© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад рассказал в эксклюзивном интервью РИА Новости о своих оценках женевских переговоров, планах в военной и политической сферах, своем видении мирного урегулирования и политического перехода в стране. Среди других тем, которые были затронуты в ходе его беседы в Дамаске с генеральным директором МИА "Россия сегодня" Дмитрием Киселевым, — российско-сирийское сотрудничество в различных сферах, оценка роли России в борьбе с терроризмом.

— В настоящее время много говорят о сирийских беженцах. Большая часть беженцев, направляющихся в Европу, позиционирует себя как сирийцы, даже пакистанцы. По оценкам властей Германии, 77% из них не имеют документов, удостоверяющих личность. Хотелось бы понять, как вы оцениваете количество беженцев, которые были вынуждены покинуть свою страну, и какова причина их бегства из Сирии? Какое количество внутренне перемещенных лиц в самой Сирии? Хотелось бы поставить точки над i в этом вопросе.

— Разумеется, точных цифр относительно числа тех, кто эмигрировал из Сирии, или тех, кто стал внутренне перемещенными лицами внутри самой страны, не существует. Мы можем оперировать только примерными цифрами, потому что есть люди, которые мигрируют внутри Сирии, но они не регистрируются в качестве перемещенных лиц. Эта категория направляется в те деревни в Сирии, в которых у них есть родственники, и там они регистрируются в семьях, в которых останавливаются. В поисках безопасности большинство этих людей стремятся покинуть районы, которые контролируют террористы, направляясь в те районы, которые находятся под контролем государства. Однако я не думаю, что проблема кроется в цифрах.

Проблема заключается в том, что вплоть до настоящего момента многие государства не проводят серьезной работы по вопросу решения проблемы сирийских беженцев. Эти государства имеют дело с проблемой эмиграции, как будто проблема касается только ее внешнего аспекта. Они хотят принимать беженцев в некоторых европейских странах, предоставив им кров и помощь, возможно, они отправляют какую-то помощь внутренне перемещенным лицам в Сирии. Все это не является решением существующей проблемы.

Терроризм — вот настоящая проблема. Мы должны бороться с ней на международном уровне, потому что терроризм касается не только Сирии. Терроризм существует в Ираке. Напрямую он поддерживается Турцией. Напрямую его поддерживает правящая королевская семья Саудовской Аравии, а также часть западных государств, особенно Франция и Великобритания. Что же касается остальных государств, то они смотрят, наблюдают. Какой-то серьезной работы по этому вопросу с их стороны не проводится. Я думаю, что в этом вопросе проблема гораздо больше проблемы самих цифр.

— Я уверен, что вы ждете возвращения сирийцев на родину, однако это произойдет после начала восстановления страны. У вас есть оценки масштабов разрушений и ущерба, которые понесла Сирия за последние несколько лет?

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад во время интервью

— Экономический ущерб и ущерб инфраструктуре превышают 200 миллиардов долларов. Экономические вопросы можно уладить непосредственно, когда в Сирии стабилизируется обстановка. Но восстановление инфраструктуры требует длительного времени. Мы приступили к работе по восстановлению инфраструктуры страны еще до того, как закончится кризис, чтобы по возможности смягчить влияние последствий экономического ущерба и ущерба, нанесенного инфраструктуре страны, на сирийских граждан, и в то же время с тем, чтобы уменьшить поток миграции за пределы страны. Возможно, некоторые захотят вернуться, когда увидят, что есть надежда на улучшение ситуации. Причина миграции не только в терроризме и ситуации в области безопасности. Она кроется в блокаде, в введенных против Сирии западных санкций. Многие люди покинули безопасные районы, в которых нет терроризма, из-за уровня жизни. Граждане больше не могут обеспечивать себя всем необходимым. Так что нам, как государству, необходимо предпринимать шаги, хотя бы самые элементарные, для улучшения экономической ситуации и ситуации в области сферы услуг в Сирии. Это то, чем мы сейчас занимаемся в плане восстановления.

— Конечно, Сирия будет опираться на помощь международного сообщества. На чью помощь вы будете опираться в восстановлении страны и как вы представляете себе роль российских компаний и российского бизнеса?

