым ключевым элементам доктрины Пауэлла. Активный мониторинг и обсуждение темы иракского оружия ещё были в разгаре, когда Вашингтон принял решение начать войну, поэтому военный вариант не был последним из оставшихся вариантов. Фактически никакие жизненные интересы на кону не стояли, хотя, наверное, это и не было вполне ясно каждому в то время. Цель насчёт смены режима была и ясна, и легко достижима, но не было отчётливого понимания того, что будет дальше, и о том, каковы будут последствия — как для региона, так и для народа Ирака. Не было ни определённых сроков, ни стратегии выхода, — и миссия трансформировалась в национальное строительство, а это не неподходящая задача для любой армии, а также затея, с которой уже тогда существовали значительные проблемы в Афганистане.
Все осложнения с Ираком были усугублены провалом разведслужб – от начала и до конца. В теории, разведывательное сообщество Соединённых Штатов существует для того, чтобы снабжать политиков объективной информацией о том, что происходит в мире, и что может угрожать Соединённым Штатам или их интересам. Единственный продукт разведки это информация, поскольку разведслужбы традиционно участвуют в политике, по очень веским причинам — информация, не осквернённая политическими соображениями, даже если ею и пренебрегают, должна быть предоставлена, для того, чтобы дать возможность её взвесить и обеспечить принятие лучшего решения из возможных.
Конечно, граница между разведкой и политикой за последние семьдесят лет была перейдена не один раз, и информация часто политизировалась, как в оценках Советов, которые представляли Москву более угрожающей и боеспособной, чем она была на самом деле. Но подход к Иракской войне перевёл фальсификации в разведке на совершенно новый уровень. Сэр Ричард Дирлав, глава британской МИ-6, и ключевой игрок англо-американской интриги в «шитье дела» против Саддама, сказал впоследствии, что разведка «сгустила краски», чтобы сделать как можно более убедительным наличие предполагаемого иракского оружия массового поражения. Так называемый меморандум Даунинг Стрит подтвердил, что «разведданные и факты подгоняли в угоду политике», а не наоборот, и Дирлав особо заявил, что при определении оценок сомнительные свидетельства выдавались за твёрдо установленные.
Тем временем в Вашингтоне Джорд Тенет и его штат ЦРУ частенько гостили в Белом доме и целиком и полностью поддерживали ложные предположения о том, что Саддам имеет связи с Аль-Каидой, и что в арсенале Ирака имеется оружие массового уничтожения вместе с системами его доставки к цели. Одновременно информация агентов вроде германского информатора иранского происхождения «Финта»** некритично воспринималась оперативниками разведки, вплоть до того, что высшие руководители Агентства бездумно использовали предоставленную им информацию в качестве подтверждения злых намерений Саддама. В конце 2002 года аналитики ЦРУ весьма скептически относились к этому поводу для войны, но эти сомнения каким-то образом испарялись к тому времени, как их анализ доходил до седьмого этажа, который тесно сотрудничал с Белым домом. Кроме того, было гораздо более широкие расхождения во мнениях в разведывательном сообществе, особенно из-за алюминиевых трубок, которое так и не нашло отражения в окончательном варианте доклада. Это безудержное стремление к войне достигло кульминации в выступлении в ООН Тенета, где тот попытался прибавить достоверности речи Колина Пауэлла, обвинявшего режим Саддама. Пауэлл впоследствии охарактеризовал предоставленные ему разведданные как «намеренно вводящие в заблуждение».
Где-то в другом месте системы сфабрикованная информация о том, что Ирак обращался к Нигеру с просьбой о поставках уранового концентрата, тенденциозно фильтровалась и направлялась через Управление специального планирования Пентагона напрямую в Белый дом, в сопровождении фальшивых разведданных, предоставляемых иракским эмигрантом и известным мастером фальшивок Ахмедом Чалаби, который в конце концов оказался агентом Ирана. Всё это ложилось на стол политикам в Белом доме и почти наверняка повлияло на окончательное принятие решения о начале войны. Хотя никоим образом не ясно, могло ли бы это предотвратить войну, если бы продукция разведслужб была качественнее, наличие другого мнения, несомненно, могло бы заставить некоторых сторонников вторжения засомневаться.
Поскольку критически важно воспринимать данные разведки правильно, так, чтобы решения принимались исходя из реального положения, а не из преувеличенных ожиданий, «огненная стена» между разведкой и политикой должна сохраняться любой ценой. Эта стена была уничтожена во время подготовки вторжения в Ирак, и Ирак продемонстрировал, что скверные разведданные приводят к плохому результату, точно так же, как они несколько лет спустя привели к плохому результату и в Ливии. И эта проблема совершенно не устраняется и тем, что оценки, дающиеся на рабочем уровне и на местах, если говорить об Афганистане, уже много лет пессимистичны, даже несмотря на то, что разведывательное сообщество продолжает поддерживать усилия Белого дома по национальному строительству.
Военные интервенции — негодный политический вариант, и по моральным, и по практическим причинам, но представляется, что они представляют собой прискорбный выбор, который Соединённые Штаты будут, скорее всего, по-прежнему практиковать, если посмотреть на декларируемые обеими партиями внешнеполитические взгляды. Война как предпочтительный инструмент разрешения международных споров — это признак болезни власти, которая с виду, казалось бы, имеет все инструменты, чтобы ответить разумно, однако в реальности со своими обязанностями не справляется. Брак в работе разведки во времена Ирака, к сожалению, одним этим случаем не исчерпывается. В конце концов, ЦРУ и директор национальных разведслужб США работают для президента, и они будут делать то, что прикажет им глава исполнительной власти. Такова реальность, и это положение, которое в настоящее время преобладает, благодаря почти ничем не ограниченной исполнительной власти. Пытаться исправить что-то в Ираке — напрасный труд. Вместо этого нам следует стремиться стать такой нацией, какой мы хотим быть, и попытаться установить новую нормальность, а не поддерживать постоянное состояние войны, как за рубежом, так и у себя дома.
