21 сентября 2016
Промах Ангелы Меркель оставляет чувство конца эпохи
Фёдор Лукьянов - главный редактор
журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002
году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике
России с 2012 года. Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Научный директор
Международного дискуссионного клуба «Валдай». Выпускник филологического
факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.
Резюме:Ангела Меркель признала, что действия правительства с середины 2015
года, когда кабинет сначала просто наблюдал за нарастанием потока
беженцев в Европу и Германию, а потом объявил политику открытых дверей,
были ошибкой.
Шквал критики, который обрушился на Меркель со стороны не только
противников, но и союзников, заставляет корректировать курс. "Если бы я
могла, я хотела бы отмотать время назад", - сказала глава германского
правительства. Комментаторы расценили это заявление как готовность
пойти на уступки, чтобы восстановить единство партии и коалиции - как
консервативной (с баварским Христианско-социальным союзом, лидер
которого Хорст Зеехофер превратился в едва ли не самого громогласного
оппонента Меркель), так и "большой", с социал-демократами. Однако помимо
политической прагматики (через год в Германии общефедеральные выборы, и
Ангела Меркель собирается в них снова участвовать) есть и более общий
аспект. Он связан с изменением политической атмосферы в главной стране
Европейского союза, что будет иметь глубокие последствия для всего
Старого Света.
Европейская интеграция, как она была задумана в середине прошлого
века, сочетала в себе два неразделимых компонента. В высшей степени
идеалистическое стремление отцов-основателей прекратить страшные
междоусобицы, дважды только за ХХ век доведшие Европу до мировых войн. И
предельно функциональную схему, такой институциональный и правовой
механизм, который позволил бы сочетать меркантильные интересы крупных
игроков и по возможности не ущемлял более мелких. Большой успех проекта
во второй половине прошлого столетия (а то, чего удалось добиться в
Западной Европе, было сродни настоящему чуду) проистекал именно из этой
комбинации. Ну и, конечно, наличия внешней консолидирующей угрозы в
виде СССР вкупе с бдительным патронатом США.
После конца "холодной войны" политический ландшафт преобразился.
Советская угроза исчезла, Америка взялась за мировое лидерство,
европейская интеграция вышла на новый уровень, замахнувшись и на
углубление, и на расширение. О надеждах и разочарованиях, амбициях и
ошибках этого периода сказано много, как и о не слишком обнадеживающем
итоге. Важно, однако, что и в эти четверть века проект опирался на две
"ноги". С одной стороны, извлечение максимальной выгоды для единой
Европы, с другой - морально-этическое позиционирование ее как прототипа
новой модели межгосударственных отношений в целом.
Не стоит сводить все к примитивному лицемерию. Европейской
политической культуре вообще свойственна назидательность. А в эпоху
интеграции она оказалась помножена на действительно впечатляющий
прогресс и в политике, и в экономике, а также ощущение того, что Старый
Свет сумел избавиться от самых пагубных политико-идеологических
проявлений, достигших апогея в первой половине ХХ столетия. Так что
гордость за свершения служила обоснованием как для продвижения всего
проекта, так и для покровительственно-напористого отношения к внешним
партнерам.
Однако, достигнув пика к началу века, интеграция столкнулась с
нарастающими трудностями. Вдруг оказалось, что и политическая модель не
справляется с гораздо более сложным и неоднородным объединением, и
экономическая не обеспечивает достаточного роста, и заявляемые
благородные принципы на этом фоне повисают в воздухе.
Обстоятельства вытолкнули Германию на лидирующую роль, которая
Берлину не могла не льстить, но и пугала. С конца "холодной войны"
Германия видела в ЕС способ обеспечивать собственный экономический и
политический подъем без того, чтобы вызывать страх у соседей по
континенту. Поэтому германское руководство воспринимало признаки упадка
Евросоюза как огромный риск для будущего собственной страны. И в первую
очередь - эрозию идеологической составляющей, того, что с какого-то
момента стало принято называть европейскими ценностями.
Кризис с беженцами летом и осенью 2015 года Ангела Меркель, политик
вообще моралистического склада, судя по всему, посчитала шансом на
восстановление баланса европейского проекта. Во-первых, моральное
лидерство ЕС - пока другие разрушают Ближний Восток, Европа и Германия
заботятся о жертвах чужого политиканства. Во-вторых, экономический
стимул - приток более молодого и активного населения в стареющие
общества, возможность подстегнуть необходимые реформы. Наконец,
инструмент политического воздействия на членов объединения за счет
призыва к солидарности и совместным действиям.
Меркель ошиблась, эффект оказался противоположным. Вместо способа
сбалансировать ЕС проблема беженцев превратилась в источник еще большей
внутренней фрагментации. Фатально пострадали и позиции самой госпожи
канцлер. За предшествующие годы образ несколько "упертого", но очень
"правильного" лидера в сочетании с ощущением солидной немецкой
эффективности превратил Меркель в "незаменимую" для Германии и всей
Европы. Теперь Евросоюз как будто осиротел - других руководителей
сопоставимого калибра нигде нет. И промах Ангелы Меркель, теперь уже ею
признанный, оставляет чувство конца эпохи - воссоздать ЕС таким, каким
он был, больше не получится. А каким он будет дальше - не знает никто.
Российская газета