— Процесс восстановления в любом случае выгоден тем компаниям, которые в нем участвуют, особенно если им удастся получить кредиты от тех стран, которые их поддержат. Конечно, мы ожидаем, что процесс будет опираться на три основных государства, которые поддержали Сирию во время этого кризиса, — это Россия, Китай и Иран. Но я полагаю, что многие страны, которые были против Сирии, я имею в виду в первую очередь западные страны, попытаются направить свои компании для участия в этом процессе. Однако для нас в Сирии нет никакого сомнения, что мы обратимся в первую очередь к дружественным странам. Абсолютно точно, если бы вы задали этот вопрос любому сирийскому гражданину, его ответ, политический и эмоциональный, будет таким, что мы приветствуем в первую очередь компании из этих трех стран и главным образом из России. Если говорить об инфраструктуре, то она охватывает, может быть, даже не десятки, а сотни различных областей и специализаций. Поэтому я думаю, что перед российскими компаниями будет очень широкое пространство для того, чтобы внести свой вклад в восстановление Сирии.

— Господин президент, перейдем к политической части. Как вы оцениваете результаты переговоров в Женеве по Сирии, которые завершились на прошлой неделе?

— Конечно, пока еще мы не можем сказать, что на женевских переговорах что-то достигнуто, однако мы начали с основных вещей, а именно с выработки основных принципов, на которых будут строиться переговоры, потому что любые переговоры без определенных принципов, на которые они опираются, становятся хаотичными и не могут ни к чему привести, оставляют каждой стороне возможность для проявления упорства и позволяют другим странам необъективно в них вмешиваться. Сейчас мы начали с документа о принципах. В основном мы работали с господином де Мистурой, а не с противоположной стороной, с которой будем вести переговоры. Мы продолжим обсуждение и диалог по поводу этого документа во время следующего раунда. Сейчас я могу сказать, что то, что было достигнуто в ходе предыдущего раунда, это начало выработки курса на успешные переговоры, и если мы будем продолжать этот курс, то остальные раунды будут продуктивными.

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад во время интервью

— Еще вот о чем хотел спросить: каковы позиции, которыми будет руководствоваться Сирия во время следующего раунда переговоров? Когда будет обсуждаться так называемый политический переход? Будет подниматься тема о переходном органе власти, какова ваша точка зрения относительно механизма его формирования?

— Во-первых, что касается определения "переходный период", то такого определения не существует. Мы в Сирии полагаем, что понятие политического перехода означает переход от одной конституции к другой, а конституция — это то, что определяет форму необходимого политического устройства на следующем этапе. Таким образом, переходный период должен проходить при нынешней конституции, а к новой конституции мы перейдем после того, как за нее проголосует сирийский народ. До тех пор чем мы можем заниматься сейчас, как мы себе это представляем в Сирии, — это правительство. Эта переходная структура или переходный формат — это правительство, сформированное различными сирийскими политическими силами: оппозиционными, независимыми, нынешним правительством и другими. Главная цель этого правительства — работа над конституцией, затем представление ее сирийцам на голосование, а после — переход к новой конституции. Ни в сирийской конституции, ни в конституции какой-либо другой страны в мире нет ничего, что называлось бы переходным органом власти. Это нелогично и неконституционно. Каковы полномочия этого органа? Как он будет регулировать повседневную жизнь граждан? Кто его будет оценивать? Сегодня есть Народный совет (парламент — ред.) и конституция, которая регулирует деятельность правительства и государства. Поэтому решение — это правительство национального единства, которое подготовит новую конституцию.

— По поводу этого правительства хотел бы спросить: каков механизм его формирования? Кто его будет назначать? Может ли это сделать парламент, который будет избран 13 апреля? Или вы лично? Или вы разрешите международное участие в этом? Как будет сформировано правительство?

