Ярынич В. Статья посвящена обоснованию несостоятельности мифа о растущем превосходстве США над Россией в сфере ядерных вооружений. Уникальность последствий гипотетической ядерной войны такова, что ни одна страна, планирующая атаку против ядерного государства, не может исключить риск получения возмездия с неприемлемым ущербом. Однако, чтобы данный сдерживающий фактор действовал эффективно, необходимо количественную оценку риска первой атаки проводить открыто, а решение о приемлемости этого риска принимать всем обществом. При таком подходе понятие ядерного превосходства не может существовать в принципе.
1. Глобализация: военный аспект
Человеческое сообщество неотвратимо движется к новому миропорядку, который сменит международную систему взаимоотношений национальных государств, установленную еще Вестфальским Договором (1648 год) и действующую, с некоторыми коррективами, до настоящего времени. Процесс замены вестфальской системы, называемый сейчас глобализацией, достаточно длителен, и пока неясно, каким будет новое устройство мира – с одним лидером, группой лидеров, или же с реальным равноправием всех его участников. Однако общепризнанно, что инициатором глобализации и ее главным движителем являются Соединенные Штаты Америки, с действий которых и начался данный процесс в конце 20–го века.
Лидерство США в ходе глобализации не случайно. В основе этого процесса лежит бурное развитие новых технологий, в первую очередь – информационных, а американцы давно и уверенно опережают по этому показателю остальные нации. Благодаря эффективному применению новейших технических достижений все большую роль в мировых экономике, финансах, научных исследованиях приобретают могучие транснациональные компании (ТНК), и большинство их штаб–квартир находится на территории США. Можно сказать, что в условиях глобализации Соединенные Штаты – это не просто сверхдержава № 1, а инструмент обеспечения интересов ТНК, продукт сращивания государства и глобальных монополий. Президент Клинтон достаточно откровенно сформулировал данный тезис: «Глобализация – это Америка».
Огромные возможности новых информационных, вычислительных и коммуникационных систем ведут к резкому обострению конкуренции на мировых рынках, и эта тенденция не ослабнет при любом варианте развития процесса глобализации. Американцы не скрывают, что они хотели бы иметь новый миропорядок по схеме с одним лидером. Несмотря на глубокий экономический кризис, они уверены, что их страна будет диктовать миру, как надо жить. И если, действительно, Америка сумеет успешно преодолеть сегодняшние трудности, то мир окажется перед угрозой если и не полной американизации, то «вестернизации». Перед другими государствами, включая Россию, стоит проблема определения своего места и роли в такой, вполне возможной в недалеком будущем, схеме миропорядка.
К средствам достижения гегемонии США, наряду с мощной экономикой и различными политическими приемами, относится также их военная сила. И в ходе глобализации, и при наличии уже сформировавшейся новой системы взаимоотношений государств значение военной силы не только не уменьшится, но и возрастет. Кроме вполне законной и естественной функции защиты от нападения, вооруженные силы государства–лидера получат от мирового сообщества (или присвоят себе сами) право принуждать других участников соблюдать установленные правила игры. При этом важно не то, как такое право будет оформлено юридически, а то, какой реальной силой лидер будет обладать. Эта сила должна обеспечивать такое военное превосходство над страной–нарушителем, какого достаточно для достижения целей принуждения. Здесь, конечно, возможны варианты сценариев – одна страна–нарушитель или их коалиция, одиночные силовые действия государства–лидера или совместно с другими участниками – но суть вопроса при этом не меняется. Суть в том, что нужно иметь определенное реальное превосходство, которое надежно обеспечивает решение проблемы.
В данном контексте военные средства государства можно разделить на две части. Первая часть – это такие виды вооружений, которые уже применялись (и могут применяться в будущем) в реальных боевых действиях. Это так называемое обычное оружие (ОО, или conventional weapons), т.е. все неядерные средства ведения вооруженной борьбы.
Вторая составляющая – это ядерное оружие (ЯО, или nuclear weapons), которое не применялось более 60 лет после трагического «эксперимента» с Хиросимой и Нагасаки, и которое не должно быть использовано впредь потому, что нельзя сравнивать начало 21–го века с 1945–м годом. Тогда существовали только две «бомбочки», и уничтожение с их помощью нескольких сотен тысяч человек закончило вторую мировую войну. Сегодня тысячи гораздо более мощных ядерных боезарядов готовы к немедленному запуску с помощью стратегических ракет, и их старт привел бы к глобальной катастрофе.
США, как и некоторые другие страны, не раз применяли первую составляющую своей военной силы для решения текущих политических задач. Высокая эффективность их обычных вооружений была неоднократно доказана в боевых операциях (Югославия, Афганистан, Ирак). И хотя успех этих операций не всегда создавал условия для последующего полного решения проблем в регионе, нет смысла отрицать действенность данного способа принуждения, по крайней мере – с военно–технической точки зрения. Американцы настойчиво развивают свои обычные вооружения и способы их боевого применения, рассчитывая на это «последнее средство убеждения» в прогнозируемой ими схеме мирового порядка. Наверное, в условиях глобализации метод принуждения с помощью ОО будет каким–то образом узаконен и получит право на использование в тех случаях, когда мировое сообщество сочтет это целесообразным. Совершенно очевидно, что такое разрешение может быть дано лишь для силовых акций против стран, не обладающих ядерным оружием. Совсем другое дело – способы противодействия тем странам, которые этим оружием обладают.
2. Ядерный фактор: виртуальность и реальность
Ядерное оружие является «виртуальным» средством вооруженной борьбы и должно служить исключительно цели сдерживания от нападения на страну, у которой оно есть. Однако, в то же самое время, ядерное оружие существует на самом деле, в нашей реальности, оно поддерживается в готовности к применению, и его уникальные характеристики обуславливают две главные специфические особенности, связанные с наличием этого средства массового уничтожения.
Во–первых, теоретически нельзя отрицать, что в случае успешного применения ЯО возможно решить определенные военные, а, следовательно, и политические задачи. Вопрос «лишь» в том, какие здесь существуют ограничения. И хотя эти ограничения близки к абсолютным, планы ядерной войны продолжают существовать в Пентагоне, в российском Генеральном штабе, в штабах других ядерных стран. Данные планы включают сценарии ответных действий на случай нападения и варианты превентивных (упреждающих, или первых) массированных или избирательных ядерных ударов против как неядерных, так и ядерных стран. Эти планы могут существовать независимо от того, обязалось ли государство не применять ЯО первым.
