Сегодня мы поговорим о том, чем был один ставший вдруг всем известным французский еженедельник.
Начиная разговор о «Charlie Hebdo» и связанной с ним громкой истории, происшедшей в первую декаду января, следует сразу оговорить, что издание это крайне левое (если не сказать — левацкое), резко антиклерикальное и нонконформистское. Также следует особо подчеркнуть, что погибший 7 января 2015 года главный редактор Стефа Шарбоннье был убеждённым атеистом и сторонником Левого фронта — это поможет нам понять, отчего же редакционная политика «Charlie Hebdo» привела к происшедшей драме, оценивать которую как «террористический акт» будет не слишком корректно.
Чтобы разобраться, чем именно занимался (и будет продолжать заниматься, невзирая на громкие события) данный журнал, нужно понимать цели, которые ставила перед собой редколлегия, и называть вещи своими именами — либеральное нытьё о «свободе слова и самовыражения» и прочих «европейских ценностях» мы отметаем сразу. Эти набившие оскомину мантры могут сколько угодно повторять на «Эхе Москвы», но нам требуется докопаться до истины, а не оглашать окрестности приевшимися и ничего не значащими заклинаниями.
А занимались в «Charlie Hebdo» вот чем: маргинализацией, дискредитацией, разрушением морального фундамента и уничтожением статуса и авторитета определённых социальных групп, общественных явлений и институтов, а также политических течений. Которые, по мнению редакции, не соответствовали «современному» (то есть их собственному, крайне левому) взгляду на мироустройство — это борьба с «отжившими своё» идеями и их носителями.
Думается, все помнят, что такое «окно Овертона»: если вкратце, это сдвиг границ идей, которые могут быть восприняты обществом по шкале от «немыслимо», через «радикально», «популярно» и «приемлемо», до состояния «общепринятого правила». Простейший пример «окна Овертона» — избрание Барака Обамы на пост президента США. Если ещё в 50-х годах ХХ века сама идея о том, что «чёрный» может стать президентом, вызвала бы хохот (немыслимо!), то путём долговременного и целенаправленного сдвига «окна» через политику политкорректности «окно» открылось — чернокожие кандидаты на высший пост конца 70-х и начала 80-х Ширли Чисхолм и Джесси Джексон (стадии приемлемости и разумности), затем первый госсекретарь-афроамериканец Колин Пауэлл (разумно и популярно), и в итоге — Обама в кресле президента (принятая всеми норма).
Так вот, господа из «Charlie Hebdo» упорно и целеустремлённо двигали своё «окно Овертона» в общественном мнении по совершенно очевидному направлению: через тактические ходы «смешное не страшно и не авторитетно» и «смешное не должно вызывать уважения», а также «высмеянное — недостойно» — к полной дискредитации своих идейных противников. А именно: религии (любой), правых политических традиционалистских взглядов и, соответственно, политиков данного толка.
Словом, занимались они идеологической и психологической войной — жёсткой, без каких-либо правил, без намёка на уважение «сакрального» с использованием всех доступных провокаций. Абсолютно сознательно. «Для шуток нет запретных тем», кроме того «шутки» зачастую носили непристойный характер с сексуальным подтекстом.
Что ж, если это война — то на войне как на войне. Итог известен.
* * *
В результате событий (я намеренно не использую термин «террористический акт») в офисе «Charlie Hebdo» погибли 12 человек (включая двоих патрульных полицейских), 11 ранены. Налёт был осуществлён по универсальной и общераспространённой на Ближнем Востоке схеме, которую стократно опробовали в Сирии, Ираке, Ливии и прочих проблемных странах: небольшая и хорошо вооружённая группа молниеносно атакует выбранный объект, а затем так же быстро отступает на автомобиле. Озвученная причина — появление в Twitter очередной карикатуры на одного из деятелей ИГИЛ, хотя она появилась там всего за несколько минут до начала стрельбы, а нападавшие, по свидетельствам очевидцев, кричали, что «они отомстили за пророка».
Дальнейший ход событий был предсказуем. При всей декларируемой «свободе» и «терпимости» реакция западного общества на события подобного рода всегда является истерически-тоталитарной: хвалёная и превозносимая «терпимость» моментально исчезает. Мы можем ознакомиться с перлами, вполне достойными журнала «Der Sturmer» эпохи тридцатых годов (тоже, кстати, публиковавшего смешные карикатуры). Приведём цитату из «New Yorker» от 10 января:
«…Казалось бы, не нужно особой смелости и решительности, чтобы рисовать несерьёзные каракули, высмеивая тех, кто, по твоему разумению, издевается над святыней. Но эти погибшие французские карикатуристы были намного смелее большинства из нас, борясь с опасными и непримиримыми противниками нашей цивилизации, имея в своём арсенале лишь огромный талант и умение едко насмехаться. В любой момент мы были готовы осуждать их вроде бы грубые шутки вместо того, чтобы смеяться над тем, как они шутят над непристойностью. А убийцы с чудовищной категоричностью подтвердили, что художники были правы: это был неизбежный, жизненно необходимый вызов во имя свободы».