— В этом состоит цель Женевы — межсирийский диалог, в ходе которого мы согласуем формат этого правительства. Мы, конечно, пока не выработали окончательное представление, потому что другие сирийские стороны еще не согласились на этот принцип. Некоторые дали свое согласие, однако когда мы все вместе одобрим принцип, мы скажем, как это будет реализовано на практике. Логично, чтобы там были представлены независимые силы, силы оппозиции и силы, лояльные государству. Это в принципе. Что касается того, как это будет распределяться с технической точки зрения, то, как вы знаете, есть министерства с портфелями и без, есть министры, которые войдут в правительство без опыта работы в нем, и как они будут решать насущные проблемы граждан? Есть много подробных вопросов, которые нам необходимо обсудить в Женеве, однако это несложные вопросы. Я не считаю их сложными, их все можно решить. Народный совет не будет играть никакой роли в данном процессе, в этом участвуем мы и оппозиция из-за рубежа. Народный совет контролирует работу правительства, однако в Сирии он не назначает кабинет министров.

— Считаете ли вы, что в структуре нового парламента будут представлены новые составляющие (имеются в виду партии — ред.)?

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад во время интервью

— Это зависит от сирийских избирателей. Будут ли новые составляющие в сирийском обществе? Недостаточно просто иметь новые партии, как это было на парламентских выборах 2000 года. Вы можете создать сто партий, однако это не значит, что они будут представлять всех на выборах. Какую форму одобрит сирийский гражданин для того, чтобы пойти и проголосовать? Этот вопрос, как вы знаете, быстро не решается. Для его решения нужно время.

Каждой новой партии необходимо донести свою точку зрения, политическую программу до граждан. В таких сложных условиях, возможно, граждане в силу своей природы не захотят испытывать новшества. Возможно, когда улучшится ситуация с безопасностью, мы будем смотреть на это более позитивно. Тогда для граждан политика будет играть более важную роль, чем опасения по вопросам повседневной жизни. Сегодня граждане в первую очередь думают о своей безопасности, сохранности своей жизни, затем о бытовых проблемах, образовании детей, здоровье. Только после этого уже задумываются о других вопросах. Поэтому в нынешних условиях я не ожидаю, что мы станем свидетелями каких-либо коренных, кардинальных изменений.

— Каким образом ваши успехи "на земле" и победы правительственных сил помогут политической трансформации? Некоторые полагают, что это укрепит ваши переговорные позиции в Женеве, есть ли в этом угроза политическому процессу?

— Это очень важный вопрос. Потому что есть те, кто обвиняют нас и Россию в этом, когда пытаются представить вмешательство России для противостояния терроризму как вмешательство для поддержки президента или сирийского правительства и, таким образом, как помеху на пути политического процесса. Возможно, это могло бы быть так, если бы мы не проявляли гибкость с самого начала, если бы мы действительно упорствовали.

Однако если вернуться к политике сирийского государства пять лет назад, то мы откликались на все инициативы без исключения, исходящие ото всех сторон, даже если они не были дружественными. Цель в том, чтобы не упустить ни единого шанса для урегулирования, не попробовав его. Поэтому я могу вкратце ответить на этот вопрос, что российская военная поддержка, поддержка, оказанная друзьями Сирии, и военные достижения сирийской армии — все это приведет к ускорению политического урегулирования, а не наоборот. Мы не меняли свою позицию ни до поддержки от России, ни после. Мы направились в Женеву и продолжаем проявлять гибкость. Однако в то же время эти победы окажут влияние на силы и государства, которые препятствуют урегулированию, потому что эти государства, в первую очередь Саудовская Аравия, Турция, Франция и Великобритания, делают ставку на наше поражение на поле боя, чтобы навязывать свои условия на переговорах. Так что эти военные действия и успехи приведут к ускорению политического урегулирования, а не помешают ему.

— Итак, о будущем мы еще не говорили. Как вы себе представляете наличие иностранных военных баз на территории Сирии в будущем? На каких условиях останутся эти базы? Нуждается ли Сирия в них?