Во–вторых, сам факт наличия у страны ядерного оружия уже определяет существование опасности его несанкционированного применения (НСП) вследствие технических дефектов, ошибок дежурных расчетов или диверсии. Особенно актуальна эта проблема для США и России, чьи ядерные силы постоянно находятся в высокой готовности к пуску стратегических ракет.
В данной статье более подробно рассматривается первая из двух указанных особенностей ЯО (опасность его санкционированного применения, в том числе – в первой атаке). Однако понятно, что вторая особенность (угроза НСП) по значимости для анализа военного аспекта глобализации ничуть не ниже, хотя бы потому, что несанкционированная ядерная война разом покончила бы с любым миропорядком, по какой глобализационной схеме он ни организован.
Виртуальный характер ядерного фактора не мешает использовать его при решении сугубо практических вопросов. Например, в 80–х годах администрация Рональда Рейгана одной из своих главных задач открыто объявила развал «империи зла», и, до предела взвинтив ракетно–ядерную гонку между Америкой и Советским Союзом, добилась, в конце концов, этой цели. При Джордже Буше–мл. Соединенные Штаты, выйдя из 1972 года Договора по противоракетной обороне (ПРО), фактически прекратили процесс переговоров с Россией о сокращении стратегических вооружений и, ускорив движение по созданию элементов системы ПРО в Америке и Европе, активно использовали эту ситуацию в политических целях. Кабинет Барака Обамы пока не обозначил четко свою реальную позицию по проблеме ядерных вооружений, но нет оснований считать, что этот фактор уйдет в политике США на задний план. Не следует забывать также, что продолжение активной работы в сфере ракетно–ядерных вооружений, включающей перспективные исследования по ПРО, системам управления, разведки и другим направлениям, позволяет американцам поддерживать и увеличивать научно–технологический отрыв не только от своих оппонентов, но и от союзников.
Сегодня, в ускоряющемся процессе глобализации мира, возникает вопрос, при каких условиях можно считать ядерное оружие реальным средством принуждения.
Первый ответ кажется достаточно очевидным: ЯО, как крайняя мера, может быть применено против неядерной страны, если «принудить» ее только с помощью ОО не представляется возможным. Ограничения следующие: это допустимо, если такая акция не угрожает миру в целом, и если заранее возможно принять все меры по минимизации потерь среди мирного населения страны–нарушителя. Данная мера носит исключительный характер, и ее использование вряд ли понадобится на практике, поскольку у страны–лидера и у мирового сообщества в целом будет вполне достаточно других военных средств.
Иная ситуация имеет место с проблемой применения ЯО для принуждения ядерного государства. Если исходить из принятой здесь схемы миропорядка с США в роли единственного лидера, то количество сценариев ограничивается всего двумя: США принуждают Россию, или США принуждают Китай. Конечно, допустимо также говорить о сценариях принуждения Соединенными Штатами своих сегодняшних союзников (Англия, Франция, Израиль) или других возможных будущих противников (Пакистан, Индия, Иран). Но здесь эти варианты не рассматриваются, т.к. развитие событий по первому из указанных видов сценариев маловероятно, а во втором виде сценариев угроза ядерного удара по США пока отодвинута географически. Но, в любом случае, существует некая иерархия ядерных сдерживаний.
Как было отмечено выше, для достижения цели принуждения необходимо иметь военное превосходство. В данной статье речь идет о возможности его получения американцами по отношению к России и Китаю. Без применения ЯО, даже с использованием самых совершенных видов обычного оружия, победить Россию или Китай для Америки весьма проблематично. В прошлом веке она не смогла победить Вьетнам, а сейчас завязла в Ираке и Афганистане. Так что, Соединенным Штатам остается, для надежности, предполагать следующее: чтобы остаться лидером в условиях глобализации, надо иметь превосходство над Россией и Китаем и в ядерном оружии.
Но, что это такое – ядерное превосходство? Как обстоит с ним дело сейчас, и каким оно видится в перспективе? И, вообще, возможно ли с военной точки зрения ядерное превосходство одной страны над другой?
В разгар Холодной войны СССР и США все время пытались достичь ядерного превосходства. Не вникая в суть этого понятия, они сводили все к преимуществу в количестве ядерных боезарядов (БЗ) и средств их доставки, хотя такой подход никоим образом не давал представления о характере и результатах возможного столкновения двух сверхдержав. Достигнув пика в гонке ядерных вооружений, Вашингтон и Москва поняли бессмысленность наличия у каждой из сторон по 10–12 тысяч стратегических БЗ и начали постепенно «спускаться с горки». Пока ядерные арсеналы оставались огромными, стороны делали шаги по тому же самому методу сравнения исходных потенциалов, но с их количественным уравниванием: сначала по 6000 БЗ у каждого, затем по 3500 БЗ, потом по 1700–2200 БЗ. Имевшиеся отклонения в цифрах по отдельным пунктам договоров были следствием различий в самих структурах ядерных сил сторон, но не результатом оценок возможных исходов ядерной войны между ними.
Некоторые эксперты считают, что ядерное противостояние СССР и США было первой моделью глобализации, по крайней мере – в военно–стратегическом смысле. Так, один из известных российских специалистов по политической психологии Николай Алексеевич Косолапов отмечает: «Глобальными были не только идеологические первопричины конфронтации, ее территориальные масштабы, характер вероятных потенциальных последствий ракетно–ядерной войны… Глобальными были, прежде всего, военно–технические системы конфронтации: само оружие, которое могло достичь территории противника с любого направления, под любым азимутом; спутниковые системы разведки, связи и управления; потенциальное противоборство стратегических АПЛ и средств их поражения в Мировом океане и многое другое. Именно эти практические факторы более, чем гипотетические пока последствия ядерной войны (если бы таковая началась), дают основания интерпретировать ракетно–ядерную конфронтацию СССР и США как исторически первую модель практической глобализации.» [1]
Президенты Медведев и Обама в своем «Совместном понимании» от 6.07.2009 наметили очередные рамки арсеналов двух стран с допустимым минимумом стратегических ядерных сил в 1500 боезарядов и 500 носителей для них. [2] Однако, много это или мало? Достаточно ли этого для защиты страны (т.е. надежного сдерживания потенциального агрессора), или же это опять избыточные уровни, и можно будет потом идти дальше? Тогда, почему не сразу же сейчас? Никаких открытых официальных объяснений нет ни из Вашингтона, ни из Москвы. Обывателям предлагается просто принять на веру очередные решения руководства по проблеме, жизненно важной для всех в самом прямом смысле этих слов. В «Совместном понимании» содержится поручение включить в предстоящий новый договор Положение относительно подсчета упомянутых предельных уровней. Т.е. получается так, что сначала лидеры задают цифры, а потом эксперты разрабатывают под них обоснование.