Здесь прекрасно всё. И «несерьёзные каракули», и «борьба с опасными и непримиримыми противниками цивилизации», и «огромный талант» (кто видел означенные каракули, могут оценить степень этого таланта), а в финале мы имеем «вызов во имя свободы». Вывод очевиден: «свободы», в понимании автора статьи, принципиально не может существовать без глумливой десакрализации чуждых ценностей — ислама и христианства, деятелей церкви, персонажей мусульманской и христианской мифологий et cetera.
Повторимся: всё перечисленное жизненно необходимо для свободы. Так и запишем.
Следующая цитата, «The Financial Times» от 9 января. Тут ещё краше:
«…Бойня в редакции Charlie Hebdo служит нам напоминанием (если нам вообще надо напоминать) о том, что свобода черпает свою жизненную энергию именно из того, что непочтительно и нелицеприятно. <…> С сегодняшнего дня и впредь журнал Charlie Hebdo станет той объединяющей силой, которая будет вдохновлять всех, кто ценит жизнь и смех выше смерти и ханжеского уныния».
Что же получается? «Несерьёзные каракули» с анально-фекальной тематикой должны стать некоей объединяющей силой? Объединять кого с кем? И, главное, для чего? Свобода черпает вот из этого свою жизненную энергию? Вам нужна такая свобода? Черпающая силы из подобного источника?
Вышепривёденные изречения и их перепевы на разные мотивы заполнили первые полосы большинства западных СМИ. Это истерическая составляющая общего вала. Тоталитарная присутствует не в меньшей степени: тут тебе и «обезумевшие преступники» (а почему вдруг они обезумели, хотелось бы узнать? вдруг этому есть какое-то логическое объяснение?), и «непримиримые противники цивилизации», призывы искоренить-уничтожить, оградить «свободу» от гнусных посягательств этих неполиткорректных дикарей и прочие аналогии из упоминавшегося «Der Sturmer» Юлиуса Штрейхера — всё ровно то же самое. Только у Штрейхера были несколько иные акценты — непримиримыми противниками его «цивилизации» были евреи.
* * *
Небольшая ремарка. У смелых и бескомпромиссных карикатуристов «Charlie Hebdo» всё-таки имеются определённые ограничения. Пример тому история от июля 2008 года, когда художник Морис Сине опубликовал в данном издании карикатуру на сына Николя Саркози Жана, женившегося на еврейке, с выводом, что «ради выгодного брака Жан Саркози, наверное, был вынужден перейти в иудаизм».
Думаете, Морису Сине позволили насладиться «свободой слова и самовыражения»? Нет-нет, в данном случае правила «жизненно необходимого вызова во имя свободы» почему-то не сработали, машина забуксовала. Тогдашний главный редактор Филипп Валь назвал эту публикацию «мелочной и лживой», художник был уволен за антисемитизм. Решение об увольнении поприветствовала «Международная Лига против расизма и антисемитизма», карикатуру обругала госпожа министерша культуры Кристин Альбанель: «…Данная карикатура является отражением древних предрассудков, которые должны исчезнуть раз и навсегда».
Вот так. Древние предрассудки. Которые должны исчезнуть. И никакой «свободы»! По крайней мере, в сакрализированных и табуированных областях. Хотя, справедливости ради, надо признать, что карикатуры на ортодоксальных иудеев в издании присутствуют.
Вы удивлены? Я — нет.
* * *
Вернёмся, однако, в современность. Ни для кого не секрет, что «политика толерантности», исходно зародившаяся как метод противодействия тоталитарным идеологиям и прежде всего нацизму и неонацизму, со временем превратилась в монстра куда тоталитарнее, нетерпимее и агрессивнее многих ультраправых и националистических идеологий. Любое противодействие или даже невинное оппонирование в стиле «А не слишком ли мы заигрались в терпимость и мультикультурализм?» моментально отправляют еретика в стан маргиналов (неофашистов, националистов, противников цивилизации; нужное подчеркнуть, недостающее вписать).
И это на фоне того, что впервые за многие столетия в Западной Европе появилось постоянное и неумолимо растущее численно мусульманское население, обладающее принципиально иным набором ценностей. Население, для которого абстрактные европейские «свободы», помноженные на толерантность, не значат ровным счётом ничего, являясь пустым звуком. Больше того, для радикальной части исламского сообщества Европы любое упоминание о терпимости, допустим, к ЛГБТ-сообществу, алкоголю, сексуальной свободе или прямым оскорблениям их религиозных ценностей является даже не раздражителем, а прямым указанием к действию. Что мы и увидели на примере «Charlie Hebdo» — а действовать могут как организации, так и отдельные лица.