— Если мы говорим о текущем периоде, периоде борьбы с терроризмом, да, безусловно, мы нуждаемся в их присутствии, так как они эффективны в борьбе с терроризмом, даже если ситуация в Сирии в плане безопасности стабилизируется. Процесс борьбы с терроризмом не является чем-то быстрым или мимолетным. Терроризм за десятилетия распространился в этом регионе, и понадобится долгое время, чтобы одолеть его. Это с одной стороны, с другой, они (базы — ред.) связаны не только с борьбой с терроризмом, но и с международной обстановкой в целом. При всем сожалении, Запад в течение холодной войны и после нее и даже сегодня не изменил свою политику: он хочет гегемонии в принятии международных решений, и, увы, ООН не смогла выполнить роль хранителя мира в мире, вот даже сейчас, чтобы вернуть себе свой истинный статус. Военные базы необходимы нам, вам, для международного баланса в мире. Это истина, согласны ли мы с этим или нет, однако сейчас это необходимость.

— Насчет баз: о каких конкретно государствах вы сейчас говорите?

— Я говорю только о России, других стран нет. Потому что с Россией у нас отношения, которым больше шести десятилетий, они построены на доверии и ясности. С другой стороны, Россия сейчас в своей политике опирается на принципы, мы тоже опираемся на принципы. Поэтому, когда в Сирии появляются российские военные базы, это не оккупация, наоборот, это усиление дружбы и связи, это усиление стабильности и безопасности. И мы хотим именно этого.

— Представляете ли вы себе или допускаете ли возможность превращения Сирии в государство с федеральным устройством? Если ответ — да, то в какой форме должно быть представлено самоуправление курдов? Каков объем их полномочий?

— С точки зрения географии Сирия очень маленькая страна, чтобы в ней была федерализация. Она, возможно, меньше, чем большинство республик России. С точки зрения социологии для федерации необходимо присутствие составляющих общества, которые, возможно, не могут ужиться друг с другом.

Этого в истории Сирии не было, а это основной принцип. Я не думаю, что Сирия готова к федерализации, нет естественных факторов для того, чтобы она была возможна. Конечно, мы в итоге, как государство, говорим, что согласимся со всем, на что будет согласен народ. Вопрос федерализации связан с конституцией, для конституции необходимо народное согласие, однако есть понимание того, что необходимо какое-то изменение в плане курдской федерации. Большинство курдов хотят жить в рамках единой Сирии, в рамках централизованной власти в политическом плане, а не федеральном. Мы не должны путать курдов, желающих федерального режима, и всех курдов. Возможно, есть люди — не курды, их мало в общем масштабе, которые тоже к этому стремятся, однако идея в том, что это предложение не вынесено общественностью Сирии. Я не считаю, что это предложение, в случае его вынесения на голосование, получит одобрение сирийского народа.

— Однако сейчас идут разговоры о новой конституции. Можете ли вы подтвердить, что план новой конституции будет готов в августе? Эту дату установил Джон Керри после переговоров в Кремле. В то же время РФ не заявляла о своей позиции. Это позиция Керри, который объявил это в Москве.

— Черновой вариант конституции будет готов, возможно, в течение нескольких недель. Эксперты присутствуют, есть готовые предложения, которые можно собрать воедино. Время уходит, скорее, на обсуждение. Остались несколько вопросов, причем не о том, сколько времени уйдет на формулирование текста конституции, вопрос в том, каков политический процесс, с помощью которого мы придем к обсуждению конституции. Мы, как государство, можем сегодня заняться составлением текста конституции и предложить его гражданам, однако, когда мы говорим о политических силах, кто эти политические силы? Мы не знаем. Мы задаем этот вопрос де Мистуре — он не знает. Даже американцы не знают, и Запад иногда. А некоторые государства, особенно Саудовская Аравия, хотят свести всю другую сторону лишь к оппозиции Эр-Рияда, в которой присутствуют террористы. Значит, необходимо, чтобы оппозиция представала единой, однако этого нет. Когда же это случится, тогда мы и будем разговаривать с ними о конституции. Что касается августа, то это подходящее и достаточное время.

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад рассказал в эксклюзивном интервью генеральному директору МИА "Россия сегодня" Дмитрию Киселеву об успехах российских ВКС в борьбе с террористами, возможности передачи Дамаску комплексов С-400 и поставках российского вооружения и возможном ответе Сирии на действия Турции и Саудовской Аравии, а также о своей оценке перемирия в стране и перспективе проведения досрочных президентских выборов.