Неопределенность относительно возможностей и последствий применения (как санкционированного, так и случайного) сегодняшних и будущих арсеналов самых мощных средств массового уничтожения не может не вызывать озабоченности. Если ранее, при наличии у США и СССР по десять тысяч стратегических ядерных боезарядов, в незыблемость взаимного сдерживания верилось без труда, а говорить о каком–либо превосходстве друг над другом было просто смешно, то сейчас, при приближении к планке в одну тысячу, вопрос уже не кажется надуманным. Некоторыми экспертами эта проблема называется «дефицитом доверия» к надежности ядерного сдерживания. Кто же, все–таки, выигрывает в этой «гонке наоборот», у кого и когда появится ядерное превосходство, достаточное для принуждения? Смогут ли США с помощью этого фактора заставить русских и китайцев жить по–американски?
3. США: ядерное превосходство?
Полная неясность в оценках надежности взаимного сдерживания создает благоприятные условия для различных предположений, домыслов и спекуляций. Не случайно, что в этой мутной среде некоторыми заинтересованными сторонами раскручивается мнение о растущем ядерном превосходстве США над их партнерами по ядерному клубу, в том числе над Россией.
«Если бы Бога не было, то его следовало бы выдумать». Американцам выгодно, чтобы оппоненты и весь мир считали ядерное превосходство США реальным фактом. Тогда им будет легче доказывать свою силу и претендовать на роль единственного лидера в новой схеме миропорядка.
Конечно, политические и военные лидеры США сами не говорят публично о ядерном превосходстве Америки над Россией. Наоборот, они всячески поддерживают тезис о существующем на сегодня между двумя странами ядерном паритете. Более того, Барак Обама решился даже поддержать популистский лозунг «К миру, свободному от ядерного оружия» (называемый также кратко как Global Zero), хотя никаких идей о путях достижения этой цели им не предлагается. Вместе с тем, на таком пропагандистски привлекательном фоне, имеют место конкретные действия Вашингтона, которые усиливают впечатление о сохранении ведущей роли ядерной составляющей в американском военном потенциале.
Во–первых, в действующих документах по вопросам обеспечения национальной безопасности США подчеркивается, что, несмотря на смену акцентов в сторону парирования новых видов угроз, ядерное оружие и в перспективе останется важнейшим средством сдерживания от нападения на страну. Однако, если под этой перспективой понимать завершение процесса глобализации и учреждение новой системы миропорядка, то что может помешать американцам использовать ядерное оружие также как средство принуждения, пусть и в «самом крайнем» случае? Ведь это будут те же самые ракеты и ядерные боеголовки, командные пункты и средства управления. В техническом плане здесь нет никакой проблемы, и ядерные силы будут готовы к выполнению любой задачи.
Во–вторых, продолжается процесс повышения боевых возможностей ядерных сил и их роли в американском военном потенциале. Совершенствуются как само ядерное оружие и средства его доставки, так и системы обеспечения высокой точности его применения, использующие наземные, воздушные и космические средства разведки, прицеливания и наведения.
Генерал–полковник Виктор Иванович Есин отмечает: «Реализуемые программы модернизации МБР "Минитмен–3, 3M, 3S" предполагают их сохранение на вооружении, по меньшей мере, до 2018–2020 годов. При этом предусмотрено в боевой ступени МБР "Минитмен–3S" установить новую универсальную платформу для размещения одной ядерной боеголовки штатных типов Мк12, Мк12А, Мк21 с мощным комплексом средств преодоления ПРО. В такой комплектации МБР "Минитмен–ЗS" способна будет поражать цели на дальности около 15000 км. Тем самым эта МБР по своим возможностям приближается к орбитальной ракете, способной поражать цели в любой точке земного шара». Согласно свидетельству этого уважаемого эксперта, США планируют разработать «новую боеголовку для БРПЛ "Трайдент–2" в габаритах существующей тяжелой боеголовки Мк5 (500 кт, 190 кг) при мощности, равной или даже несколько меньшей, чем у легкой боеголовки Мк4 (150 кт, 92 кг). Задачей второй очереди считается создание такого боеприпаса для морских и авиационных крылатых ракет.
Предполагается, что к 2030 году весь американский ядерный арсенал будет состоять из таких боеприпасов». Пентагон испытывает «потребность в таких новых видах ядерного оружия, которые позволяли бы поражать ключевые цели в странах, намеревающихся угрожать США, без негативных воздействий на экосферу, мирное население, на контингенты собственных и союзнических войск». [3]. К сказанному можно было бы добавить также продолжение работ в американских лабораториях по созданию так называемых «пенетраторов», т. е. ядерных боезарядов для поражения высокозащищенных подземных объектов (командные пункты, убежища, склады и т.п.).
В ходе периодических американских (как и российских) командно–штабных учений и тренировок отрабатываются действия боевых расчетов в различных сценариях ядерной войны. На главный орган управления ядерными силами США – Стратегическое Командование (STRATCOM) – в последние годы возложен целый ряд дополнительных функций, критически важных для обеспечения эффективного выполнения задач всеми вооруженными силами страны. Согласно официальной информации [4], сегодня этот орган, кроме традиционных для него задач по управлению собственно ядерными силами страны, отвечает также за: обеспечение свободы действий США в космосе и киберпространстве (информационная борьба); проведение ядерных и информационных операций в поддержку действий других видов вооруженных сил; синхронизацию планов по созданию и развертыванию систем ПРО; интеграцию результатов разведки и наблюдения; глобальную систему боевого управления и связи; координацию применения оружия массового поражения в локальных операциях; реализацию концепции «Глобального Удара» (применение стратегических ракет в неядерном оснащении), а также за обеспечение стратегического сдерживания в целом. Недавний глава STRATCOM энергичный генерал Джеймс Картрайт (James Cartwright) является ныне заместителем председателя Комитета начальников штабов, и вполне возможно, что он вскоре займет место своего шефа.
