2 февраля в Пекине прошла встреча глав МИД России, Индии и Китая. Повестка дня включала вопросы, связанные с конфликтом на Украине, продвижением переговорного процесса по иранской ядерной программе, а также положением на Ближнем Востоке, прежде всего в Сирии и Ираке. Для России эта встреча имела важное значение.
Еще в конце 1990-х Евгений Примаков выдвинул идею объединить Москву, Пекин и Дели в мировой центр силы, альтернативный Западу. Смелый политический замысел, не имевший под собой никаких сколько-нибудь серьезных объективных предпосылок, долгое время пребывал в статусе политической фантазии. Однако в нынешних условиях острого конфликта с Западом эта идея вновь начала витать в воздухе московских околовластных коридоров.
Для объективной оценки альянса «Россия — Индия — Китай»нужно получить ответы на два принципиальных вопроса. 1. Существует ли «пророссийский» курс индийского руководства? 2. Насколько серьезны противоречия между Пекином и Нью-Дели? Эти вопросы настолько переплетены между собой, что порою очень трудно провести грань между тем, где заканчиваются российско-китайские отношения и начинаются проблемы между Нью-Дели и Пекином. Чтобы треугольник был равносторонним, отношения между Россией и Индией должны быть столь же партнерскими, как и с Китаем. К сожалению, это далеко не так. Инерция мышления играет злую шутку с экспертами. Принцип «хинди-руси бхай-бхай» относился к советскому периоду, но почему-то автоматически переносится на день сегодняшний. «Золотая эпоха» в отношениях между Москвой и Дели ушла в прошлое по вполне объективным причинам. Главная из которых — стремительный взлет Индии за последнюю четверть века. Перед нами региональная держава, у которой оформились свои стратегические интересы и появились возможности строить самостоятельные политические комбинации.
Россия, в отличие от СССР, уже не так интересна Индии в качестве стратегического партнера, в том числе и по военно-техническому сотрудничеству, на котором во многом и держались «особые отношения» Москвы и Нью-Дели. Согласно официальным индийским данным, с 2011 г. США являются для них главным поставщиком вооружения и военной техники (ВВТ), Россия — вторым. Нет никаких сомнений в том, что утрата Москвой своих позиций на оружейном рынке Индии продолжится. Это принципиальный курс Нью-Дели, который получил свое подтверждение в ходе трехдневного визита Барака Обамы. После завершения было объявлено, что в правительстве страны на стадии утверждения находится контракт на приобретение 22 американских ударных вертолетов Boeing AH-64E Apache и 15 вертолетов большой грузоподъемности CH-47F Chinook на общую сумму $2,5 млрд. США и Индия заключили соглашение о совместной разработке и производстве миниатюрного беспилотника RQ-11 Raven.
Еще печальнее обстоят дела с товарооборотом. За 2013/14 финансовый год Россия не вошла в десятку основных торговых партнеров Нью-Дели, в то время как США с показателем товарооборота в $61,5 млрд заняли второе место среди основных торговых партнеров Индии. Можно с уверенностью говорить, что Индия не только продолжит развитие партнерских отношений с Соединенными Штатами, но и будет их всячески наращивать. Кстати, визит Обамы имел интересное продолжение. Несколько дней назад в индийской прессе появились сообщения о том, что Вашингтон и Нью-Дели договорились использовать военные базы друг друга, в первую очередь в Индийском океане, для нужд своих вооруженных сил. С военной точки зрения это событие достаточно малозначительное. Но с политической — весьма показательное.
Для индийской правящей элиты сближение с США кажется логичным. Российско-китайские отношения сегодня динамично развиваются, а Пекин считается в Нью-Дели главной стратегической угрозой. Поэтому партнерство с США и ослабление связей с Россией представляются в Индии удачной формой сохранения баланса. Есть еще одно обстоятельство. Индия мало беспокоится по поводу «однополярного мира» и «несправедливости мирового устройства». Для Нью-Дели главным приоритетом остаются собственные проблемы, среди которых рост влияния Пекина рассматривается в качестве первоочередной угрозы. И для ее нейтрализации Индия готова сотрудничать с кем угодно. В качестве примера: во время недавнего визита в страну министра иностранных дел Японии Фумио Кисиды на переговорах с его индийским коллегой Свараджем Сингхом было официально подтверждено стремление двух стран к укреплению кооперации в трёхстороннем формате (с участием США) «перед лицом растущей напористости политики Китая в Азии».
