В экономической и
политической жизни Юго-Восточной Азии огромным влиянием пользуются
«хуацяо». Так называют этнических китайцев, представителей
многомиллионных китайских диаспор, которые проживают за пределами Китая.
По данным исследователей, в современном мире насчитывается не менее 40
миллионов хуацяо, проживающих в основном в Америке, Европе и
Юго-Восточной Азии. В Индокитае и на островах Малайского архипелага
китайские торговцы появились еще в начале нашей эры, по мере развития
экономических отношений между Китаем и «странами южных морей» их
количество только увеличивалось. Экономическое процветание ряда стран
Юго-Восточной Азии, прозванных «азиатскими тиграми», во многом было
обусловлено и активной деятельностью местных китайских диаспор. В
Сингапуре хуацяо фактически находятся у власти, в Малайзии их
экономическое влияние очень велико, прочные позиции занимает китайский
бизнес в Таиланде, Индонезии, на Филиппинах, в Мьянме, во многих других
странах региона.
Хуацяо
Юго-Восточной Азии — это классическое «торговое меньшинство» или,
пользуясь терминологией американского социолога и философа Томаса
Соуэлла, — «меньшинство-посредник». Согласно точке зрения Соуэлла,
«меньшинство — посредник» обладает уникальным социальным положением. Как
правило, это мигранты, занимающие важную нишу в обществе. Они
осуществляют торгово-меновые функции, жизненно необходимые обществу, но,
в т же время, воспринимаются обществом как «чужие». В определенных
случаях на них выплескивается социальное недовольство, чем успешно
спекулируют политики. Классический пример «меньшинства — посредника» в
европейской истории — евреи, в свою очередь, как подчеркивает Соуэлл,
«китайцев-хуацяо стали называть евреями Юго-Восточной Азии, народность
ибо — евреями Нигерии, парсов — евреями Индии, а ливанцев- евреями
Западной Африки».
Вплоть
до европейской колонизации Юго-Восточной Азии китайские торговцы играли
важнейшую роль в межнациональных коммерческих отношениях в регионе.
Китайские купцы контролировали экспорт и импорт в регионе, сотрудничали с
европейскими коммерсантами, которые позднее составили им серьезную
конкуренцию. После колонизации большинства стран Юго-Восточной Азии,
китайские предприниматели активно проявляли себя и в других сферах
экономики, включая растениеводство и обрабатывающую промышленность. Они
же стояли у истоков банковской сферы во многих странах региона.
Между
тем, далеко не все хуацяо Юго-Восточной Азии являются предпринимателями
или менеджерами коммерческих организаций. Массовая миграция китайцев, в
особенности жителей южных провинций Китая, в Юго-Восточную Азию
началась еще в середине XIX века и отнюдь не от хорошей жизни. Основные
потоки мигрантов шли из провинций Южного Китая, особенно из Гуандуна,
Гуанси, Гуйчжоу. Вчерашние крестьяне из китайских деревень нанимались
рабочими на рудники и плантации. Однако, учитывая природную тягу
китайцев к знаниям, их дисциплинированность и сплоченность, многие
впоследствии «выбивались в люди», становясь предпринимателями или
представителями интеллигенции. При этом, хуацяо не рвали связи с
родиной, а напротив стремились помогать оставшимся в Китае родственникам
и землякам, воспринимая их на тот период как жертв маньчжурской
оккупации.
Сегодня китайская диаспора является наиболее богатой и
образованной в странах Индокитая и Малайского архипелага. По данным
исследователей, этнические китайцы контролируют до 70% богатств стран
Юго-Восточной Азии, при этом составляя в совокупности лишь 6% населения
региона. Из 200 богатейших людей мира 16 — это предприниматели из
китайской диаспоры в Юго-Восточной Азии. Финансовые ресурсы и
экономический потенциал китайской диаспоры в регионе огромен, что
превращает ее в крайне важный компонент и политической жизни государств
Юго-Восточной Азии.