Третье. Показательным в рассматриваемом здесь контексте является поведение Соединенных Штатов на переговорах с Москвой о новом соглашении по сокращению стратегических вооружений взамен заканчивающегося в декабре 2009 года Договора СНВ–1. Несмотря на словесную поддержку идеи «Global Zero», США явно не стремятся идти к нему очень быстро. Цифры новых согласованных президентских рамок по ядерным боезарядам сторон (1500–1675) не так уж сильно отличаются от лимитов Московского 2002 года Договора по СНП (1700–2200). При этом американцы продолжают оставлять за скобками переговоров так называемую проблему возвратного потенциала. По разным оценкам США сохраняют на складах более трех тысяч ядерных боеголовок, которые в любой момент могут быть установлены на свободные места, имеющиеся в тех ракетах, которые несут сегодня боевое дежурство. Россия тоже, в принципе, может использовать свои боезаряды со складов, но ее «возвратный потенциал» значительно ниже (около 1500 боезарядов).
Соединенные Штаты упорно отказываются от ратификации Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) и могут возобновить ядерные взрывы на полигоне в Неваде в любое время, когда сочтут это необходимым. Правда, Барак Обама заявил о том, что его администрация будет добиваться присоединения страны к этому Договору, однако в Конгрессе и влиятельных кругах американского общества существует мощная оппозиция по данной проблеме. Противники Договора прикрывают свою позицию, в частности, таким благовидным предлогом, как необходимость обеспечения безопасности американского ядерного оружия: и, действительно, с технической точки зрения, натурные испытательные взрывы гораздо более информативны, чем любое моделирование в лабораториях.
Наконец, серьезным фактом, который мог бы свидетельствовать о стремлении к ядерном превосходству, являются действия США по развертыванию системы ПРО. Хотя эта система подается обывателю как средство для его зашиты от атак стран–изгоев или террористов, никто не станет отрицать другую роль радаров и ракет–перехватчиков на Аляске, в Калифорнии и Европе. Усиление этого щита автоматически повышает эффективность «меча», т.е. американских наступательных средств, в данном случае – стратегических ядерных ракет. Другое дело, какова эффективность такой системы, и соответственно – насколько может защитить ПРО от возмездия, если Америка решится напасть на какую–либо ядерную страну (особенно, на Россию). Но у всех других членов ядерного клуба противоракетной обороны нет (исключая старую и малоэффективную систему для прикрытия Москвы). Поэтому, если не говорить о каких–то конкретных цифрах, то от впечатления постепенного роста «ядерного превосходства» США никуда, вроде бы, не деться.
К сожалению, это впечатление лишь усиливается из–за позиции российской стороны, в частности – в отношении американских планов по ПРО. Наше руководство и многие эксперты говорят, что на сегодня они не видят угрозы ядерного нападения со стороны США, т.к. наш ядерный ответ был бы однозначно губителен для Америки. И это, конечно же, совершенно верно. В перспективе, по их мнению, наращивание американской системы ПРО будет снижать эффективность российского удара возмездия, и такой вывод тоже, в принципе, правилен. Однако, на этом обоснования российской стороны обрываются. Не приводится никаких количественных доказательств, когда и при каких уровнях ядерных сил сторон и американской ПРО может наступить тот порог, за которым США получат «ядерное превосходство», достаточное для принуждения России. И может ли этот порог вообще наступить когда–либо? Тем не менее, в отсутствие каких–либо официальных опубликованных расчетов, Москва продолжает возражать против американских планов по ПРО, заявляя, что «в будущем» этот фактор может обеспечить американцам ядерное превосходство. А Вашингтон продолжает утверждать, что эти планы не угрожают России, хотя тоже не предъявляет конкретных доказательств с помощью цифр. Кто же из них прав?
Дефицит доверия к устойчивости взаимного ядерного сдерживания между двумя супердержавами создает благоприятную почву для явных провокаций в виде публикаций «независимых исследователей» об уже якобы достигнутом ядерном превосходстве США над Россией (и, тем более, над Китаем). Если такие публикации и не инспирируются прямо Вашингтоном, то в любом случае они ему выгодны. Примером может служить нашумевшая статья двух американских политологов Либера и Пресса (Lieber and Press), опубликованная в 2006 году в весьма солидном журнале “Foreign Affairs”, в которой они пытались доказать, что США могут быстро уничтожить российские ядерные силы без большого риска для самих США. [5] Статья вызвала большой общественный резонанс, и многие эксперты из России и других стран осудили этот явно политизированный и непрофессиональный выпад. Однако примечательно, что американские средства массовой информации почти ничего не сказали своим читателям о негативной реакции на эту статью со стороны специалистов по данной тематике. В частности, ряд ведущих вашингтонских газет под разными предлогами отказался опубликовать опровержение, подготовленное мною и американским ученым Стивеном Старром (Steven Starr), в котором мы достаточно популярно объяснили, почему количественные выкладки этих двух политологов нельзя принимать всерьез. Наша статья была помещена на ряде российских Интернет–сайтов, в т. ч. смотри [6]. В марте 2007 года ее опубликовал канадский Центр исследований проблем глобализации (Centre for Research on Globalization) [7].
Исходя из всего вышесказанного, можно сформулировать следующий вывод: отсутствие публичных количественных оценок рисков развязывания ядерной войны усиливает опасность глобальной катастрофы и не позволяет судить о реальном соотношении сил в сфере ядерных вооружений.
4. Миф
Как было отмечено выше, сам факт существования ядерного оружия создает опасность глобальной катастрофы. Основных причин ее возможного развязывания две: первая – недооценка риска первой атаки при закрытых расчетах и, соответственно, санкционированное (только руководством государства, без публичного согласия) нападение на другую ядерную страну; вторая – внезапные технический дефект, или ошибка дежурного расчета, или диверсия, ведущие к несанкционированному применению ЯО. Вторая из этих причин напрямую связана с продолжающейся высочайшей готовностью американских и российских ядерных ракет к пуску (так называемая hair trigger posture).
Опасность внезапного срыва к глобальной ядерной катастрофе усугубляется действующей до настоящего времени в США и России концепции «пуска по предупреждению» (ответно–встречного удара, или Launch on Warning – LoW), которая принята в качестве главного способа применения ядерных сил. Согласно этой концепции, в случае появления на экранах системы предупреждения сигнала о ракетной атаке на страну следует отвечать массированным ударом немедленно, до первых ядерных взрывов на твоей территории («иначе не успеешь»). На данную тему написано немало, в том числе и автором этих строк [8, 9, 10 ], но здесь мы ограничимся замечанием, что опасность случайного срыва к ядерной войне может быть сведена практически к нулю в случае обоюдного отказа сторон от hair trigger posture и концепции LoW. Это есть идея понижения готовности ядерных сил, или dealerting по американской терминологии.
