Лидеры СНГ и ЕАЭС пытаются перейти на национальные валюты во взаиморасчётах.
В ходе саммита СНГ, который прошёл 15−16 октября в поселке Бурабай в Казахстане, Владимир Путин, обращаясь к своим коллегам, призвал изменить зависимость экономик стран СНГ от внешних рынков. Это связано с новыми вызовами, с которыми сталкивается постсоветское пространство. Так, Путин отметил: «Совокупный ВВП стран Содружества в первом полугодии 2015 года снизился, также как инвестиции в основной капитал. Товарооборот между нашими странами также просел».
В числе негативных внешних факторов, которые сыграли свою роль, президент назвал, «падение цен на ряд наших основных экспортных товаров, неопределенность в мировой экономике, рост политической напряженности во многих регионах».
В качестве ответной меры на новые вызовы президент РФ предложил в полной мере раскрыть потенциал договора о зоне свободной торговли в СНГ, подписанного в 2011 году. «Нужно максимально упростить условия для движения товарных и инвестиционных потоков. Нам необходимо активнее переходить на национальные валюты во взаиморасчётах», — резюмировал Владимир Путин.
Он также напомнил, что ратификация Соглашения об интегрированном валютном рынке СНГ, подписанного лидерами Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана в 2012 году в Ашхабаде, находится в завершающей стадии. Его реализация в перспективе может привести к формированию общего финансового рынка.
Ещё более амбициозной оказалась программа заседания Высшего Евразийского экономического совета. Главы государств подписали основные направления международной деятельности ЕАЭС на 2015−2016 годы и подходы к развитию торгово-экономического сотрудничества с основными партнерами объединения на среднесрочную перспективу.
Напомним, на сегодняшний день членами ЕАЭС выступают пять государств — Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан и Киргизия. Однако, как выяснилось в ходе заседания, претендентов на получение членства в клубе гораздо больше.
Желание войти в общую зону свободной торговли с этой организацией, выразили такие авторитетные игроки как Индия, Израиль, Иран, Вьетнам и Египет. Кстати говоря, создание российско-казахстанских СП по производству вагонов, вертолетов и автомобилей, а также фонда нанотехнологий планируется именно с прицелом на завоевание продукцией этих предприятий рынков перечисленных стран.
Ещё одним неприятным сюрпризом для представителей Госдепа США стало заявление нынешнего главы ЕЭК Виктора Христенко. Международный чиновник сообщил о возможности сопряжения ЕАЭС с китайским проектом экономического пояса «Шелкового пути». Предполагается, что к этому процессу могут подключиться страны ШОС.
Первоочередной задачей любой интеграционной группировки выступает промышленная кооперация, говорит
шеф-редактор издания «Однако. Евразия» Семён Уралов.
— При этом в торговом балансе всех участников ЕАЭС (может быть, за исключением Белоруссии) преобладает промышленный импорт. Россия и Казахстан, в свою очередь, делали ставку на экспорт углеводородов. Чтобы Россия получала максимальную выгоду от евразийской интеграции, нужно стараться производить всё у себя. Начиная от производства средств производства и заканчивая агропродукцией. Это актуально не только для нас, но и для Казахстана, и Армении.
—
Белоруссия уже прошла этот этап? — Отчасти. Поэтому для Минска более актуальна военно-политическая интеграция с РФ. Потому что Белоруссия теперь граничит с крайне нестабильной и прозападно настроенной Украиной.
Не менее важный акцент предстоит сделать на сельхозпроизводстве. Поскольку многие страны СНГ в этом аспекте до сих пор не обеспечили свою продовольственную безопасность и независимость от внешних рынков.
— Получается, что дисбалансы в экономической структуре стран-участниц тормозят евразийскую интеграцию? — В первую очередь, потому что экономики главных игроков критически зависят от экспорта углеводородов.
— Станет ли вступление в силу Соглашения об евроассоциации Украины и поток из Европы дешёвых товаров испытанием на прочность ЕАЭС? Тем более что руководство Казахстана уже дало понять, что не будет на этом основании дискриминировать ни украинскую, ни европейскую продукцию. — Скорее всего, российские власти закроют на это глаза — товарооборот с Украиной и так сокращается в связи с катастрофой в экономике «незалежной». Что касается европейских товаров, то их роль также не стоит преувеличивать в силу двукратной девальвации рубля, которая играет роль компенсатора для отечественных товаропроизводителей.