Примечания:
* — В своё время, извлекая уроки из войны во Вьетнаме, военно-политическое руководство США решило отказаться от концепции «эскалации боевых действий» и начало разрабатывать новую концепцию. В 1985 г. министр обороны США Уайнбергер предложил свое видение применения американских вооруженных сил. Оно заключалось в следующем:
- Соединённые Штаты не должны применять силу за пределами государства, если конкретное участие или сам случай не является жизненно важным для нашего национального интереса или наших союзников...
- Если мы решили, что необходимо применить вооружённые силы в данной ситуации, мы должны это делать искренне и с чётким намерением победить.
- До того как Соединённые Штаты применят силу за пределами государства, необходимо иметь подтверждение того, что у нас есть поддержка американского народа и его избранных представителей в Конгрессе.
Данный подход получил название «всё или ничего». Концепция Уайнбергера была одобрена и стала доктриной, действовавшей до окончания «холодной войны» и распада Советского Союза.
В связи с последующим изменением баланса сил в мире доктрина Уайнбергера начала пересматриваться. Она была дополнена генералом Пауэллом, который высказался за применение вооружённой силы не только для обеспечения жизненно важных национальных интересов, но и для более ограниченных целей, однако при обязательном условии, что они чётко определены и военная сила применяется самым решительным образом при подавляющем численном превосходстве. С этого момента её стали называть доктриной Пауэлла, незаслуженно забыв при этом её основоположника. Этот факт и имел в виду министр обороны Рамсфелд, когда в одном из интервью в ходе войны в Ираке ревниво отметил, что он не знает никакой доктрины Пауэлла и есть только доктрина Уайнбергера.
Анализ операции «Шок и трепет» показывает, что руководство США не стало использовать эту доктрину, несмотря на её успех в 1991 г. Причина заключается в ином видении характера войн XXI в. и пересмотре взглядов о применении вооружённых сил США в этих войнах. В руководстве по применению военной силы министр обороны США в 2002 г. заявил:
- Руководство США должно быстро определить, когда дипломатия не привела к успеху, и затем действовать решительно, ещё во время докризисного периода, чтобы воспрепятствовать нападению на страну.
- Руководство страны никогда не должно увязывать задачу с получением поддержки от общественности, конгресса, ООН или союзников.
- Руководители должны избегать давать обещаний не делать что-то, т.е., например, не использовать сухопутные войска (как сделал президент Клинтон в период бомбардировки Косово в 1999 г., что вызвало недовольство среди военных.), не бомбить ниже 20 000 футов, не рисковать жизнями американцев, не бомбить во время Рамадана и т.д.
Как показала война в Ираке, министр обороны Рамсфелд не только иначе рассматривал вызовы и задачи внешней политики США, чем государственный секретарь Пауэлл, но желает проводить и свою внешнеполитическую линию, а не только руководить Пентагоном. По его мнению сегодняшние внешнеполитические вызовы требуют быстрого размещения мобильных войск в разных точках в разное время для ведения интенсивных боевых действий как с традиционными, так и нетрадиционными противниками.
В основу плана проведения операции «Шок и трепет» легла концепция «роллинг-старта». Согласно ей боевые действия начинаются до прибытия всех готовых сил, которые затем могут использоваться для наступления в зависимости от хода сражения. Такой подход даёт выигрыш во времени, но создает и риски в результате недостаточного ресурсного обеспечения боевой задачи, что и проявилось в Ираке, хотя этот риск и не имел решающего характера.
По мнению Рамсфелда, меньшие по численности, но лучше оснащённые и обученные современные вооружённые силы США вполне могут заменить громоздкие, тяжёлые подразделения времён Войны в заливе. Поэтому акцент должен делаться не на массированной огневой мощи или численном превосходстве вооружённых сил, как это было раньше, а на правильном использовании ВВС, относительно небольших сухопутных сил, широчайшем применении хорошо подготовленных сил специального назначения и на передовых военных технологиях, обеспечивающих преимущество ВС США над любым потенциальным противником. Этим объясняется тот факт, что США сосредоточили только 1/3 от тех сухопутных сил, которые использовали в 1991 г., но масштабно применяли высокоточное оружие, что имело и пропагандистскую цель — демонстрации различного отношения к режиму Хусейна и к простым иракцам.
Вторым важным отличием от доктрины Уайнбергера-Пауэлла является ставка на скорость. Наземная операция началась без длительной фазы бомбардировки с воздуха и ожидания концентрации всех сил. Сам Рамсфелд сослался на закон физики, гласивший, что скорость важнее массы. В этом ключ к пониманию сути сформировавшейся и проверенной в Ираке доктрины Рамсфелда, открывающей новую американскую философию ведения войн: отказ от численного преимущества над противником в интересах технологического превосходства, использование связанных в единую интегрированную систему передовых технологий уничтожения и скоростной передачи информации. (авт. — Иванов Олег Петрович, доктор политических наук, профессор, проректор по научной работе Дипломатической академии МИД РФ).
** — англ. Curveball, досл. кручёный мяч, при рождении в 1968-м получил имя Рафид Ахмед Алван ал-Джанаби, в 1999-м бежал из Ирака и утверждал, что работал инженером-химиком в передвижной лаборатории по производству бактериологического оружия в рамках иракской программы создания ОМУ; в 2011 году согласно сообщению «Гардиан» сознался во лжи.