Важнейшим аспектом в оценке рисков ядерной войны являются ее возможные экологические последствия. В 70–х годах прошлого столетия ученые из многих стран заговорили о «ядерной зиме» – той невыносимой для человеческого обитания среде, которая может сложиться в результате глобальной ядерной катастрофы. Но, начиная с конца периода Холодной войны и до последнего времени, эта тема как–то отошла на задний план. Возможно, ее заслонили те существенные шаги, которые стали предприниматься Америкой и Россией по сокращению ядерных арсеналов. Однако, складывающееся при этом впечатление о снижении уровня экологической опасности обманчиво. Запуск ракет «Сатана» и «Минитмен» с одной – двумя тысячами боеголовок был бы не менее губителен для Земли, чем подрыв арсенала в 10–12 тысяч ядерных зарядов. Последние исследования показывают, что конфликты с применением гораздо меньшего количества ядерного оружия неизбежно приведут к резким изменениям глобального климата с соответствующими катастрофическими последствиями для всего живого на Земле. [11]
Все проблемы, обусловленные фактом наличия в мире ядерного оружия, тесно взаимосвязаны друг с другом, и их решение невозможно без количественной оценки уровня взаимного сдерживания, которое оно обеспечивает.
Метод простого сравнения исходных ядерных потенциалов на сегодня уже непригоден. Он не дает возможности ответить на вопрос, кто же сильнее, и насколько. Возможно ли, действительно, ядерное превосходство США над всеми другими, или это лишь миф, поддерживаемый теми, кому это выгодно?
В 2008–2009 годах группой американских экспертов с участием автора этих строк был выполнен проект, задача которого состояла в получении количественных оценок возможных исходов различных сценариев ядерной войны между США и Россией. Авторы исследования намеревались с помощью этих цифр определить, может ли одна сторона иметь какое–то реальное превосходство над другой в ядерном конфликте, или, другими словами, возможна ли победа в ядерной войне между ними.
Результаты моделирования возможных сценариев, как для сегодняшних условий, так и на перспективу, количественно подтвердили, что ни США, ни Россия не могут, в случае атаки первым, исключить неприемлемый для себя риск ядерного возмездия. Это означает отсутствие какого–либо ядерного превосходства и в мирное время.
Ключевыми для данного исследования явились два момента:
– случайный характер исхода ядерной войны;
– подход к оценке неприемлемости риска.
Относительно первого наиболее важно подчеркнуть следующее. Стократная имитация (разыгрывание) каждого из изучаемых сценариев на статистической модели дает, соответственно, сто величин возмездия, которое может получить напавшая сторона (агрессор). В каждом розыгрыше величина возмездия измеряется количеством ядерных боезарядов, достигших целей на территории страны–агрессора в результате ответных действий страны–жертвы атаки. После ста имитаций сценария получается некоторый набор возможных величин этого возмездия: здесь есть и нули (т.е. полный срыв ответных действий страны–жертвы), и относительно слабые возмездия (2–4 боезаряда), но есть и случаи возмездия в десятки и даже сотни ядерных взрывов на территории страны–агрессора. Последние результаты могут быть весьма маловероятными («нехарактерными»), но, при всем этом, принципиально важно другое: реальная ядерная война может произойти только один раз, и невозможно предсказать, какая величина возмездия получится при этой единственной пробе. Нельзя исключать любое возмездие из тех, которые могут быть. Неопределенным является лишь размер возмездия, но то, что оно может быть получено – это вещь вполне реальная.
Второй принципиально важный момент при оценке надежности сдерживания состоит в том, кто ее проводит. Поскольку последствия ядерной войны между США и Россией были бы губительными для народов этих стран и мира в целом, то возможные исходы ядерной войны должны оцениваться заблаговременно, открыто, на демократической основе, по вполне понятным методикам. Авторы проекта пришли к выводу, что при публикации результатов оценок и их широком общественном обсуждении уровень допустимого риска первой атаки будет кардинально отличаться от того порога, который могут представлять себе за закрытыми дверями высшие военные и политические руководители государства.
В массе открытых источников, включая Интернет, давно опубликованы точные сведения об ядерных силах всех стран, с указанием количества и типов ядерных боезарядов, стратегических и тактических средств их доставки, их дислокации и технических характеристик, систем и способов управления. Нет недостатка и в широко обсуждаемых сценариях применения ядерного оружия в гипотетических конфликтах. Так что, для авторов указанного проекта не было проблемы с выбором исходных данных для моделирования. Этой проблемы не было еще и потому, что для большей достоверности результатов исследования наиболее важные при моделировании переменные параметры (такие, например, как вероятность поражения носителей ЯО) варьировались в очень широких пределах.
Поскольку поддержание hair trigger posture стратегических ядерных ракет есть на сегодня очевидный нонсенс, то в смоделированных в проекте сценариях ядерные силы США и России приводились в действие из состояния пониженной боевой готовности (dealerting). Это обеспечивало гарантированную защиту от несанкционированных действий с ЯО в мирное время и в ходе кризиса, вплоть до самого начала войны. Хотя, конечно, реализация такой разумной меры создавала в модели дополнительные трудности для потенциальной страны–жертвы, т.е. подвергала дополнительному испытанию проверяемую авторами гипотезу о надежности ядерного сдерживания в любых условиях. В разыгрываемых на модели сценариях учитывались и другие факторы, снижающие эффективность ответных действий страны–жертвы: использование атакующей стороной различных неядерных наступательных средств, а также наличие у нее системы противоракетной обороны. Авторами проекта намеренно рассматривались такие сценарии первой атаки, которые были наиболее сложными для страны–жертвы.
Что касается собственно аппарата, использованного в проекте, то он разработан на основе одной из коммерческих статистических имитационных моделей, каких сейчас много в США и России. Как сама созданная для проекта модель, так и порядок работы с ней, достаточно просты, поэтому проведение подобных исследований доступно любому пользователю. Военно–технические и стратегические результаты первой атаки и возмездия (количество пораженных целей с обеих сторон) дополнялись в проекте соответствующими экологическими последствиями для США, России и мира в целом.
Краткий смысл предложенной в проекте схемы ядерного деалертинга сводится к следующему.
Ядерные силы каждой их сторон сгруппированы в три эшелона с различной степенью понижения готовности ракет к пуску.