Первую часть интервью читайте здесь >>

— Идет разговор о необходимости досрочных президентских выборов в Сирии. Вы готовы пойти на досрочные президентские выборы?

— Конечно, это не выдвигалось как часть нынешнего политического процесса. Предлагается после (принятия — ред.) конституции провести парламентские выборы. Эти выборы покажут соотношение сил на политической арене. Затем будет сформировано новое правительство в соответствии с представительством политических сил в новом парламенте. Что касается президентских выборов, то это совсем другая тема.
Это зависит от позиции народа Сирии, есть ли народная воля к проведению досрочных президентских выборов. Если такая воля есть, то для меня это не проблема. Совершенно естественно откликаться на волю народа, а не некоторых оппозиционных сил. Этот вопрос касается каждого сирийского гражданина, потому что каждый гражданин голосует за этого президента. Но принципиально у меня нет никаких проблем с этим, потому что президент не может работать без народной поддержки. А если у президента есть народная поддержка, то он всегда должен быть готов к подобному шагу. Я могу сказать, что принципиально для нас это не проблема. Но чтобы пойти на такой шаг, нам нужно общественное мнение в Сирии, а не мнение правительства или президента.

— Вместе с тем, господин президент, для народа важно мнение его лидера. Поэтому я хочу спросить у вас, согласны ли вы на проведение выборов президента в парламенте, как это происходит в некоторых государствах? Согласитесь ли вы на участие в президентских выборах сирийцев, проживающих за рубежом? Об этом тоже много говорят. По какому пути вы пойдете? Какой путь, по вашему мнению, наиболее подходит для Сирии?

[url=http://][/url]

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад во время интервью

— Для нас в Сирии, как я полагаю, лучший вариант — это прямые выборы президента гражданами (а не через парламент), чтобы они были наиболее свободными от влияния различных политических сил и чтобы они зависели только от настроения народа в целом. С моей точки зрения, это самый лучший вариант. Что касается (участия — ред.) в выборах сирийцев, то чем шире будет участие сирийцев — каждого, у кого есть паспорт или сирийское удостоверение, тем сильнее будут эти выборы, подтверждая собой легитимность государства, президента и конституции, в соответствии с которой и идет этот процесс. Это касается каждого сирийца, проживает ли он в Сирии или за ее пределами. Но, конечно, процесс выборов за пределами Сирии — это процессуальный вопрос, он не обсуждается как политический принцип. Каждый сирийский гражданин в любой точке мира имеет право выбирать. Но как будут проходить эти выборы — эту тему мы еще не обсуждаем, потому что тема досрочных президентских выборов как таковая еще не выдвигалась. Но эта тема связана с процедурами, которые должны позволить всем прийти к урнам (для голосования — ред.), находящимся под контролем сирийского государства.

— Как вы оцениваете процесс примирения в Сирии? У вас появилось много союзников. Возможно, есть группировки, с которыми вы не готовы обсуждать будущее Сирии ни при каких условиях, что это за группировки? Я хочу вас также спросить о международных силах по поддержанию мира. Вы готовы принять международные миротворческие силы ООН, чтобы еще более укрепить примирение?

— Перемирие относительно удалось. То есть оно было лучше, чем ожидали многие. Ведь было ожидание, что перемирие провалится. Мы можем сказать, что успех перемирия можно оценить на "хорошо" или даже чуть больше чем на "хорошо". Как вы знаете, прошли переговоры между российской и американской сторонами по определению террористических структур, полного взаимопонимания по этим группировкам не сложилось. Однако что касается нас и российской стороны, то мы не изменили свою оценку террористических организаций. Но есть такое предложение, чтобы исправить эту ситуацию: каждая организация или группировка, принимающая перемирие, соглашающаяся на диалог с российской ли стороной или с сирийским государством, такие группировки мы будем считать перешедшими от терроризма к политической деятельности. К этому мы стремимся, поэтому я считаю, что более важная задача, нежели классификация террористических организаций сейчас, это ускорение процесса примирения, налаживание связей с боевиками, которые хотят сдать оружие или бороться с терроризмом совместно с сирийским государством и с друзьями, которые поддерживают сирийское государство, в первую очередь Россией и Ираном. Для нас, как для государства, существует такой общий подход: мы готовы принять любого боевика, который хочет сложить оружие, чтобы вернуть ситуацию в нормальное русло и избежать дальнейшего кровопролития в Сирии.