В ходе визита Кисида впервые положительно ответил на недвусмысленные индийские призывы к Японии принять участие в развитии логистически-транспортной инфраструктуры в приграничных с Китаем районах. Эта инфраструктура должна стать одним из важнейших элементов укрепления обороноспособности Индии на так называемой «Линии фактического контроля», неофициальной индийско-китайской границе протяженностью четыре тыс. километров. Хотя стороны постоянно заявляют о прогрессе в урегулировании спорных вопросов, тайная война разведок не прекращается ни на день. Индия утверждает, что Пекин поддерживает разные этнические группы сопротивления на северо-востоке Индии (Мегхалая, Трипура, Мизорам, Нагаленд, Ассам), а Китай упрекает Индию в предоставлении убежища тибетским сепаратистам.
По большому счету, это мелкие уколы. Гораздо серьезнее Нью-Дели воспринимает усиление китайского присутствия в Пакистане. Пекин является крупнейшим поставщиком вооружений в эту страну, активно участвует в модернизации ее вооружённых сил, а кроме того, наращивает экономическое присутствие и уже полностью контролирует порт Гвадар — геостратегический «ключ» от входа в Персидский залив из Индийского океана, расположенный всего в 18 милях от Дубая. Одновременно с этим пакистанский Гвадар — стратегический пункт в реализации одного из направлений китайского «Нового шелкового пути», в рамках которого Пакистан резко повысит свой региональный и международный вес. Это никак не устраивает Нью-Дели, который воспринимает «проект Гвадар» не только как элемент усиления своего традиционного врага, Пакистана, но и как часть китайской стратегии «нити жемчуга» — создания опорных баз в Индийском океане, которыми уже являются Хайнань, острова Лесистые (Woody Islands) недалеко от вьетнамских берегов, Читтагонг (Бангладеш), Ситтуэ и острова Коко (Мьянма), Хамбантота (Шри Ланка), и Сейшелы.
Еще одним «камнем преткновения» в индийско-китайских отношениях стал китайский проект возведения ГЭС на реке Ярлунг-Цангпо, индийское название — Брахмапутра. И дело здесь даже не в уменьшении количества воды для сельского хозяйства Индии, сколько в том, что она сама собиралась строить там электростанцию. При реализации китайского проекта эта стройка будет невозможна. Накануне встречи министров иностранных дел России, Индии и Китая (31 января) в Индии прошли успешные испытания «Агни-5», трёхступенчатой твердотопливной межконтинентальной баллистической ракеты с массой боевой части 1,1 тонны. Дальность — 5 тыс. километров. Восторженно комментируя этот успех, индийские СМИ отмечают, что с принятием ракеты на вооружение большинство китайских городов оказывается в пределах досягаемости для ядерного удара.
В последние годы Пекин и Нью-Дели снизили накал взаимных упреков и обвинений. Китай является первым в десятке основных торговых партнеров Индии. Но это лишь надводная часть айсберга двусторонних отношений. «Под водой» же, скрытая от посторонних взглядов, идет острейшая конкурентная борьба, маскировать которую миролюбивой риторикой получается все хуже. И любые попытки России «сблизить» Китай и Индию, сгладить существующие между ними противоречия во имя создания некоего альтернативного «центра силы» — обречены на провал. Москва не обладает для этого достаточным влиянием.
Если отказаться от глобализма в подходах к треугольнику Россия — Индия — Китай, то в двух аспектах сотрудничество трех стран может быть эффективным — в Афганистане и в отношении экспансии исламского радикализма. В двух этих «пунктах» интересы совпадают. И хотя этим «список совпадений» практически ограничивается, для формирования новой, более выгодной для Москвы архитектуры региональной безопасности его будет вполне достаточно. Создав успешный прецедент сотрудничества на афганском направлении и в борьбе с терроризмом, можно будет двигаться к решению в трехстороннем формате и других проблем.