Первый эшелон (ПЭ) имеет одновременно слабую контрсиловую способность и сильный потенциал для возмездия.
Первое из этих двух качеств обеспечивается, когда оба первых эшелона состоят из равного количества моноблочных ракет шахтного базирования. В этом случае атакующая сторона не в состоянии выделить более одного ядерного боезаряда на каждую шахтную пусковую установку страны–жертвы атаки. Первые эшелоны не должны включать ядерные подводные лодки или ракеты с РГЧ, т.к. в противном случае потенциальный агрессор бы иметь повышенный соблазн напасть первым: например, только одна подлодка способна уничтожить несколько многозарядных пусковых установок и носителей страны–жертвы, включая ее субмарины.
Существующие на сегодня типы американских и российских шахтных пусковых установок имеют относительно высокую выживаемость в том случае, если каждая из них подвергается удару только одной ядерной боеголовкой (вероятность сохранения готовности к пуску на уровне 10–15%). Благодаря этому общепринятому для ШПУ коэффициенту выживаемости ожидаемая доля выживших ракет во всей группировке первого эшелона весьма существенна. В проекте первые эшелоны имели российские ракеты SS–18 и SS–19 и американские Minuteman–III, разгруженные каждая до одного ядерного боезаряда. Чтобы улучшить способность этих ракет к преодолению систем ПРО, на освободившиеся места вместо «лишних» боезарядов установлены дополнительные комплекты ложных целей (decoys).
Что касается второго из вышеприведенных качеств, необходимых для первого эшелона, т.е. сильного потенциала возмездия, то его наличие должно оцениваться через представление потенциального агрессора о возможном поведении стороны, подвергшейся ядерному нападению. Такой подход является естественным и единственно правильным, ибо, по самому определению понятия сдерживания, оценка его эффективности может быть корректной только в том случае, если она проводится стороной, которая должна быть сдержана. Потенциальный агрессор обязан ожидать наихудшего для себя исхода его первой ядерной атаки, поскольку ставка здесь предельно высока: ядерное возмездие выжившими ракетами страны–жертвы. Логика мышления потенциального агрессора подсказывает, что это будет обязательно наибольшее из всех возможных возмездий, и что ударам подвергнутся большие города и другие важные гражданские незащищенные объекты на территории его страны.
Первые эшелоны на обеих сторонах имеют одинаковую степень де–алертинга – 3 часа. Этого времени достаточно, чтобы руководство страны, подвергшейся нападению, могло оценить сложившуюся ситуацию, переприцелить (при необходимости) сохранившиеся ракеты и осуществить ядерный удар возмездия. Вместе с тем, данный интервал недостаточен для того, чтобы нападающий мог с помощью других ударных средств (ядерные нестратегические и неядерные вооружения) сорвать эти ответные действия страны–жертвы.
В целом, упомянутый двойной характер описанного «передового рубежа сдерживания» делает атаку одного первого эшелона против другого бессмысленной. Если группировка первого эшелона достаточно большая, тогда он в одиночку способен обеспечивать надежное сдерживание. Однако, принимая во внимание возможные глубокие сокращения ядерных арсеналов в будущем, целесообразно иметь более избыточную структуру «полной нулевой готовности» ядерных сил сторон. Кроме того, ни США, ни Россия на сегодня не собираются в одночасье ликвидировать все другие типы ядерных носителей и ракет – мобильные грунтовые комплексы, подводные ракетоносцы, бомбардировщики, ракеты с РГЧ. Наконец, необходимо принимать во внимание перспективы развития систем ПРО, новых типов обычных и ядерных вооружений. Вот почему целесообразно иметь в структуре оперативно развернутых ядерных сил второй эшелон.
Второй эшелон (ВЭ) ядерных сил сторон имеет другой характер. В то время как первый эшелон, благодаря его однородному составу (только моноблочные шахтные ракеты) обеспечивает вполне определенную картину возмездия, вклад второго эшелона в ответные действия страны–жертвы может быть весьма разнообразным. Здесь имеет место гораздо больший диапазон возможных величин и вероятностей возмездия. Причина данного разнообразия состоит в составе ВЭ: он может иметь любые типы стратегических ядерных вооружений, включая подводные лодки и ракеты с РГЧ. Одна сохранившаяся после ядерной атаки субмарина добавляет в ответный удар страны–жертвы несколько десятков боезарядов. В проекте российская сторона имела в составе второго эшелона некоторую часть подлодок, мобильных комплексов SS–25, десятизарядных ракет SS–18 «Сатана», а также шахтных и мобильных ракет SS–27. Американский ВЭ включал группировку шахтных комплексов Minuteman–III с РГЧ и несколько подводных ракетоносцев.
Степень понижения готовности ракет второго эшелона равна 24 часам. Это означает, что определенная часть его носителей имеет достаточно времени, чтобы до следующего массированного удара противника (ракетами его второго эшелона) успеть покинуть места своей постоянной дислокации – подлодки выйдут в море, мобильные комплексы на полевые позиции, и т.д. Соответственно, выживаемость таких носителей во второй атаке будет выше. Однако, с другой стороны, носители второго эшелона в ходе восстановления своей готовности будут подвергаться воздействию всех других ударных средств противника – крылатых ракет, высокоточного оружия, средств радиоэлектронной борьбы и др. Следовательно, чтобы получить наивысший сдерживающий эффект от второго эшелона, целесообразно искать оптимальное значение степени его де–алертинга. Возможно, это время должно быть иным.
Значительная степень понижения готовности ракет второго эшелона способствует созданию дополнительного преимущества для потенциальной страны–жертвы. Чем длиннее этот интервал, тем выше вероятность того, что некоторые носители могут завершить восстановление полной готовности до их поражения противником и участвовать в ударе возмездия. Даже небольшое количество таких носителей (назовем их «before” носителями) может существенно увеличить общий результат, поскольку среди них могут оказаться и подлодка, и «Сатана», и другие ракеты с РГЧ. В проекте доля «before» носителей составляла всего 3 %, но они дали прибавку в величине возмездия более чем на четверть.
Указанные различия (можно сказать «неопределенность») в состоянии второго эшелона в многократных розыгрышах войны плюс наличие в его составе многозарядных носителей создают значительный вклад в сдерживание.
Относительно небольшой первый эшелон можно считать «щитом», прикрывающим остальные ядерные силы. Но, даже если он будет полностью разрушен напавшей стороной, у страны–жертвы этой атаки будет достаточно времени, чтобы организовать удар возмездия.
