Польша, Русь и государственные интересы

От редакции KM.RU. Предлагаемая вашему вниманию статья публициста, сотрудника Института истории Польской академии наук Анджея Романовского показалась нам интересной, потому как ясно дает понять, что даже в столь русофобской стране, как Польша, есть зравомыслящие люди. Да, он пишет про «аннексию» Крыма, но при этом ставит весьма неутешительный диагноз и польским политикам, и польскому обществу как таковому. По сути, он называет его неадекватным, по крайней мере в той части, что касается отношения к России.

Мартовская аннексия Крыма Россией — это беспрецедентное событие в послевоенной Европе. Неслучайно одной из напрашивающихся аналогий кажутся действия Адольфа Гитлера в 1938 году. Однако из таких сравнений мало что следует.

В глазах Востока

Россия чувствует себя наследницей Руси. Киев — это ее колыбель, святое место. Регион Донецка и Луганска находился на территории московского государства уже тогда, когда его колонизировали украинские казаки.

Крым был завоеван Россией в XVIII веке и населен преимущественно русскими (Украине он был подарен всего 60 лет назад), а Севастополь до сих пор остается символом славы русского оружия. К историческим соображениям добавляются экономические: шахты, металлургические заводы и фабрики Донецкого угольного бассейна создавались не для Украины, а для нужд всей империи. И, возможно, самый важный аспект, на который недавно обратил внимание профессор Адам Ротфельд: опасения, что Украина скопирует западные образцы, которые будут убийственными для путинского режима.

Между тем, несмотря на все эти обстоятельства, последняя четверть века показала, что Россия готова принять существование отдельной Украины. Насколько это было бы закреплено формально - конечно, другой вопрос. Но стоит отметить, что после 1989 года территория господства или влияния России постоянно сокращалась (исключения здесь представляют подавление бунта чеченцев и взятие под контроль части территории Грузии: Абхазии и Южной Осетии). В истории страны, которая путем систематических завоеваний расширяла свои земли с XV по XX век, это явление было новым. Несмотря на это, в Польше преобладает желание, чтобы Россия отступала и дальше.

Но если в дни оранжевой революции даже Путин проявил сдержанность, сложно вообразить чтобы не только он, но Михаил Горбачев или Борис Ельцин когда-либо согласились на уход Украины в западный мир. О Западной Украине еще можно было бы поразмышлять (и наверняка неслучайно Владимир Жириновский прощупывал возможность поделиться этой территорией с Польшей), но русскоязычный восток?! В любом случае, Горбачев сразу же поддержал аннексию Крыма.

Профессор Ян Видацкий недавно писал: «Были шансы, что в течение двух поколений Украина унифицируется: ее жители, рожденные в независимой республике почувствуют себя гражданами одного государства. Нужно было время и спокойствие. Западной Европе и Польше следует продолжать мудро поддерживать украинские эволюционные процессы. (...) Постепенно, но систематически сближать ее с западным миром, не раздражая при этом Россию. Позволить лавировать между Москвой и Западом, но одновременно шаг за шагом связывать с Европой. Элементарное знакомство с восточноевропейскими реалиями подсказывало, что резкого притяжения к Западу или Востоку Украина в качестве государства может не выдержать и распасться. И что же было сделано? Как раз все то, чего делать было нельзя. К сожалению, немалую лепту в украинскую драму внесли польские политики. Украину хотели резко освободить от российского влияния, обманывая нереальной в ближайшие годы идеей принятия в Евросоюз» (Przegląd, № 20).

Наша ответственность

Действительно. Поощряя стремление украинцев создать «такую же систему, как на Западе», Польша поддерживала все действия, направленные против президента Виктора Януковича и, как в 2008 году в Грузии, высказывалась в пользу всего, что только может навредить России. Эти шаги были рискованными, но имели ли они какой-то смысл?

На самом ли деле под управлением Януковича Украина могла превратиться в российский протекторат? Это большое и густонаселенное государство, "подвешенное" между Россией и Западом, дружественное и Москве, и Западу (хотя первой, несомненно, больше) было бы тогда, правда, обречено на дрейф, не превратилось бы в страну мечты (в особенности для украинцев из Львова), но одновременно сохранило бы территориальную целостность и ощущение безопасности.