— А что касается миротворческих сил ООН. Вы готовы принять их у себя, чтобы укрепить примирение?

— Это нереально, потому что такие силы, как правило, действуют на основании международных соглашений. Подобные соглашения должны получить одобрение государств. Каких государств? В данном случае других государств нет. Есть только сирийское государство как одна сторона. А другая сторона не является государством, это террористические группировки. Разве может ООН подписывать соглашение с террористическими группировками? Это совершенно нелогично.

Даже если они захотели бы пойти на это, то что это будут за силы? Это неизвестно и непонятно. Речь идет о группировках, которые появляются и исчезают, объединяются и распадаются. Ситуация неясная. В то же время с военной точки зрения должны быть две армии по обе стороны границ. Есть соглашение, четко определяющее позиции с точки зрения географии. Все это отсутствует. Если мы согласимся и привлечем эти силы, как они будут действовать? Поэтому я и говорю, что это невозможно.

— Как вы оцениваете тот военный успех, который одержала Россия и ее ВКС в войне с терроризмом в Сирии?

— Я люблю говорить так: факты находятся "на земле". Возможно, я говорю о том, что успех большой, а, возможно, придет человек, который скажет, что успех не большой. Разговор на эту тему отличается в зависимости от позиции тех или иных людей. Давайте проведем простое сравнение. Какова была ситуация до начала операции ВКС России в Сирии, когда созданная более полутора лет назад западная коалиция действовала "на земле"? Терроризм расширил свое присутствие, заняв большую часть территории Сирии и Ирака. Какой же стала ситуация спустя шесть месяцев с момента начала российской операции в Сирии? Силы террористов начали отступление, особенно ДАИШ (ИГ). Поэтому сама реальность доказывает тот факт, что русские, по нашему мнению, добились больших успехов, особенно в военной области, на поле сражения нанеся терроризму существенное поражение. Но в любом случае борьба с терроризмом еще не закончилась, она продолжается.

© Фото: пресс-служба президента Сирии Башара Асада / Sputnik

Президент Сирии Башар Асад во время интервью

— Возвращаясь к вопросу о военных базах России в Сирии. Стаффан де Мистура включил в свой план, который он представил по итогам женевских переговоров, определенный пункт, который говорит о необходимости отсутствия дислокации иностранного контингента на территории Сирии. В этой связи как вы считаете, нуждается ли Сирия в авиабазе Хмеймим на постоянной основе?

— Во-первых, приглашение сил иностранного контингента на территорию какого-либо государства является правом любого государства. Это суверенное право, которое существует во многих государствах мира. Поэтому никто не может этого запретить за исключением случаев, непосредственно предусмотренных конституцией, которая гласит, что это государство не может пригласить силы иностранного контингента на свою территорию. Сейчас такой конституции нет. И я не думаю, что сирийское общественное мнение заинтересовано в том, чтобы поддержка России прекратилась сейчас или в будущем и, как следствие, российский контингент был бы выведен.

Второй пункт. При обстоятельствах, существующих в настоящее время, мы продолжаем находиться в самом сердце битвы, которая еще не закончилась. Ответ должен касаться авиабазы Хмеймим. Численность воинского контингента, дислоцированного там, должна быть пропорциональна и соответствовать тем задачам, которые выполняет этот контингент, а также уровню распространения терроризма в Сирии. Терроризм еще силен. Верно, что мы совместно с российскими силами достигли успехов в деле уменьшения масштабов терроризма. Тем не менее он еще силен: еще есть добровольцы, прибывающие из-за границы, Турция продолжает поддерживать терроризм, а также Саудовская Аравия и другие государства. Поэтому нельзя, чтобы численность дислоцированного там (на базе) контингента была меньше необходимой для борьбы с терроризмом. После того как мы полностью сокрушим терроризм, тогда будет другой разговор. Я считаю, что российское государство само сократит незадействованный ею контингент. Тогда будет другой разговор.