Почему автор не использовал слово «теракт»? Да потому что в офисе журнала произошёл не акт терроризма, а массовое убийство по причинам религиозной и культурной ненависти. Акция была направлена на конкретных людей и конкретное издание, тогда как цели «классических» террористов обычно неизбирательны — взрыв или стрельба в любом общественном месте, с целью массового запугивания и максимального привлечения внимания. Примеров тому не счесть.
Погибшие, за исключением полицейских, были непосредственно причастны к оскорблению священных для европейского (и не только) мусульманского сообщества вещей — то есть Корана, Пророка и исламской религии вообще. «Charlie Hebdo» вели идеологическую войну? Они получили военный ответ — разумеется, в понятиях тех, для кого «европейские ценности» не имеют никакого практического или идеологического смысла.
Что же мы имеем? Да вот что: в одном обществе существуют различные группы, обладающие принципиально разной меметикой, сиречь идей как единиц культурной информации. У журнальных леваков и их убийц мемплексы, культурный код, сумма идеологий и мировоззрений не просто не совпадают, а кардинально противоположны. А подобная сумма идеологий всегда и во все времена побуждает одну группу нападать на другие группы — конкурентные, потенциально опасные или просто раздражающие.
Примеров можно привести множество. Древнеримская сатира плебея Гнея Невия, жёстко критиковавшего коррумпированных патрициев, за что поэта изгнали из Рима. Идеологические войны Средневековой Европы с нападками на иудеев и сарацин. Исламский мир не отставал — обличения Аль-Джахиза или Аверроэса, не говоря уже о таких полумифических персонажах, как Ходжа Насреддин!
По существу, 7 января 2015 года одна конкурирующая группа нанесла ответный удар по другой группе, обладающей абсолютно несовпадающей суммой идеологий и мыслей. Удар ассиметричный, но с точки зрения нападавших, Саида и Шерифа Куаши и Хамида Мурада, абсолютно легитимный. А тот факт, что убийцы являлись гражданами Франции, лишь подтверждает неоспоримую истину: французское общество тяжело больно, имея принципиально неразрешимую проблему в виде (пока ещё) меньшинства, не способного разделить его идеологию и ценности, сколько бы ни было произнесено слов о толерантности, терпимости и прочих постиндустриальных химерах.
Вторая группа, а именно представители «Charlie Hebdo», по которым был нанесён целевой удар, в свою очередь на протяжении многих лет целенаправленно и сознательно разжигала религиозную, национальную и социальную рознь в самом буквальном смысле этих слов — и не надо говорить о «свободе слова». Деятельность журнала не имеет к таковой никакого отношения: мы наблюдаем левацкую группу, поддерживаемую определённой частью населения Франции со своей суммой идеологий и системой ценностей, ради продвижения которых все средства хороши. Полное пренебрежение базовыми стандартами этики и вызвало соответствующую реакцию со стороны не менее маргинальной группы. Продолжаться это вечно не могло — вполне естественно, что во взрывоопасной среде нельзя шутить со спичками. Взрыв последовал.
Особое беспокойство вызывает другое: ни современное французское общество, ни государство и пальцем не пошевелили для того, чтобы установить чёткие границы между оскорбительной непристойностью и остроумной критикой. Хотелось бы напомнить, что когда предшественник данного издания, журнал «Hara-Kiri», позволил себе грубо «пошутить» о смерти Шарля де Голля в 1970 году, его попросту прикрыли — тогда в связке «государство–народ» ещё существовала самоцензура и понятия о том, что можно, а что нельзя. Теперь и этот ограничитель снят — смотри пункт о взрывоопасной среде.
Выводы из всей этой истории очевидны.
Во-первых, режим «толерантности» действует только на тех, кто сам готов терпимо относиться к другим — а это уже неразрешимая проблема для Европы XXI века.
Во-вторых, устранение данной проблемы требует глубокой и последовательной реформы с пересмотром миграционного законодательства и корректировкой идеологии, что также в текущей обстановке невозможно.
В-третьих, абсолютно размыта грань между свободой слова и вседозволенностью слова — это ещё один гвоздь в гроб современного европейского мироустройства.
Наконец, в-четвёртых: упомянутые базовые стандарты этики, полностью отвергнутые деятелями из «Charlie Hebdo», очень многим сохраняли жизнь — человечество не зря вырабатывало таковые принципы долгими веками. Нельзя об этом забывать.
Что же до свободы шутить над чем угодно… Европа погрязла в двоемыслии и лицемерии, чему пример украинский кризис. Не им рассуждать, что такое свобода слова. Они не имеют на это никакого морального права.