У Украины Януковича были, по крайней мере, теоретические шансы стать европейским связующим звеном, страной европейского баланса. Однако, такой вариант в Польше не рассматривался. В раздирающем Украину конфликте наша общественность, а отчасти и руководство встали на сторону противоположную украинской законной власти, обладавшей демократическим мандатом.

Мы также не рассматривали варианта регионализации Украины. Наши публицисты били в набат: это первый шаг к распаду государства! Это действительно могло произойти, но стал ли риск распада меньше сейчас, когда уже не первый месяц полыхает украинский восток? Если бы украинские власти в свое время предложили проект регионализации, они бы отобрали у России основной козырь. Москва нашла бы новый предлог? Возможно. Но даже если принять, что цель России — это поглощение Украины (что вполне вероятно), сомнительно, что мир это допустит.

Десять лет назад я был энтузиастом оранжевой революции, а мой сын ездил в Киев участвовать в манифестациях вместе с украинцами. Но к аналогичной польской солидарности в 2013-2014, уже в иных политических условиях, я отнесся негативно. Чего мы хотели: помочь Украине или насолить набирающей силу России?

В июле 2012 года мы с сыном наблюдали в Львове протестные акции против принятого закона об основах языковой политики. Мне были понятны сомнения по поводу закона, я понимал его неоднозначность (с точки зрения украинцев), но ненависть к «говорящим иначе», к русскоязычным, не желающим становиться людьми второй категории, меня шокировала. Так, думал я, государство не построишь.

Наша русофобия

Созданная Путиным политическая система настолько же анахронична, насколько опасна. В Польше и Европе она вызывает страх, а потом — желание сопротивления, жажду мести. Но Путин когда-нибудь уйдет, а Россия останется. Так что лучше нанести друг другу как можно меньше взаимных ран, чтобы, когда конъюнктура улучшится, вернуться к отношениям, перспектива которых вырисовывалась на рубеже 90-х.

Ведь у России - много имен. Даже неволя, которую она принесла Польше или Украине (гораздо больше именно ей), не только создала массу зла, но и (попутно, парадоксальным образом) немало положительных вещей. В конце концов объединение украинских земель с XVIII до XX века было бы невообразимо без российского, а потом советского оружия. С учетом соответствующих различий эту формулу можно отнести к современной Польше. «Можно сказать, что Польша существует по воле и милости Сталина», — писал Чеслав Милош в книге «Год охотника».

После волн заморозков в России наступают волны оттепели. А наряду с антипольской враждебностью там всегда были огромные сферы приязни, дружелюбия, интереса и даже пропольского снобизма. Так что фундамент, особенно в период российской открытости, был. Но даже если бы его не существовало, актуальным остается воззвание Циприана Норвида: «Гранича с Россией, следует иметь в ней свою партию».

Но чтобы иметь такую партию, следует сперва понять Россию. На взаимном понимании польской и российской исторической миссии строили когда-то свои политические концепции Адам Чарторыйский, Александр Велепольский, Роман Дмовский.

Сейчас, укрепившись в НАТО и ЕС, мы взяли Россию в скобки и лишь время от времени пытаемся ее дразнить. Но в целом мы предоставили ее самой себе: с ее комплексами и фрустрацией от «крупнейшей геополитической катастрофы XX века». Мы перестали интересоваться присутствием польской культуры в России, не озаботились «польской партией».

И какими бы разными ни были мнения польской общественности на тему России, сильнее всего проявляет себя специфический польский патриотизм. Специфический - потому что примитивный. Его императив — это попытки навредить России везде, где это возможно, в наивной вере, что это отодвинет ее дальше от наших границ. (Томаш Сакевич уже призывает отправить на Украину польский корпус). Никто не учитывает того, что эффект таких действий может быть обратным: он разбудит в россиянах дух обороны.

«Мы здесь, чтобы вступить в борьбу», — кричал 12 августа 2008 года в Тбилиси польский президент Лех Качиньский. И сложно найти лучший пример фанфаронады: пустого раздражения России и отсутствия ответственности за собственные слова.