Главным
фактором, способствовавшим массовой миграции китайцев в страны
Юго-Восточной Азии, стала их географическая доступность. Гораздо проще
из южных провинций Китая попасть в Таиланд или Вьетнам, чем в страны
Европы. В результате массовой миграции, во многих странах Юго-Восточной
Азии хуацяо превратились в значительную часть населения. В настоящее
время китайцы составляют 76% населения Сингапура, 24% населения
Малайзии, 14% населения Таиланда, 11,2% населения Брунея. Менее
многочисленны китайские диаспоры в таких странах как Индонезия (3%),
Лаос (3%) и Мьянма (3%). На Филиппинах китайцы составляют 1,5% населения
страны, во Вьетнаме — 1,1%. Менее всего повезло китайцам Камбоджи (1%),
которые немало пострадали во время полпотовских репрессий (и это
несмотря на то, что среди лидеров «красных кхмеров» было много лиц
китайского происхождения). В Сингапуре, как мы уже отметили выше,
китайцы доминируют в политической и экономической жизни страны. В
Малайзии и Индонезии проживают неассимилировавшиеся диаспоры хуацяо,
тогда как во Вьетнаме, Таиланде, Мьянме китайцы в значительной степени
ассимилировались с местным населением. Главной причиной слабой
ассимиляции в Индонезии и Малайзии являются конфессиональные различия —
эти страны, как известно, являются мусульманскими, тогда как в Таиланде,
Мьянме, Вьетнаме основная масса населения является буддистами и,
соответственно, китайцам проще раствориться в близкой в культурном
отношении среде. Однако, и в Малайзии, и в Индонезии существуют группы
практически полностью ассимилировавшегося китайского населения — т.н.
«перанакан», которые восприняли малайские и индонезийские имена, обычаи,
часто состоят в смешанных браках с представителями народов Малайского
архипелага.
Еще в первой половине ХХ в. китайцы превратились в
серьезную политическую силу в странах Юго-Восточной Азии. Стоит
отметить, что часто именно в эмиграции могли спокойно существовать
китайские революционные группировки, выступавшие против династии Цин.
После Синьхайской революции связи китайских диаспор с Китаем еще более
усилились. Китайские предприниматели сотрудничали с Гоминьданом, а среди
также многочисленного китайского пролетариата и, частично,
интеллигенции набирала популярность коммунистическая идеология. Именно
китайцы чаще всего стояли у истоков коммунистического и рабочего
движения в британских, голландских и французских колониях в Индокитае и
на Малайском архипелаге. В частности, Коммунистическая партия Малайи,
долгое время ведшая партизанскую войну в джунглях сначала Британской
Малакки, а затем и суверенной Малайзии, была практически полностью
китайской организацией.
С другой стороны, долгое время в Бирме
сражались остатки дивизий гоминьдановской армии, отступившие в район
печально известного «Золотого треугольника» из южной китайской провинции
Юньнань. Разнилось и отношение к китайским диаспорам со стороны
«принимающих обществ». К примеру, в Таиланде китайцы ассимилировались
наиболее успешно, существует множество смешанных семей и, по сути,
многие таиландские хуацяо — это таиландцы китайского происхождения.
Впрочем, еще в 1920-е — 1930-е гг. в Сиаме действовали дискриминационные
законы в отношении китайцев, которым предписывалось принимать тайские
имена и отказываться от своего языка. Позже политика таиландского
правительства в отношении китайской диаспоры существенно
либерализовалась.
Совершенно другая картина наблюдается в
Индонезии, где китайцы выглядят чужеродной группой на фоне местного
населения, по преимуществу — мусульманского. В истории Индонезии
неоднократно происходили антикитайские погромы, вызванные социальными
причинами и, прежде всего, недовольством местного населения условиями
жизни в стране. Первый крупный антикитайский погром произошел еще в 1740
году. Голландские власти отдали приказ переселить всех китайских
работников на плантации Цейлона (тогда Цейлон был еще голландским). В
Батавии начались волнения, что вызвало трехдневный «китайский погром»,
во время которого были убиты от 5 о 10 тысяч китайцев. После погрома
китайское население Батавии было переселено в специальные кварталы.
Затем положение китайцев улучшилось. Они получили статус голландских
подданных и превратились в посредников между европейскими колонизаторами
и туземным населением.
Разумеется,
после провозглашения национальной независимости Индонезии власти страны
начали дискриминацию китайского населения, проявлявшуюся в запрете на
китайский язык, использование китайских имен и фамилий. Наиболее жестко
китайское население страны преследовалось в 1965-1998 гг. Антикитайская
политика индонезийских властей объяснялась тем, что китайцы составляли
большинство активистов и сторонников Коммунистической партии Индонезии и
рассматривались в качестве «пятой колонны» Китая в индонезийском
обществе. Но и после того, как Китай отказался от планов революций в
странах Юго-Восточной Азии, Индонезия сохраняла антикитайскую линию во
внутренней политике. Власти умело пускали протестную энергию масс в
русло межнациональных конфликтов. Наиболее масштабные антикитайские
выступления за последнее время в Индонезии произошли в 1997-1998 гг.