— Однако мы сократили численность своих сил… И вместе с тем у многих есть беспокойство по отношению к нахождению системы ПВО С-400 на базе "Хмеймим". Как вы считаете, на какой срок останется эта система? Есть какие-то временные рамки? Вы попросили Россию поставить вам эту систему ПВО?

— Я считаю, что стороны, которые беспокоятся из-за российского присутствия, беспокоятся, поскольку российское присутствие борется с терроризмом. Вот если бы президент Путин решил направить свои силы на помощь террористам, они бы ему аплодировали. Вот это проблема со странами Запада… Есть также другая сторона: они не хотят, чтобы Россия присутствовала на международной арене ни в политическом, ни в военном, ни в экономическом отношении. Что бы ни делало российское государство, дает России ее истинное место великой державы высшего уровня, а не второстепенного, как хотели бы для России американцы. Любое подобное действие будет беспокоить Запад в целом. Это причина их беспокойства. Что касается присутствия российских сил в Сирии, то, как я вам сказал недавно, это связано сейчас с борьбой с терроризмом, а также с геополитической ситуацией в мире. Мы, как небольшое государство и как многие другие небольшие государства, чувствуем спокойствие и безопасность, когда существует международный баланс. И когда часть этого мирового баланса будет проявляться военной операцией или военными базами, мы приветствуем это, потому что это служит нам в политическом смысле. Это очень важная для нас тема, а также для многих стран мира.

— Значит не идет речь о временных рамках для передачи С-400 сирийской армии?

— Нет, на данный момент не идет. Решение подобных вопросов никак не связано с российским присутствием в Латакии, такие дела могут решаться только на основе контрактов между Россией и сирийской армией. Контрактов покупки.

— Можете ли вы назвать сумму контрактов, по которым Россия поставляет вооружения в Сирию, и что это за оружие? Какие новые контракты подписаны?

— В этих условиях мы сосредотачиваемся на том оружии, в котором непосредственно нуждаемся для борьбы с террористами. Это могут быть средние и легкие виды вооружения в первую очередь. Поэтому в подобной ситуации и при подобных войнах мы не видим пока необходимости сосредотачиваться на стратегических вооружениях. Что касается того, чтобы мы рассказали об объемах контрактов в денежном выражении, то мы традиционно не раскрываем размеры этих контрактов. Это вопрос армий России и Сирии.

— Сейчас мы переходим к более мирной теме. Как проходит подготовка к выборам 13 апреля? Вы довольны тем, что сейчас происходит?

— Отрадно то, что после пяти лет войны и попыток разрушить сирийское государство, ударить по образованию, которое зиждется в основе своей на конституции, мы, несмотря на все это, способны провести конституционные процедуры. Все это подтверждает существование государства и страны в общем, несмотря на присутствие терроризма. С другой стороны, что более всего меня лично радует, это беспрецедентный процент участия в парламентских выборах в Сирии, большее число кандидатов, которое превышает в разы прошлые выборы. Причина, на мой взгляд, это верность сирийцев конституции и их желание укрепить легитимность государства и их конституцию. Это очень сильный уровень народной поддержки. Поэтому что касается первого и второго факторов, то я могу сказать, что да, я доволен.

— Несмотря на это, политический процесс в Сирии происходит на фоне наземного вторжения в страну, возможно необъявленного. Турция постоянно обстреливает сирийскую территорию. Есть ли красная линия, после которой ваше терпение кончится и вы начнете реагировать на это как на прямую атаку? Есть ли такая красная линия, которую некоторые страны могут пересечь в своей интервенции в Сирию? Например, Турция или Саудовская Аравия чем могут вас подтолкнуть к более резким действиям?

— Что касается в первую очередь Турции, что касается Саудовской Аравией, они с первых недель, возможно, первых месяцев войны в Сирии переходили все возможные красные линии. Все, что они делали с самого начала, можно считать агрессией — агрессией в политическом плане, или в плане военном путем поддержки и вооружения террористов, или путем прямой агрессии с использованием артиллерийских установок, или военными нарушениями.

