Прошедшие
в минувший вторник в штате Нью-Гэмпшир праймериз дали весьма
оригинальные результаты. У республиканцев enfant terrible Дональд Трамп с
большим отрывом набрал 35%, у следующего за ним претендента было только
16%. Демократы также удивили мир: сенатор социалистических убеждений
Берни Сандерс получил 60%, а заранее предназначенная для Белого дома
Хиллари Клинтон — только 39%.
Разумеется, праймериз на то и праймериз, что делать из них окончательные
выводы было бы неосторожно. Серия первичных выборов далеко не
закончена, впереди еще три весенних месяца, когда все может поменяться,
тем более что в каждом штате — свой норов. Разное народонаселение,
разные обычаи и политические вкусы, разные правила голосования, не на
одном Нью-Гэмпшире свет клином сошелся. Что, собственно, и воодушевляет
как Хиллари Клинтон, так и разнообразных республиканцев — "еще не
вечер".
Расчет, в принципе не лишенный оснований, может быть на то, что, вдоволь
покуролесив на первичных выборах, американцы затем смирятся и в ноябре
проголосуют менее экстравагантно. Тем более что предстоят июльские
партийные съезды, по итогам которых избирателю могут предложить выбор из
двух более или менее стандартных блюд — Хиллари и какого-нибудь
смиренного республиканца. И что тогда делать? Наверное, из двоих и
выбирать — не М,айдан же устраивать.
Все так, шансы на то, что все перемелется — мука будет, конечно же,
есть, но, с другой стороны, фавориты первичных выборов все-таки крайне
необычны для Америки.
Представим себе, что Генри Форд и Сальвадор Альенде вдруг воскресли и
возглавляют список народных симпатий (пусть даже в одном отдельно взятом
штате). Или, чтобы было без мистики, американскими любимцами вдруг
стали импортированный из России Владимир Жириновский и доставленный из
Греции Алексис Ципрас (рассуждаем так в предположении, что норма,
позволяющая стать президентом только уроженцу США, упразднена — как на
Украине, где неровен час следующим президентом станет Михаил
Саакашвили).
С одной стороны, это, конечно, свидетельствовало бы о том, что Америка —
страна неограниченных возможностей, в которой кто угодно может успешно
домогаться высшей должности. С другой — это сильно поставило бы под
сомнение стабильность американской политической системы. Все-таки в
стабильной системе работает распределение Гаусса: в середине, то есть
ближе к политическому центру, — горб, а по краям — истончение. А
кандидаты, сходясь в базовых принципах, спорят между собой о нюансах и
тонкостях.
В сущности, священная для США двухпартийность — это система, работающая
на малых амплитудах колебаний маятника. Когда маятник в своем качании
занимает то горизонтальную справа, то горизонтальную слева позицию,
работоспособность двухпартийной системы вызывает сомнения. Колебания
между крайностями могут не дать результирующего центризма, и система
может вообще пойти вразнос, поражая внешний мир майданами и диктатурами.
Предположение, конечно, сильное, которое многие сочтут чрезмерным.
Однако и Трамп, работающий в рискованной манере сенатора Хью Лонга
(после 30-х гг. таких орлов в верховной американской политике не
наблюдалось), и Сандерс со своими социалистическими идеалами (притом,
что социализм до сих пор не был электорально привлекателен в США,
скорее, наоборот) — оба фаворита принадлежат скорее к крайним участкам
спектра. В центре же, где предполагается возвышение в виде горба,
теперь, напротив, наблюдается провал.
Создается впечатление, что двухпартийность стоит перед кризисом
исчерпанности. Доселе с каждым новым электоральным циклом результирующий
центризм скорее нарастал. Нормой для итогового счета делалось даже не
49:51, но 49,5:50,5 и даже 49,8:50,2. Экстраполируя, можно было
предположить, что вскоре итог выборов будет зависеть от решения сотен
или даже десятков человек. Но, очевидно, при таком исчерпании
голосовательной модели двухпартийную систему могут ждать большие
потрясения, предвестием чему фигуры нежданных фаворитов Трампа и
Сандерса.
Это вдвойне интересно, поскольку двухпартийная система, долгое время
бывшая специфическим англосаксонским изобретением, в последние
десятилетия широко распространилась и в других странах. Франция и
Италия, исторически бывшие странами коалиций и правительственной
чехарды, теперь нога в ногу идут за лидером.
Или, по крайней мере, полагают, что идут. Во Франции, например,
отстоявшаяся система из голлистов и социалистов сильно укрепляет
политический beau monde (и прессу, соответственно) в мысли, что так
будет всегда: или голлист, или социалист, а про иных нечего и думать.
Поскольку лидер Национального Фронта Марин Ле Пен не принадлежит ни к
одной из этих партий, следовательно, у нее шансов нет, потому что их не
может быть никогда, хотя бы социологические зондажи показывали пугающий
рост ее популярности. Но то, что не укладывается в двухпартийную модель,
того как бы и не существует.
Но сейчас двухпартийная система переживает не лучшие времена в самих
США, так что и Европа может в скором времени явить большое разнообразие
неожиданных электоральных сценариев. Когда правящий класс достигает
нижнего уровня бездарности — это признак, скорее, не того, что так
отныне будет ныне, и присно, и во веки веков, а того, что будет весело и
страшно. Причем довольно скоро.