Польша демонстрирует (в личных контактах - все иначе), как сильно она не любит Россию. Наш дискурс в отношении этой страны выглядит в лучшем случае покровительственным, ироничным, выискивающим всюду (даже в сочинской Олимпиаде) имперские тенденции, он слеп ко всему, что могло бы вызвать к России симпатию. Однако польская русофобия проистекает не только (и, пожалуй, не в первую очередь) из травм эпохи неволи. Грунтом для него служит уходящая корнями в сарматизм убежденность в польском культурном превосходстве. Может быть, стоит напомнить, что по улицам Варшавы лились сточные воды, пока туда не приехал царский генерал Сократ Старынкевич и не устроил там канализацию.

Польская русофобия не имеет особого политического значения, однако она усиливает реваншистские настроения в Кремле. Жаль, что в предыдущую четверть века мы не искали возможности совершить в отношении Москвы какой-нибудь жест дружбы, демонстрирующий ей, что в политике открытости есть смысл. Что бы, например, стало, если бы в Варшаве, на улице Медовой 10, на дворце Морштынов повесить доску с информацией, что с 14 июля по 4 сентября 1707 года там гостил царь Петр I? Он оставил плохой след в польской истории? Но как раз тогда он прибыл к нам в качестве союзника законного польского короля.

Наш проигрыш

Охваченные близоруким, хотя и понятным стремлением обеспечить свою безопасность, мы показали России, что относимся к ней недружелюбно. Но мы доказали и нечто более важное: что российская открытая политика, начатая Горбачевым и продолженная Ельциным и даже Путиным, который пять лет назад произносил в Гданьске революционные для русского уха слова, — это путь к политическому краху.

«Общий европейский дом» оказался местом, из которого Россию старались выгнать, и где озвучивались антироссийские фобии, граничившие порой с паранойей. Между тем у Польши, достигнувшей стратегических целей, то есть членства в НАТО и ЕС, не было никакого повода занимать в отношении Москвы агрессивную позицию. Нам следовало быть не ястребами, а, скорее, голубями — медиаторами. Особенно сейчас, когда в Евросоюзе, в том числе в нашем регионе (смотри позицию Венгрии или Словакии) в деле Украины далеко до единодушия, Польша, будучи ястребом, рискует будущим и утрачивает эффективность в настоящем.

Мы проигрываем не потому, что мы недооценивали российскую угрозу. Мы проигрываем, потому что переоценивали ее. Ведь не каждый шаг России в прошлом был нацелен на конфронтацию. Сравнивая российско-немецкий газовый контракт с Пактом Молотова — Риббентропа, мы сами выставили себя в невыгодном свете. Представляется, что выросшие из движения «Солидарность» политические элиты, которые руководствуются этосом борьбы, а одновременно некритически относятся к себе самим, не смогли справиться с угрозой, когда та стала реальной.

Сейчас, как когда-то Лех Качиньский, мы много говорим, протестуем, обличаем и требуем санкций, соревнуясь вдобавок в радикализме. Но у нас нет идей относительно России и добрососедских отношений с ней, и если у нас закончатся к ней претензии, мы хотя бы начнем требовать признать катынское преступление геноцидом.

Выхода из российско-украинской конфронтации пока не видно. России, цитируя выражение начала Великой Отечественной войны, отступать некуда. Она не может отпустить Украину, иначе возникнет государство еще более антироссийское, чем Польша. Но отступать некуда и Украине: ведь она не может торговать собственной территорией. В свою очередь, Европа, помня опыт Мюнхена, осознает, что пересмотр границ — это путь в пропасть. Ведь Гитлер тоже говорил, что Судеты — это «его последнее территориальное требование».

Эти противоречия невозможно разрешить безболезненно. Есть два выхода: открытая война или «вторая Ялта». И нельзя допустить ни того, ни другого.

Какой урок нам следует вынести из украинского конфликта? Постоянным фактором польской политики была и остается Россия. Так что нужно думать. И лучше не задним умом. Хотя лучше поздно, чем никогда.