— А что делает Эрдоган?

— Во-первых, он напрямую поддерживает террористов. Он позволяет им перемещаться на турецкую территорию, совершать маневры с использованием танков. Это касается не только отдельных личностей, он финансирует их через Саудовскую Аравию и Катар, и, конечно, через саму Турцию. Он торгует нефтью, которую ворует ИГ, в то же время он обстреливает из артиллерии, чтобы помочь террористам, сирийскую армию, когда она продвигается. Он отправлял турецких боевиков, чтобы они сражались в Сирии, это продолжается. Нападение на российский самолет в небе над Сирией — это также агрессия по отношению к Сирии, потому что самолет был в ее суверенном воздушном пространстве.

Этим всем он занимается с самого начала. Он также выступает с заявлениями, которые являются вмешательством во внутренние дела. Все, что делал Эрдоган, является агрессией во всех смыслах.

Мы можем сказать, что мы потеряли терпение, потеряли надежду еще давно, что этот человек изменится. Сегодня война против Эрдогана и против Саудовской Аравии выражается в борьбе с террористами. И турецкая армия, которая не турецкая, это армия Эрдогана, сегодня воюет в Сирии. Они террористы, и когда мы бьем по этим террористам в Сирии, это приведет напрямую к поражению Эрдогана. Наш ответ должен быть в первую очередь внутри страны, после этого, думаю, мы сможем победить терроризм. Турецкий народ не против Сирии, и не настроен враждебно к Сирии. Отношения будут хорошими в случае, если Эрдоган не будет вмешиваться.

— Вы приезжали в Москву прошлой осенью для обсуждения различных вопросов. О чем вы тогда договорились с президентом Путиным? Были ли подписаны какие-либо документы? Какие были пункты письменных договоренностей? Или вы продолжаете консультации, основываясь на особых отношениях друг с другом, что вам позволяет не фиксировать это на бумаге?

— Этот визит проходил в особых условиях. Я приехал спустя менее чем две недели после того, как Россия начала поддерживать сирийские войска. Разумеется, этот вопрос оказался на повестке дня визита. Главной темой было общее видение — мое и президента Путина — следующего этапа борьбы с терроризмом и политической работы. Основное внимание во время визита уделялось этим темам. Никаких соглашений не было, а был процесс консультаций и диалога. Мы сосредоточились на двух пунктах: во-первых, на военной операции, начавшейся в то время, и, как следствие, необходимости нанесения удара по терроризму. Во-вторых, на том, как мы могли бы использовать военную операцию для поддержки политического процесса. Вопросы президента Путина были по тем же пунктам, по которым вы меня только что спрашивали. Это наше представление о политическом процессе, который должен был начаться в то время в Женеве или каком-либо другом месте. В ходе визита мы обсуждали только данные темы.

— Господин президент, я благодарен вам за эту откровенную беседу. Возможно, есть что-то, о чем я не спросил вас, а вы хотите что-то добавить?

— Во-первых, я благодарен вам, что вы приехали в Сирию именно в этот момент. Я хочу сказать, что я могу через ваше важное СМИ передать слова благодарности от каждого гражданина Сирии каждому гражданину России за ту поддержку, которую Россия оказала Сирии в этот кризис, будь то политическая поддержка, моральная, гуманитарная или как с недавнего времени военная. Поддержка каждого гражданина России стала основой при принятии президентом (Владимиром) Путиным этого решения. И сегодня мы, несмотря на сложные условия, испытываем радость от возвращения Пальмиры, которая отождествляет общее наследие всего человечества. Мы считаем, что, помимо сирийской армии, которая была решительно настроена на ее возвращение, Россия сыграла основную роль, а также Иран и другие силы, которые сражаются бок о бок с Сирией. Еще раз хотим через вас поблагодарить каждого гражданина России. Мы говорим, что то, чего мы добились за 60 лет (отношений — ред.), еще больше укрепилось, упрочилось. Мы надеемся на большую роль России на международной арене, а не только в Сирии, в борьбе с терроризмом, возращении баланса в политике на международной арене.