Третий эшелон (ТЭ) включает все остальные стратегические ядерные силы США и России. Степень их де–алертинга составляет два дня или более. Но, может быть, нет особого смысла держать стратегические бомбардировщики, остальные субмарины и МБР в глубоком резерве и, тем самым, оставлять их уязвимыми для ударов противника различными средствами. В принципе, все они могут быть включены в состав вторых эшелонов. Данная проблема может явиться одним из вопросов для последующих переговоров между сторонами, если они достигли соглашения о переходе к двухэшелонной структуре их ядерных сил.
С другой стороны, третий эшелон мог бы служить основным источником для сокращения стратегических ядерных вооружений в соответствии как с двусторонними договоренностями, так и с односторонними шагами, вызванными различными обстоятельствами, включая естественное старение носителей, ракет и инфраструктуры. Действенность двухэшелонного барьера должна периодически оцениваться с учетом реализации таких планов; при этом необходимо принимать во внимание изменения в характере и эффективности наступательных и оборонительных систем вооружений.
Результаты исследования показали, что на сегодня имеется большой запас прочности. Предлагаемая двухэшелонная структура оперативно развернутых ядерных сил способна обеспечивать надежное взаимное сдерживание даже при достаточно низких уровнях ядерных арсеналов.
Ниже, для примера, описаны два сценария, смоделированные в упоминаемом проекте. В этих сценариях за сторону, нападающую первой, приняты США, за страну–жертву атаки – Россия.
Первый пример показывает один из сценариев для структуры сил сторон, которая могла бы иметь место уже сегодня. В первом эшелоне на каждой стороне имелось по 70 моноблочных шахтных ракет, а вторые эшелоны включали каждый 110 носителей различных типов (подводные лодки, шахтные и мобильные комплексы). На каждой стороне общее число носителей в двух эшелонах было равно 180, а боевых блоков – 460. После стократного розыгрыша этого сценария среднее значение российского возмездия (количество ядерных взрывов на территории США) составило 30, а его максимальная величина была равна 91 взрыву. При этом, вклад только одного первого эшелона был равен, соответственно, 6 и 11.
Заметим, что использование средних результатов имеет в данном случае очень условный характер. Реальная ядерная война возможна лишь один раз, и ее исход может быть любым из всех тех, что были получены в ходе многократного моделирования, включая максимальное возмездие. Средние оценки использованы в проекте лишь для большей информативности картины в целом.
Важно отметить другое: во всех ста розыгрышах указанного сценария не было нулевых результатов, т.е. атакующей стороне ни разу не удалось полностью исключить возмездие. При этом его минимальная величина составила 5 ядерных взрывов на территории страны–агрессора.
Для второго примера возьмем один из сценариев, смоделированных на возможную перспективу (скажем, на 2015 год). Здесь общее количество боевых блоков в двух эшелонах было равно 150, а носителей – 50 (в том числе, 20 моноблочных шахтных ракет в первом эшелоне). Минимальная, средняя и максимальная величины российского возмездия составили, соответственно, 2, 9 и 61 боевых блоков, достигших целей.
Что касается экологического аспекта оценки, то во всех розыгрышах ядерной войны между США и Россией по рассмотренным двум сценариям имели место глубокие изменения глобального климата с соответствующими катастрофическими последствиями для всего мира.
В проекте были исследованы сценарии даже с меньшим количеством носителей и ядерных зарядов на них, и во всех случаях атакующей стороне исключить опасность возмездия полностью не удалось. В каждом сценарии среди ста возможных исходов ядерной авантюры имелись такие, где агрессор получал удар хотя бы несколькими боевыми блоками.
Достаточно ли этого для сдерживания?
Для оценки рисков глобальной войны обычный бухгалтерский подход не годится. Перспектива получить в ответ даже только один ядерный «гриб» является достаточно надежным отрезвляющим фактором. Парадоксально, но агрессор, сам того не желая, автоматически назначает объекты на территории его собственной страны, которые будут поражены ответным ударом: ведь он не может заранее знать, какие российские ракеты выдержат его первую атаку и куда они до этого были нацелены. То есть, разрушенными могут быть и Нью–Йорк, и Бостон, и Лос–Анджелес, и любой другой американский объект. Другими словами, все они – заложники, и это обстоятельство намного усиливает эффект сдерживания.
5. Выводы и рекомендации
Как следует из вышесказанного, с помощью статистического моделирования можно показать, что ядерное превосходство США над Россией (или другим ядерным государством) и сегодня, и в перспективе является не более чем мифом. Для получения такого доказательства достаточно при оценке надежности взаимного сдерживания использовать подход, основными принципами которого являются:
– исход ядерной войны непредсказуем;
– катастрофический характер последствий ядерной войны обуславливает необходимость проведения оценки ее возможных исходов открыто, на демократической основе.
При указанном подходе право принятия решения о нападении первым на другое ядерное государство должно принадлежать всему обществу. Конечно, в принципе, нельзя исключить ситуацию, когда такой вопрос может возникнуть. Но тогда проблема будет состоять не столько в том, эффективным ли ожидается подавление противника, сколько в том, насколько велик риск расплаты за такое радикальное решение, как атака против ядерной страны. За все прошлые войны всегда платил народ, но в случае ядерной катастрофы цена была бы несравнимо выше.
Однако, если принять, что ядерного превосходства внутри ядерного клуба нет, тогда может ли существовать между его членами военное превосходство вообще? Конечно, что касается потенциалов обычного (неядерного) оружия, то различия, и очень существенные, здесь есть. Первенство принадлежит Соединенным Штатам Америки. Однако ядерный фактор нивелирует (или перекрывает) это их преимущество. Как бы ни были современны и совершенны обычные вооружения, риск получения хотя бы нескольких ядерных взрывов на своей территории должен сдерживать политиков и военных стратегов от нападения первым.
В процессе глобализации, и затем в уже сложившемся новом устройстве мира, ядерный фактор будет играть такую же важную роль, какую он имел на протяжении всей Холодной войны. Ни одно из ядерных государств не сможет использовать этот козырь в соперничестве с коллегами по «клубу». Значит, лидеру (или лидерам) мира придется рассчитывать здесь на другие, не такие абстрактные, а более реальные рычаги – в первую очередь, на экономическую мощь государства.