В
Малайзии китайцы составляют четверть населения страны, но лишены тех
прав, которыми обладают представители коренного населения — малайцы и
некоторые другие более мелкие народы. Для Малайзии характерно
существование установленных законом льгот и преференций коренному
населению — «бумипутра», к которому не относятся китайские и индийские
мигранты, составляющие значительную часть населения страны. В то же
время, китайцы контролируют большую часть малазийского бизнеса, активно
представлены в культуре, науке, в правительственных учреждениях. Поэтому
вряд ли можно говорить о том, что положение китайцев в Малайзии очень
плохое.
В Юго-Восточной Азии к китайцам двойственное отношение. С
одной стороны, правительства государств региона не могут отрицать
очевидное — вклад китайских диаспор в экономику стран ЮВА колоссален.
Но, с другой стороны, экономические успехи китайских диаспор не могут не
вызывать зависти, а в некоторых случаях — и опасений по поводу
постепенного подчинения национальных экономик интересам Китая
посредством деятельности богатых и активных диаспор. Поэтому во многих
странах Юго-Восточной Азии всегда было настороженное отношение к
попыткам местных китайцев перейти из экономической сферы
жизнедеятельности общества в политическую. Но, и особенно это
прослеживается в Таиланде, Камбодже, Лаосе, Вьетнаме, китайцы активно
наращивали влияние диаспор через потомков смешанных браков с
представителями местных народов. «Полукровки», чаще всего имевшие
тайские, кхмерские, вьетнамские фамилии и имена, гораздо проще делали
чиновничью карьеру, добивались успеха на политическом поприще. Впрочем,
далеко не все из них ориентировались на связи с диаспорой — многие
предпочитали, напротив, окончательно ассимилироваться в окружении
принимающего общества и дистанцироваться от диаспорной среды.
Антикитайские
настроения в странах Юго-Восточной Азии основаны не только на зависти к
экономическим успехам активных хуацяо. На самом деле, последние далеко
не всегда добивались преумножения своих богатств законными способами. Не
нуждается в пояснении феномен знаменитых китайских «триад»,
распространивших свою деятельность на всю Юго-Восточную Азию. Некоторые
представители китайских диаспор еще во второй половины XIX века были
замешаны в торговле опиумом, а в ХХ веке наркобизнес стал одним из
главных теневых сфер деятельности китайских мафиозных организаций в
Юго-Восточной Азии. Попытки КНР в 1950-е — 1960-е гг. использовать
китайские диаспоры как главную боевую силу прокоммунистических революций
в Юго-Восточной Азии также привели к росту неприязненного и
подозрительного отношения к китайским диаспорам. В частности, в
Индонезии в 1965 г. — после военного переворота генерала Сухарто,
зверски расправившегося с коммунистическим движением страны, — было
запрещено телевещание на китайском языке. Формально запрет был снят лишь
в 1994 году, но только в 2000 г. вышла первая телепередача на китайском
языке.
Сегодня
КНР все активнее развивает сотрудничество с зарубежными китайскими
диаспорами всего мира, и общины хуацяо в странах Юго-Восточной Азии
стоят в этом списке на первом месте. В то же время, серьезным соперником
КНР в сотрудничестве с диаспорами хуацяо является Тайвань. Следует
отметить, что Тайвань никогда не прерывал связей с китайскими диаспорами
Юго-Восточной Азии, тем более, что как капиталистической стране, ему
было гораздо проще и комфортнее сотрудничать с китайским бизнесом, чем
Китайской Народной Республике, особенно во времена председателя Мао. Тем
более, китайцы Юго-Восточной Азии, по крайней мере та их часть, которая
реально имеет экономическое влияние и возможности, исторически были
связаны именно с Гоминьданом, то есть находились в оппозиции
коммунистам, утвердившимся в материковом Китае.
Однако,
изменения, последовавшие в политико-идеологической сфере КНР и вскоре
отразившиеся на внешней политике Китая, не могли не привести и к
существенным сдвигам в отношениях между Пекином и диаспорами хуацяо.
Сегодня китайские диаспоры рассматриваются КНР как важный инструмент
влияния в регионе, а сами хуацяо, в свою очередь, прекрасно понимают,
что такая сверхдержава мирового уровня как Китай является наилучшим
гарантом безопасности и дальнейшего роста экономического благосостояния и
влияния диаспоры. Можно выделить две основные тенденции во
взаимоотношениях Китая с диаспорами хуацяо в Юго-Восточной Азии.
Во-первых, культурные и экономические связи китайской диаспоры и КНР
будут только расти и развиваться. Во-вторых, китайские диаспоры в
странах Юго-Восточной Азии будут стремиться (в большинстве своем)
придерживаться политического нейтралитета, так как понимают, что
отсутствие выраженных политических амбиций является гарантией их
социально-экономического благополучия и спокойного существования в
принимающих странах. Поэтому вряд ли можно ожидать превращения китайских
диаспор в открытых проводников китайского политического влияния.