Источником угрозы массового реэкспорта, скорее, будет азиатское направление. Что становится особенно актуально в связи с планирующимся сопряжением ЕАЭС с китайским транзитным проектом.
По мнению
директора Института глобализации и социальных движений Бориса Кагарлицкого, заявленный курс на евразийскую интеграцию противоречит экономической политике, которая проводится в самой России.
— Именно эта политика и есть главное препятствие на пути объединения постсоветских (и не только) экономик. Видимо, наши власти искренне не понимают, что они предлагают своим партнёрам двигаться в двух взаимоисключающих направлениях.
Начнём с того, что членство в ВТО не совместимо с предлагаемой моделью интеграции. То же самое касается т.н. рыночных реформ, которые, по-прежнему, проводятся в России. Или мы будем диверсифицировать, реиндустриализировать и модернизировать экономику, для чего необходимо отказаться от постулатов либерального фундаментализма. Или продолжим двигаться по тупиковому пути.
Российская модель рыночной экономики, согласно теореме Рикардо, несовместима с модернизацией. Потому что она гласит, что страна в рамках международного торгового обмена специализируется на том виде экономической деятельности, которая в настоящий момент приносит наибольшую прибыль и наиболее востребована мировым рынком.
— Получается, если в российских реалиях выгоднее всего извлекать из недр углеводороды, мы обречены заниматься только этим? — Именно. Тогда надо сворачивать иные виды деятельности, такие как высокотехнологичные сектора экономики, науку, образование и т. д. Все страны, которые достигли нынешнего уровня производства (начиная с Великобритании), в какой-то момент обуздывали рыночную стихию.
Следует иметь в виду одно простое правило — открытые рынки выгодны тем, кто уже экономически доминирует. Потому что в таком случае вы мешаете полноценно развиваться своим внешнеэкономическим конкурентам.
— Разумный протекционизм — это необходимое, но явно недостаточное условие для успеха евразийского проекта. — Разумеется. Поэтому вторым шагом должны стать массированные госинвестиции в реальный сектор. Причем именно в промышленность и не в форме заказов частным компаниям. В российских реалиях это отличный способ откусить жирный финансовый кусок от казённого пирога. Ставку следует делать на госсектор, принципиально отключив его от частного. Иначе выделенные средства будут либо выведены в офшоры, либо разворованы на месте.
С этим связана необходимость введения государством жёсткого валютного регулирования. Наконец, нам следует стремиться не к профициту бюджета (то есть, к накоплению), а к дефициту. То есть, львиная доля расходов должна идти на инвестиции в образование (повышение квалификации рабочей силы), здравоохранение, науку, НИОКР, строительство десятков тысяч километров дорог. Причем, привлекать к возведению инфраструктуры надо не иностранцев, а только местных игроков.
Никакие «Сколково», Олимпиады, чемпионаты мира и иные имиджево-распилочные проекты нам не нужны. Всё, что я перечислил, это мировой опыт, включая Америку 1930−1960 гг.
Заведующий кафедрой политической экономии РЭУ им. Г.В. Плеханова Руслан Дзарасов высказал опасение по поводу обсуждаемого сопряжения ЕАЭС с китайским транзитным проектом.
— На рубеже 1980−1990 гг. в России была большая эйфория по поводу предстоящей интеграции с развитыми странами Запада.
— В итоге мы оказались его сырьевым придатком… — Совершенно точно. Никто и не представлял себе, что интеграция будет, скорее, напоминать, «враждебное поглощение». Экономическая основа подобных неэквивалентных отношений состоит в том, что такие партнёры как мы занимают в глобальных цепочках звенья с наиболее трудозатратными технологиями и к тому же с невысокой добавленной стоимостью.
Конечно, экспортировать энергоресурсы было выгодно. Поскольку до недавнего времени (до падения цен на нефть) их добыча и реализация позволяли получать высокую добавленную стоимость. Однако и в этом случае в РФ был предусмотрен механизм, по которому осуществлялся вывоз капитала.
— Вы полагаете, что есть угроза попасть в зависимость от Китая? — Считаю, да. Потому что мы снова ориентируемся на поставку сырья для китайской обрабатывающей промышленности, которая работает на западный рынок. Уже заключено газовое соглашение на десятки лет вперёд.
— Справедливости ради, мы просто лишаем Европу (куда продолжаем осуществлять поставки) привилегии сбытовой монополии, которая выкручивает нам руки. — В этом есть резон. Но если в процессе реализации проекта нового «Шёлкового пути» на российский рынок в массовом порядке хлынут дешёвые товары из Китая, это обесценит все преимущества евразийской интеграции.