Означает ли это, что наличие у государства ядерного оружия есть панацея от всех бед в условиях глобализации? И что мир без ядерного оружия есть пустая, популистская идея, реализация которой невозможна? Определенно, нет. Результаты моделирования сценариев с весьма низкими исходными ядерными арсеналами сторон показывают, что и в этих условиях взаимное сдерживание остается надежным. Переход на разумную открытую оценку «допустимого» риска позволил бы пойти по пути сокращения стратегических вооружений намного дальше – от сегодняшних тысяч боезарядов до их сотен, и даже десятков на каждой из сторон.
Сегодняшние предложения относительно этапов продвижения к «ядерному нулю» грешат одним общим недостатком: в них не говорится, как доказывать допустимость каждого из шагов по снижению имеющихся арсеналов. Предлагаемый в данной статье подход мог бы помочь создать согласованный между всеми заинтересованными сторонами рабочий инструмент для получения понятных, публичных обоснований возможности последующих очень глубоких сокращений вооружений.
Идея Global Zero, сама по себе, заманчива и благородна, и найти ей достойную альтернативу нелегко. Нет сомнений, что при всех трудностях ее реализации, США и Россия, а за ними и остальные государства, так или иначе, но придут в недалеком будущем к разумным минимумам своих ядерных вооружений. Инициаторы Global Zero кампании считают, что достижение этого минимума может произойти на рубеже 2025–2030 годов. А далее перед миром встанет проблема совсем иного свойства: как перепрыгнуть в полный нуль, т.е. полностью уничтожить и эти «минимально достаточные» ядерные арсеналы?
Рассмотрение указанной сложной проблемы выходит за рамки данной статьи. Отметим лишь, что, рано или поздно, на смену «грязному» ядерному оружию придут новые, «чистые», но не менее эффективные, средства массового поражения. Такие разработки ведутся, и в выигрыше окажутся те страны, где им придается большое значение уже сейчас. А те государства, которые будут продолжать держаться за «ядерную дубину», попадут в разряд реальных изгоев. В конце концов, они потеряют этот свой последний козырь, и, не имея для него полноценной замены, окажутся в полной зависимости от лидеров нового мира.
Но это пока еще относительно далекая перспектива. А сегодня на повестке – дальнейшие шаги по снижению ядерных арсеналов. Наверное, не так уж принципиально, какие причины лежат в основе этих действий США и России – политические, военно–технические, экономические (влияние кризиса), или же все они вместе взятые. Важно другое: мы должны знать, что это безопасно для нашей страны и мира в целом. Мы должны быть уверены, что эти шаги продуманы и обоснованы. Мы должны понимать, как эти решения принимаются.
Чтобы наметить пути решения проблемы открытости в этой важнейшей сфере, можно обратиться к читателю со следующими краткими вопросами, последовательно вытекающими один из другого:
1. Известны ли Вам какие–нибудь опубликованные метод или модель, которые используются сейчас Соединенными Штатами и Россией в их переговорах по сокращению стратегических вооружений для того, чтобы определять, какое количество ядерного оружия в их арсеналах достаточно для обеспечения сдерживания?
2. Если ответ на вопрос № 1 есть «НЕТ», тогда: Считаете ли Вы, что в ходе секретных, неконтролируемых обществом расчетов лидеры США и/или России могут получить такой результат, который убедит их в том, что атака против России (США) допустима, т.к. при этом нет риска, или что он «вполне приемлем»?
3. Если ответ на вопрос № 2 есть «ДА», тогда: Полагаете ли Вы, что лидеры США и/или России, имея такой результат проведенных ранее секретных расчетов, могли бы в критический момент очередного острого международного кризиса, в условиях высочайшей готовности их ядерных сил и жесткого лимита времени на принятие решения, нанести импульсивно ядерный удар по России (США) без согласования этого шага с народом своей страны?
4. Если ответ на вопрос № 3 есть «ДА», тогда: Думаете ли Вы, что право на принятие решения об атаке первым против любого ядерного государства должно принадлежать всем членам общества, а не небольшой группе высших военных и политических лидеров?
5. Если ответ на вопрос № 4 есть «ДА», тогда: Полезно ли создать в США и России специальные неправительственные организации, которые бы проводили количественную оценку всех рисков, связанных с первой атакой против любого ядерного государства, и периодически публиковали как результаты этой оценки, так и метод, с помощью которого они получены?
6. Если ответ на вопрос № 5 есть «ДА», тогда: Должна ли такая оценка проводиться совместно российской и американской организациями, чтобы быть уверенными в том, что получаемые выводы не являются тенденциозными или односторонними, а основываются на общем понимании между обеими странами и остальным миром?
Наиболее естественными представляются ответы «Нет» на первый вопрос и «Да» на все остальные. Выполнение рекомендаций, содержащихся в двух последних пунктах, вполне реально, и это позволило бы разрешить некоторые парадоксы, свойственные такому уникальному феномену, как взаимное ядерное сдерживание.
[5]Lieber and Press. The Rise of U.S. Nuclear Primacy. “Foreign Affairs”, March/April 2006.
[6]Валерий Ярынич и Стивен Старр (Steven Starr, США). Ядерное первенство – заблуждение. Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ. 25.05.2006. www.armscontrol.ru
[8]Ярынич В.Е. Проблемы СНВ–ПРО нет. Журнал «Отечественные записки» № 8, 2002.
[9]Valery Yarynich. C3: Nuclear Command, Control Cooperation, CDI, Washington D.C., 2003, 291 pages.
[10]Ярынич В.Е. Убрать палец с "курка". (Комментарий к докладу ИСКРАН по проблеме снижения взаимных ядерных рисков между Россией и США), Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ, 2004. – http://www.armscontrol.ru/pubs/vyy040827b.htm
[11]O.B. Toon, R.P. Turco, A. Robock, C. Bardeen, L. Oman, and G.L. Stenchikov. Атмосферные эффекты и социальные последствия региональных ядерных конфликтов и актов ядерного терроризма. Источник: rodon.org.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам. Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+
Статья посвящена обоснованию несостоятельности мифа о растущем превосходстве США над Россией в сфере ядерных вооружений. Уникальность последствий гипотетической ядерной войны такова, что ни одна страна, планирующая атаку против ядерного государства, не может исключить риск получения возмездия с неприемлемым ущербом. Однако, чтобы данный сдерживающий фактор действовал эффективно, необходимо количественную оценку риска первой атаки проводить открыто, а решение о приемлемости этого риска принимать всем обществом. При таком подходе понятие ядерного превосходства не может существовать в принципе. 