Пекин, как и Москва, оказался в непростом положении. США предпринимают все меры для изоляции Китая с тем, чтобы взять его под контроль. Это проявляется в милитаризации окружения КНР, в дипломатических усилиях, направленных на создание «санитарного кордона». Наконец, стоит отметить проект Транстихоокеанского партнёрства, приглашения поучаствовать в котором Пекин так и не получил. Несмотря на то, что Китай представляет самую мощную экономику в регионе.
Естественно, что руководство КНР стремится противодействовать этой стратегии.
— Пытаясь изолировать Россию и Китай поодиночке, Запад сам подталкивает нас к сближению… — Не знаю, насколько это сознательная политика, но она несёт определённые угрозы для РФ. Главный вопрос, на каких условиях мы будем сближаться с Китаем? Чтобы декларируемое нашими властями импортозамещение не обернулось сменой западных импортёров на азиатских.
С другой стороны, в самом Китае наблюдаются трудности — идёт замедление темпов экономического роста, лихорадит фондовые площадки страны.
Из-за падения объёма валютных поступлений у Астаны возникли проблемы с бюджетным дефицитом. А когда Китай девальвировал юань (перед этим ещё произошло двукратное обесценение рубля), Казахстан был вынужден ответить симметрично — девальвировать свою национальную валюту. Таким образом, зависимость от Китая тоже представляет угрозу для евразийской интеграции. Когда все участники интеграционной группировки обесценивают собственные валюты, это означает борьбу за рыночную долю во внешней торговле.
Если мы пойдём по экстенсивному пути, открываясь для таких мощных игроков как Китай, наша способность преодолеть текущий кризис путём структурной перестройки экономики и её диверсификации станет проблематичной. Резюмируя, интеграция с Китаем нужна, но на других условиях.
Директор Центра исследований международной торговли РАНХиГС Александр Кнобель не разделяет опасений, что расширение ЕАЭС может привести к нежелательным результатам.
— Долгосрочная задача — минимизировать зависимость от внешнеэкономической конъюнктуры всегда оставалась в повестке дня. Понятно, что это будет зависеть от успехов в диверсификации нашей экономики.
Однако эту задачу решают правительства стран-участниц в отдельности. Что касается финансовой сферы, то понятно, что использование наднациональной денежной единицы способно снизить транзакционные затраты всех участников экономической деятельности в ЕАЭС. Кроме того, это означает низкие затраты на хеджирование валютных рисков. Но, опять же, политико-административным путём такие вопросы не решаются. Если российская или какая-либо иная валюта страны, входящей в эту интеграционную группировку, будет демонстрировать устойчивость в течение длительного времени, то её доля во взаимной торговле автоматически увеличится.
Но, к сожалению, в последний год волатильность наших валют настолько высока, что при прочих равных условиях страны будут выбирать уже существующие резервные валюты — доллар или евро.
— А для снижения волатильности, чтобы уйти от долларовой зависимости, необходима уже неоднократно упоминавшаяся диверсификация экономики. — Достижение устойчивости за счёт диверсификации экономики по определению должно предшествовать созданию валютного союза или переходу во взаимных расчётах на национальные валюты.
— Как вы оцениваете возможное расширение ЕАЭС? — Ни Вьетнам, ни Иран, ни Египет, которые ведут переговоры о вступлении в зону свободной торговли со странами ЕАЭС, нельзя назвать крупными игроками.
Обычно больше выигрывает тот, у кого доля ВВП в торговле выше. Например, если брать Израиль, то ему выгодно присоединиться к евразийской ЗСТ. В случае с Индией уже так однозначно сказать нельзя. Тем не менее, Россия получит свою премию, хотя и небольшую.
— А как быть с вьетнамским казусом — Ханой планирует участвовать одновременно в двух ЗСТ: с США в рамках Транстихоокеанского партнёрства и с Россией в евразийском проекте. — Это вполне возможно, и никаких противоречий я не вижу. Одна страна может входить сразу в несколько зон свободной торговли. Россия договорилась об увеличении инвестиций в экономику этой страны в виде создания сборочного производства российских грузовиков. При грамотном подходе можно добиться того, что эти машины будут беспошлинно поставляться на рынки Перу, Мексики или Чили.
— Но ведь возможна и обратная ситуация. Получается, конец санкционной войне? — Существуют правила определения происхождения товаров, которые решают проблему запрещённого реэкспорта.
